(no subject)
В шесть лет я качалась на качелях с Ромкой. Редкостные, высокие качели были у нас во дворе, просто отличные. Ромка был старше и раскачал нас на славу. Качели выстреливали нами прямо в небо, мы кричали друг другу - смотри, я подлетаю! А потом начали подпрыгивать, чтобы продлить момент полета. И подпрыгнув в очередной раз, я вдруг без всякого испуга поняла, что это слишком высоко, и приземлиться (то есть прикачелиться) я не успею. В полном спокойствии я созерцала как доска медленно-медленно уплывает у меня из-под ног в темноту, потом с боков тоже подступила темнота, и все померкло и замолкло.
Я открыла глаза и увидела яркие малиновые цветы на шелковом диванном покрывале. И цветы, и диван и комната были несказанно красивы, красочны и отчетливы. Ярко-ярко синел кусочек неба в окне. Удивительная тишина в комнате и созвучный ей удивительный покой внутри. Со двора доносилось ритмичное железное чириканье качелей, продолжалась солнечная летняя жизнь, но я почувствовала, что она теперь другая. Настоящая. И я теперь тоже настоящая. Я лежала словно под огромным хрустальным куполом невиданной чистоты и тишины, который накрывал весь мир. Я лежала в его центре, и в то же время была всем остальным, центром, который везде. И я была совершенно взрослой, абсолютно взрослой - как этот мир, равный мне.
Вошла мама, вокруг нее рябило - рябь тревоги и страха так контрастировала с общим чистейшим фоном. Нужно было что-то сказать, чтобы успокоить ее. Кроме того, нужно было сказать что-то такое, чтобы она почувствовала себя хозяйкой положения.
- Я что ли откуда-то упала? - спросила я, притворяясь маленькой и несведущей.
- Ты с качели упала, - горестно ответила мама.
И все закончилось. Все перестало быть настоящим. И я перестала быть настоящей. Но в последнее мгновение, соскальзывая в привычный мир, снисходительно подумала: «Ладно, возвращаюсь в игру»…