Помни о Глебе!
Помните, я рассказывала про десятиклассника Глеба: он ещё объяснял отличнице Маше, как можно руку сломать, чтобы получить освобождение от ЕГЭ? Ну так вот. Глеб снова пришёл ко мне на курсы. Я рада Глебу. Он же теперь моя напоминалка о "просто делай своё дело", "просто учи" и о "не ты в центре этого мира".
Преподавателю - да что там преподавателю! любому из нас! - нужны две напоминалки одновременно. Одна - та, которая была эпиграфом в каждом выпуске газеты "Первое сентября: "Вы блестящий учитель (родитель, строитель, врач, журналист, электрик, водитель троллейбуса, выращиватель гладиолусов...), у вас прекрасные ученики", а другая - "Помни о Глебе!". О Глебе с его ребром ладони. Правда, Глебы бродят повсюду, а мы, если и слышим, что прекрасные, то редко так. Скажет кто-ниудь еле слышно.
Генриетта Наумовна Яновская в "Что это было?" рассказывает, как после премьеры "Собачьего сердца" артисты подарили ей серебряное украшение, ошейник. На нём была надпись, цитата из их спектакля: "Ошейник - это значит навсегда". Яновская же не главным режиссёром в МТЮЗ пришла, она пришла ставить "Собачье сердце", и подарок означал признание труппы. Он был знаком преданности. Поэтому Генриетта Наумовна ошейник этот не снимала, даже ложась спать.
И вот дальше:
"А потом мы начали ставить "Соловья" Андерсена. Я всё время боялась подступиться к тому, каков Соловей, что это - Соловей. И когда вдруг случилось, я нашла (это была очень счастливая минута, редко бывают репетиции на таком взлёте, очень редко), вдруг услышала сбоку два голоса любимых артистов. Один спросил: "Что, мы ночевать в театре будем?" И я, ещё улыбаясь, повернулась и говорю: "Который час?". И ответ открытым звуком трамвайного голоса: "Первый час". Я сказала: "Репетиция окончена", - и ушла. Назавтра я пришла в театр без ошейника. Я никогда его больше не надевала".
Твоё воодушевление не есть воодушевление другого. Как и счастье. Как и интерес.
И всё-таки пусть я тут буду для вас другая, не "Помни о Глебе!" напоминалка: "Дорогие мои Юля, Аня, Алла, Женя, Катя, Лена, Люба, Ира, Катя, Вероничка, Даша, Инна, Лена, Гуля... Дорогие мои! Вы прекрасные люди!"
А книгу продолжаю советовать. Интонация разговора сохранена идеально, и всё время чувство присутствия: как будто сидишь рядом, замерев от счастья, что вот можно сидеть рядом, и слушать, и хохотать в голос, и плакать.
Ну ладно, раз уж начала рассказывать про книгу, объясню, почему после истории с ошейником Кама Миронович добавил: "Вот вам и капустка в сухарях".
Почти в начале книги Генриетта Наумовна вспоминает, как ставила "Варшавскую мелодию", свой дипломный спектакль:
"Я репетировала тщательно. Готовилась, придумывала дома каждую сцену, билась над тем, чтобы каждую сцену "решить". И вот - встреча Гели и Виктора в кафе в Варшаве. Ох, как я любила эту сцену потом! Но сначала ничего не получалось. Я не понимала, на что её "посадить", как найти стержень. Ну, вспоминают герои про свою любовь, ну и что? Всё было пустое, слова, слова, слова... У меня не просто неудачная репетиция, а ощущение конца света... Я чувствую себя, как будто меня избили палками, забросали камнями, и внутри меня ворочается, поднимается какой-то кошмар. Я объявляю конец репетиции и сижу в зале, раздавленная, не шевелясь. И вдруг слышу два голоса какие-то. Не сразу понимаю, что это мои актёры разговаривают (они муж и жена были). Один говорит: "Сейчас придём домой..." Второй: "...поджарим цветную капусточку..." Первый: "...в сухарях". Второй: "...и с огурчиком".
Картинку Анны Силивончик добавила, чтобы "закольцевать Глеба".
Преподавателю - да что там преподавателю! любому из нас! - нужны две напоминалки одновременно. Одна - та, которая была эпиграфом в каждом выпуске газеты "Первое сентября: "Вы блестящий учитель (родитель, строитель, врач, журналист, электрик, водитель троллейбуса, выращиватель гладиолусов...), у вас прекрасные ученики", а другая - "Помни о Глебе!". О Глебе с его ребром ладони. Правда, Глебы бродят повсюду, а мы, если и слышим, что прекрасные, то редко так. Скажет кто-ниудь еле слышно.
Генриетта Наумовна Яновская в "Что это было?" рассказывает, как после премьеры "Собачьего сердца" артисты подарили ей серебряное украшение, ошейник. На нём была надпись, цитата из их спектакля: "Ошейник - это значит навсегда". Яновская же не главным режиссёром в МТЮЗ пришла, она пришла ставить "Собачье сердце", и подарок означал признание труппы. Он был знаком преданности. Поэтому Генриетта Наумовна ошейник этот не снимала, даже ложась спать.
И вот дальше:
"А потом мы начали ставить "Соловья" Андерсена. Я всё время боялась подступиться к тому, каков Соловей, что это - Соловей. И когда вдруг случилось, я нашла (это была очень счастливая минута, редко бывают репетиции на таком взлёте, очень редко), вдруг услышала сбоку два голоса любимых артистов. Один спросил: "Что, мы ночевать в театре будем?" И я, ещё улыбаясь, повернулась и говорю: "Который час?". И ответ открытым звуком трамвайного голоса: "Первый час". Я сказала: "Репетиция окончена", - и ушла. Назавтра я пришла в театр без ошейника. Я никогда его больше не надевала".
Твоё воодушевление не есть воодушевление другого. Как и счастье. Как и интерес.
И всё-таки пусть я тут буду для вас другая, не "Помни о Глебе!" напоминалка: "Дорогие мои Юля, Аня, Алла, Женя, Катя, Лена, Люба, Ира, Катя, Вероничка, Даша, Инна, Лена, Гуля... Дорогие мои! Вы прекрасные люди!"
А книгу продолжаю советовать. Интонация разговора сохранена идеально, и всё время чувство присутствия: как будто сидишь рядом, замерев от счастья, что вот можно сидеть рядом, и слушать, и хохотать в голос, и плакать.
Ну ладно, раз уж начала рассказывать про книгу, объясню, почему после истории с ошейником Кама Миронович добавил: "Вот вам и капустка в сухарях".
Почти в начале книги Генриетта Наумовна вспоминает, как ставила "Варшавскую мелодию", свой дипломный спектакль:
"Я репетировала тщательно. Готовилась, придумывала дома каждую сцену, билась над тем, чтобы каждую сцену "решить". И вот - встреча Гели и Виктора в кафе в Варшаве. Ох, как я любила эту сцену потом! Но сначала ничего не получалось. Я не понимала, на что её "посадить", как найти стержень. Ну, вспоминают герои про свою любовь, ну и что? Всё было пустое, слова, слова, слова... У меня не просто неудачная репетиция, а ощущение конца света... Я чувствую себя, как будто меня избили палками, забросали камнями, и внутри меня ворочается, поднимается какой-то кошмар. Я объявляю конец репетиции и сижу в зале, раздавленная, не шевелясь. И вдруг слышу два голоса какие-то. Не сразу понимаю, что это мои актёры разговаривают (они муж и жена были). Один говорит: "Сейчас придём домой..." Второй: "...поджарим цветную капусточку..." Первый: "...в сухарях". Второй: "...и с огурчиком".
Картинку Анны Силивончик добавила, чтобы "закольцевать Глеба".