Печаль прощания
Картина Екатерины Калиновской
Вот здесь я писала уже о моей любимой радиопередаче "Литературная аптека": http://iamaglika.livejournal.com/3394.html#comments Теперь я её слушаю на сайте MOSKVA FM http://www.moskva.fm/arc/stations/FM_66.44/20111013 , на страничке "Радио России". Вчера нашла в архиве очередной четверг, 13 сентября, и слушала чудесный выпуск, посвящённый печали прощания с летом. У нас, хотя утра уже холодные и временами срывается дождь, дни стоят золотые. Солнце как будто забывает, что скромнее надо быть, и начинает припекать почти по-летнему, как в его, солнца, молодости. Поэтому я с полным правом представляла себе начало сентября, это особое время, время стихов, грустное, радостное, тревожное, сквозное, потому что сквозь одно видно другое ". Так сказала о переходе в осень поэт и переводчик Марина Бородицкая.
Сначала лечили подобное подобным -ведущие действовали, как гомеопаты, и читали чудесные, переговаривающиеся друг с другом стихи Арсения Тарковского и Вадима Шефнера и отрывок из повести Валентина Катаева "Белеет парус одинокий", из самой первой главы, которая называется "Прощание":
"...Поеживаясь от холода, Петя медленно обошел экономию, прощаясь со всеми местами и местечками, где он так славно проводил лето.
Все лето Петя пробегал почти нагишом. Он загорел, как индеец, привык ходить босиком по колючкам, купался три раза в день. На берегу он обмазывался с ног до головы красной морской глиной, выцарапывая на груди узоры, отчего и впрямь становился похож на краснокожего, особенно если втыкал в вихры сине-голубые перья тех удивительно красивых, совсем сказочных птиц, которые вили гнезда в обрывах.
И теперь, после всего этого приволья, после всей этой свободы, - ходить в тесной шерстяной матроске, в кусающихся чулках, в неудобных ботинках, в большой соломенной шляпе, резинка которой натирает уши и давит горло!..
Петя снял шляпу и забросил ее за плечи. Теперь она болталась за спиной, как корзина.
Две толстые утки прошли, оживленно калякая, с презрением взглянув на разодетого мальчика, как на чужого, и нырнули одна за другой под забор.
Была ли это демонстрация или они действительно не узнали его, но только Пете вдруг стало до того тяжело и грустно, что он готов был заплакать.
Он всей душой почувствовал себя совершенно чужим в этом холодном и пустынном мире раннего утра. Даже яма в углу огорода - чудесная глубокая яма, на дне которой так интересно и так таинственно было печь на костре картошку, - и та показалась до странности чужой, незнакомой.
Солнце поднималось все выше...
Петя постоял возле заветной кадки под старой абрикосой, похлюпал прутиком по воде. Нет! И кадка была не та, и вода не та, и старая абрикоса не та.
Все, все вокруг стало чужим, все потеряло очарование, все смотрело на Петю как бы из далекого прошлого".
Такая она, эта печаль прощания: всё смотрит на тебя как будто из далёкого прошлого, а ведь было совсем недавно. Разве это только лето уходит?
И Жанна Переляева, и Марина Бородицкая читают стихи и прозу так, что в голове моей начинает суетиться немедленная мысль: "Срочно, сейчас же бросить всё и перечитать Катаева! И Кушнера перечитать! Как я могла забыть его "Сентябрь выметает широкой метлой Жучков, паучков с паутиной сквозной..."
Надо же, передача будет идти меньше получаса, но ведущие всё успеют: после Кушнера они прочитают отрывок из повести Дмитрия Верещагина "Большая улица" о послевоенном детстве (чудесная глава "Огород" прозвучит, прямо гимн огороду), а потом трогательные стихи Михаила Яснова "Чтоб вернуться". Вы, наверное, эти стихи знаете, а я слышала в первый раз:
Посижу в шалаше за домом,
Прикоснусь на солнце
К плющу,
В перелеске,
Насквозь знакомом,
Подберезовик поищу,
Выйду в поле,
Схожу на речку,
Постою под большой сосной...
Поцелую дачу
В дощечку,
Чтоб вернуться сюда весной!
Надо же, как отлично придумано: "Поцелую дачу в дощечку"!
А от лечения печали печалью ведущие перейдут к лечению радостью! Радостью предвкушения новых осенних встреч, знакомств, радостью начала учебного года, когда покупаешь тетрадки и ручки и всё отлично-новенькое, неначатое! И снова Жанна Переляева вернётся к Катаеву и прочитает отрывок из главы "В подготовительном", в которой Петя Бачей вместе с папой будет покупать в магазине "Образование" "маленькие, изящные орудия прилежания":
"Был темный осенний вечер, когда Петя отправился с папой в «Образование».
Это было сонное царство книжных корешков, зеленовато, как-то по-университетски освещенных газовыми рожками и увенчанных раскрашенными головами представителей четырех человеческих рас: красной, желтой, черной и белой.
Первые три головы в точности соответствовали названию своей расы. Индеец был действительно совершенно красный. Китаец - желтый, как лимон. Негр - чернее смолы. И лишь для представителя белой, господствующей расы сделали послабление: он был не белый, но нежно-розовый, с гофрированной русой бородкой. Петя, как очарованный, рассматривал голубые глобусы с медными меридианами, черные карты звездного неба, страшные и вместе с тем поразительно яркие анатомические таблицы.
Вся мудрость Вселенной, сосредоточенная в этом магазине, казалось, проникала в поры покупателя. По крайней мере, Петя, возвращаясь на конке домой, уже чувствовал себя необыкновенно образованным. А между тем в магазине пробыли не более десяти минут и купили всего пять книжек, из которых самая толстая стоила сорок две копейки.
Потом был куплен настоящий ранец из телячьей кожи шерстью наружу и маленькая корзиночка для завтраков.
Затем выбрали прекраснейший пенал с переводной картинкой на выдвижной лакированной крышке. Тугая крышка скрипела, как деревянная писанка. Все отделения пенала Петя с большим вкусом и старанием наполнил предназначенными для них предметами, особенно заботясь, чтоб ни одно не пустовало. Были положены разных сортов перышки: синие с тремя дырочками, «коссодо», «рондо», «номер восемьдесят шесть», «Пушкин» - с курчавой головой знаменитого писателя - и множество других.
Затем - резинка со слоном, липка, растушевка, два карандаша: один для писания, другой для рисования, перламутровый перочинный ножичек, дорогая ручка за двадцать копеек, разноцветные облатки, кнопки, булавки, картинки.
И все это совершенно новенькое, лаковое, упоительно пахучее - все эти маленькие, изящные орудия прилежания!"
Всё про меня! Я ведь сегодня зашла в канцтовары и не удержалась от нового, "упоительно пахучего" блокнотика!
А в конце передачи журналист Жанна Переляева прочитает стихи Марины Бородицкой. Они были напечатаны в "Новом мире" в прошлом году:
Зелень и желтизна,
лиственный плеск и трепет:
это она, она -
шьёт, вырезает, лепит.
В хоре и в драмкружке -
будешь ли, спросят - буду! -
носится налегке
и поспевает всюду.
Медью своей казны
пересыпает звуки,
золотом новизны
детям сластит науки,
юбкой траву метёт,
глупости шепчет клёнам,
ярче весны цветёт,
рыжая - на зелёном.
…Гомон из-за кулис,
зал рукоплещет: просим!
Что ж, выходи на бис,
девочка, дочка, осень!
Как бы я хотела уметь рассказывать о книгах так, как Марина Бородицкая, как Жанна Переляева! Чтобы передавалась энергия любви к тексту! Чтобы душа если грустила, то сладко.