(no subject)
Дед росточком был метр с кепкой. Поэтому когда проходил, волоча ноги, под окнами хаты, кепка плыла, покачиваясь, как лодочка, аккурат в уровень с подоконником. Дед останавливался, приподнимался, я так думаю, на цыпочки, стараясь заглянуть ко мне в окно. Ежеутренние и ежевечерние наблюдения за объектом «а вдруг девок привёл».
Когда сам ещё за девками бегал, добегавшись наконец, пришёл к бабке свататься. Та не преминула подъебнуть его по поводу роста, на что дед не растерялся и сообщил вошедшую в семейные анналы фразу: «Под большие пни срать ходют».
Дед был тихий и вредный ворчун, а бабка его - громкая и вредная ворчунья. Знакомый и милый мне с детства белорусский тип противности. Странно, как иногда факт землячества причудливо выкручивает сознание в выгодном для слов и событий свете. Чем дальше от детства, тем сильнее.
Я на два года тогда залип на строительстве объекта на побережье, по долгу пропадая чёрте где, нерегулярно появляясь дома, выматываясь до предела, изредка снимая стресс алкоголем. Семью, понятное дело, за собой не таскал. Дед с бабкой жили со мной в одном дворе и зыркали мне во след недобро. Я обозвал их как-то «шмон и шухер». Кликуха в семье прижилась.
Уууу, ненавижу хохлов - ворчал дед со своей постели. Вот до чего же они противныя, жадныя.
Срялять их усех треба - поддакивала бабка.
Дед с бабой говорили всегда не то всерьез, не то с подъёбом - сразу не разберёшь. Но всякий раз забывая о нашем с ними землячестве, нарывались на ответный фирменный подъёб, грубоватый постороннему уху, но беззлобный на самом деле.
Унук, я тябе тут кирпич караулю - сообщает, типа при деле, важная бабка.
Так могли бы уже и на прицеп закидать за полчаса-то - сетую ласково ей в ответ.
На следующий день бабушка уже жалуется тёще: И ты представляешь якой паразит! Я яму кирпич старажу, а ён мне такое говорит!
Тёща ж тоже белоруска - пересказывая мне это, ржёт сама чуть ли не до слёз.
Их вывезли из чернобыльской зоны гомельского района. Деревню с нежным названием заровняли бульдозеры. Хорошо, что они туда уже не возвращались - там больше нечего было выискивать, в тех местах, где прошла их полная нехитрыми событиями жизнь.
Ты знаешь унук, вот мы раньше беднее жили, а веселились чаще, чем вы - сказал мне как-то задумчивый дед. Впрочем, эта печальная мысль проскочила у них с бабой где-то между сентенциями «молодёжь вешать треба» и «этая вона па телевизору праститутка».
Я так и не разобрался до конца, что это была за маска у двух добрых, в общем-то, людей. Дурашливая чёрствость, круто замешанная не деревенской простоте, иногда принимала вовсе чудовищные формы - чаще в отношении родных по крови людей. Мне было бы дико, не будь у меня моей собственной белорусской бабушки. А так: не всегда понятно, но, в общем, забавно.
Унук! Я думал ты сдох!!
Дед, не достучавшись в подоконник и не досмотревшись меня в окно, смотрел почти злобно. Обшмонать хату на предмет девок ему вновь не удалось, но выполз я оттуда только к обеду и помятый.
Смотри у меня. Обидишь унучку - я тябе… И дед грозил грандиозным шухером, потрясая в воздухе палкой.
Сяди ужо, старый пень - примирительно ворчала бабка.
Дед умер ожидаемо, быстро и, кажется, легко.
Хреновое, однако, это дело - помирать на новогодние корпоративы. Свободное кафе, подходящее для поминок, хрен найдёшь. И это лишь полбеды, поскольку в ЗАГСах все уже пьяные в стельку, а справка, хоть ты убей, нужна сегодня. Не говоря уже о ментах, которые на подобные вызовы не торопятся, потому что а) старик - спешить некуда б) гололёд в) заправляют они на свои и своё.
Сплошные проблемы.
По дороге к моргу, порешав уже всё, что требовалось решить, краем глаза успел заметить фургон с надписью через весь борт «НЕТ ПНЯ - НЕТ ПРОБЛЕМ».
Если у патологоанатомов есть свой фирменный юмор, с чего бы ему не быть у Бога??
Смотри, дед, нас с тобой подъебнули напоследок. Незлобно, хоть и жестковато.
Доброго тебе пути, дед Вася. Светлая память. Я всегда буду улыбаться, вспоминая о тебе и твоей кепке, старый ты пень.
Когда сам ещё за девками бегал, добегавшись наконец, пришёл к бабке свататься. Та не преминула подъебнуть его по поводу роста, на что дед не растерялся и сообщил вошедшую в семейные анналы фразу: «Под большие пни срать ходют».
Дед был тихий и вредный ворчун, а бабка его - громкая и вредная ворчунья. Знакомый и милый мне с детства белорусский тип противности. Странно, как иногда факт землячества причудливо выкручивает сознание в выгодном для слов и событий свете. Чем дальше от детства, тем сильнее.
Я на два года тогда залип на строительстве объекта на побережье, по долгу пропадая чёрте где, нерегулярно появляясь дома, выматываясь до предела, изредка снимая стресс алкоголем. Семью, понятное дело, за собой не таскал. Дед с бабкой жили со мной в одном дворе и зыркали мне во след недобро. Я обозвал их как-то «шмон и шухер». Кликуха в семье прижилась.
Уууу, ненавижу хохлов - ворчал дед со своей постели. Вот до чего же они противныя, жадныя.
Срялять их усех треба - поддакивала бабка.
Дед с бабой говорили всегда не то всерьез, не то с подъёбом - сразу не разберёшь. Но всякий раз забывая о нашем с ними землячестве, нарывались на ответный фирменный подъёб, грубоватый постороннему уху, но беззлобный на самом деле.
Унук, я тябе тут кирпич караулю - сообщает, типа при деле, важная бабка.
Так могли бы уже и на прицеп закидать за полчаса-то - сетую ласково ей в ответ.
На следующий день бабушка уже жалуется тёще: И ты представляешь якой паразит! Я яму кирпич старажу, а ён мне такое говорит!
Тёща ж тоже белоруска - пересказывая мне это, ржёт сама чуть ли не до слёз.
Их вывезли из чернобыльской зоны гомельского района. Деревню с нежным названием заровняли бульдозеры. Хорошо, что они туда уже не возвращались - там больше нечего было выискивать, в тех местах, где прошла их полная нехитрыми событиями жизнь.
Ты знаешь унук, вот мы раньше беднее жили, а веселились чаще, чем вы - сказал мне как-то задумчивый дед. Впрочем, эта печальная мысль проскочила у них с бабой где-то между сентенциями «молодёжь вешать треба» и «этая вона па телевизору праститутка».
Я так и не разобрался до конца, что это была за маска у двух добрых, в общем-то, людей. Дурашливая чёрствость, круто замешанная не деревенской простоте, иногда принимала вовсе чудовищные формы - чаще в отношении родных по крови людей. Мне было бы дико, не будь у меня моей собственной белорусской бабушки. А так: не всегда понятно, но, в общем, забавно.
Унук! Я думал ты сдох!!
Дед, не достучавшись в подоконник и не досмотревшись меня в окно, смотрел почти злобно. Обшмонать хату на предмет девок ему вновь не удалось, но выполз я оттуда только к обеду и помятый.
Смотри у меня. Обидишь унучку - я тябе… И дед грозил грандиозным шухером, потрясая в воздухе палкой.
Сяди ужо, старый пень - примирительно ворчала бабка.
Дед умер ожидаемо, быстро и, кажется, легко.
Хреновое, однако, это дело - помирать на новогодние корпоративы. Свободное кафе, подходящее для поминок, хрен найдёшь. И это лишь полбеды, поскольку в ЗАГСах все уже пьяные в стельку, а справка, хоть ты убей, нужна сегодня. Не говоря уже о ментах, которые на подобные вызовы не торопятся, потому что а) старик - спешить некуда б) гололёд в) заправляют они на свои и своё.
Сплошные проблемы.
По дороге к моргу, порешав уже всё, что требовалось решить, краем глаза успел заметить фургон с надписью через весь борт «НЕТ ПНЯ - НЕТ ПРОБЛЕМ».
Если у патологоанатомов есть свой фирменный юмор, с чего бы ему не быть у Бога??
Смотри, дед, нас с тобой подъебнули напоследок. Незлобно, хоть и жестковато.
Доброго тебе пути, дед Вася. Светлая память. Я всегда буду улыбаться, вспоминая о тебе и твоей кепке, старый ты пень.