XI. ЗАКЛЮЧЕННЫЕ. НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННЫХ ПО 58 СТАТЬЕ
Российскую Империю господин В.И. Ульянов назвал в переносном смысле тюрьмой народов, подлинной тюрьмой народов товарищ Ленин сделал Соловецкие острова. Каких только национальностей не было среди заключенных! Только на Соловках был подлинно осуществлен марксистский лозунг «Пролетарии всех стран соединяйтесь». Пролетариев из нескольких десятков стран с четырех континентов насильно заключенными объединили на Соловках в лагере особого назначения, где можно было встретить не только представителей почти всех национальностей населяющих СССР, но и подданных большинства зарубежных стран. Рассказ о заключенных на Соловках был бы не полон, если не коснуться национальной принадлежности их.
Наравне с подавляющим большинством русских, украинцев, белорусов, сотнями были представлены жители Средней Азии, так называемые басмачи и не басмачи, кавказские народности, преимущественно азербайджанцы и грузины, калмыки, якуты, мордвины, чуваши, татары крымские и казанские, башкиры, немецкие колонисты Поволжья и с Херсонщины и Одессщины, оттуда же греки и молдаване и другие национальные меньшинства Сибири. Только ничтожные доли процента были посажены по бытовым статьям, девяносто девять с десятыми долями процента сидели по 58 статье.
До 1930-31 годов контингент заключенных из национальных меньшинств состоял главным образом из тех борцов за самоопределение своих национальностей, которые поверив в искренность соответствующего ленинского лозунга, стали проводить его в жизнь, вплоть до примирения оружия против красноармейских частей посланных на подавление сепаратистского движения. Я уже упоминал о восстании якутов в 1926-27 годах. Но поднимались за независимость и азербайджанцы в 1917-20 годах, восставали грузины в 1924 году, установление московской диктатуры в Средней Азии с переменным успехом длилось до середины двадцатых годов.
К концу двадцатых годов, начала тридцатых изменились конечные цели и методы борьбы за независимость от Москвы, изменился и состав борцов. В 1928 году был расстрелян председатель Совнаркома «Автономной» Крымской ССР, его участь разделили в начале тридцатых годов многие высшие партийные национальные кадры. Более низкие, избегнувшие расстрела в органах ОГПУ на месте, попадали десятилетниками по 58 статье на Соловки. Эти партийцы принимали за чистую монету текст конституции СССР о добровольном объединении советских республик с правом свободного выхода из Союза и боролись не против советской власти и диктатуры большевиков, как это делали, так называемые, националисты в первой половине двадцатых годов, а за национальную свободу, за автономное решение своих национальных дел. Эти стопроцентные марксисты-интернационалисты понесли тяжелую кару.
Из них мне запомнился народный комиссар просвещения Белорусской ССР Балицкий. Бывший сельский учитель, коммунистом вынесший все тяготы гражданской войны, растерянно разводил руками, попав в одно положение с князьями и дворянами. Правда Балицкого допустили в концлагере к работе в КВЧ и он выступал по радиотрансляционной сети с докладами. От его выступлений было мало толку, не только темы никого не интересовали, но и с его белорусским акцентом и без радио было трудно понять. Делясь со мной впечатлением о своей первой лекции по радио, Балицкий говорил: «Я никогда по радио не выступал, не знал даже сумею ли, потому что когда выступаешь перед аудиторией она заражает оратора, а микрофон ничего не дает». Эту фразу я отлично запомнил, потому что Балицкий слово «заражает» выговаривал так, что никак нельзя было понять, аудитория его заражает или заряжает. Другое высокопоставленное лицо, теоретик компартии Украины Яворский, был официально обвинен в сотрудничестве до революции с австрийской жандармерией, но безусловно он был посажен в концлагерь на 10 лет за борьбу с московским руководством, потому что сколько бывших жандармских филлеров верно служивших и Сталину не подверглись наказанию после революции. Яворский был автор обязательного и единственного учебника «История революционного движения на Украине», по которому обучалось мое поколение в школах, техникумах и высших учебных заведениях на Украине. На Соловках заключенным, тоже с десятилетним сроком по 58 статье, был один Башкирский нарком, с успехом выступавший в самодеятельном Соловецком театре с национальными песнями.
Очень обособленно, замкнувшись в кругу своих национальностей, держались кавказцы. Это не было узким национализмом, сознанием превосходства своей нацией над другими. Подсознательно действовала укоренившаяся поколениями неприязнь кавказцев к поработителям-русским и прочим национальностям, которая мешала видеть в нас своих братьев по несчастью, страдающих как и сами кавказцы от большевицкой диктатуры. Кавказцам, как, впрочем, и другим народностям, трудно было отличить русских, белорусов, украинцев от коммунистов - душителей их свободы, их национальной независимости. Вкусившие свободу, а затем национальную независимость, принесенные им Февральской революцией, национальные меньшинства Кавказа и Средней Азии, еще более, чем прежде оказались озлобленными на своих поработителей, теперь русских большевиков, поскольку сравнительно легкий национальный гнет до революции, после краткой свободы, сменился гнетом и национальным и диктаторским.
Азербайджанцы, например, неистово ненавидели Кирова, который до 1927 года был первым секретарем Азербайджанской компартии, то есть фактически диктатором Азербайджана. (Неплохая иллюстрация для ленинской национальной политики: республика Азербайджанская - правитель русский коммунист). Расправа Кирова с азербайджанцами стоила этой нации многих ее сыновей. Национальная азербайджанская партия «Муссава» («Равенство») была полностью физически уничтожена, кто расстрелян, а кто заключен на 10 лет на Соловки. Азербайджанский народ был обезглавлен поголовным расстрелом и заключением на 10 лет в концлагерь особого назначения национальной интеллигенции, старой и молодой. Я знал на Соловках седовласого инженера Мелика-Пашаева, который был единственным инженером-азербайджанцем до революции. На Соловках тоже с десятилетним сроком заключения по 58 статье были молодой способный профессор-микробиолог Вадул-Заде Оглы, которого остальные азербайджанцы с почтением называли эфенди, и один молодой врач специалист по ухо, горлу, носу.
С участниками восстания грузин в 1924 году мне не пришлось встречаться, поскольку их уделом был поголовный расстрел. На Соловки попали жертвы последующих «чисток» в Грузии и, как ни странно, грузины подавлявшие в рядах Красной армии восстание. Это были офицеры Нижегородского конного полка Русской армии, формировавшегося из уроженцев Кавказа, которые в гражданскую войну перешли к красным. Грузин офицер Пхакадзе, будучи заключенным, на Соловках был лагерным старостой. Грузин офицер Габелашвили был командиром наше электрометаллроты. Офицер армянин Ананьян работал бухгалтером. С ним вместе и тоже с десятилетним сроком по 58 статье сидел в концлагере на Соловках его родной брат, талантливый пианист и довольно известный музыковед. Последний по линии КВЧ дал несколько очень интересных лекций по музыке, на которых я впервые понял как надо слушать музыку, как надо в ней разбираться. К сожалению, этот цикл лекций был очень скоро запрещен, поскольку уголовники на них не ходили, а собиралась одна интеллигенция, то есть заключенные по 58 статье, а это у чекистов даже вызывало тревогу, как бы чего не вышло из этих собраний, не дать политзаключенным малейшей возможности как-то соорганизоваться. Это была конечно глупость, никакой подпольной организации не могло получиться из заключенных посещавших регулярно лекций, но у чекистов от страха глаза были велики. Возвращаясь к вопросу подавления восстания грузин грузинскими же офицерами, я передаю слышанный случайно разговор между Зибертом и Габелашвили. Я не слышал полностью вопрос Зиберта, но по концу услышанной мной фразы, последний интересовался, как могло получиться, что грузин пошел против своих. Габелашвили ответил кратко: «Кому служу, за того воюю».
Особая замкнутость в себе, в кругу своей национальности у кавказцев не была абсолютной. Их национальный характер был прямой противоположностью русской души нараспашку и этот характер только на время отодвигал общение кавказца с лицами других национальностей, общение которое распространялось лишь на единицы. Кавказцы, в особенности тугодумы грузины, очень долго изучали общавшегося с ними заключенного другой национальности, прежде чем вступить с ним в дружбу, если он, по их мнению, был достоин таковой. Зато, пройдя этот незаметный для него самого испытательный срок, русский, украинец, или лицо другой какой-либо национальности, завоевавший доверие кавказца, щедро вознаграждался настоящей дружбой, конкретные проявления которой со стороны кавказца были иногда ошеломляющие. По личному опыту, по моей дружбе с азербайджанцами и грузинами, я убедился, что на друга кавказца можно положиться так, как нельзя положиться ни на кого другого. Кавказец-друг раскрывает такие глубины человеческих чувств, верности другу, порядочности, какие недостижимы европейцу.
С заключенными других нацменьшинств мне мало пришлось общаться, кроме того национальности Сибири и Средней Азии слишком быстро вымирали и изучить хотя бы отдельных заключенных за период зимовки, не представлялось возможным. По культурному уровню эти народности стояли на низшей ступени, наиболее интеллигентными были азербайджанцы.
Несколько слов надо сказать о евреях, поскольку они тоже являются, правда в некотором роде, нацменьшинством. Заключенных евреев было ничтожное количество, даже меньше чем евреев-чекистов в лагерной администрации. На несколько миллионов евреев проживающих в СССР на Соловках евреев-заключенных за четыре года моего пребывания там побывало всего одиннадцать (в 1929-33 годах). Это были инженер-судостроитель Виллерат, коммерческий директор Ленинградского Судотреста Моргулис, курсанты школы красных командиров имени ВЦИК Шаргородский и Шнейдер, сын нэпмана Шапиро, бухгалтер Турбин, темный делец Шлозберг, белорусский партийный работник Мотель и еще три еврея, фамилии которых я забыл, в том числе и директор гостиницы «Москва» из Москвы, попавший в концлагерь в 1932 году. По 58 статье сидели троцкисты Шаргородский и Мотель, Виллерат, Моргулис и Турбин. Первые два имели срок по 10 лет, Виллерат и Моргулис по 5 лет и Турбин 3 года. Остальные все имели по 3 года за жульнические махинации. За исключением троцкистов все евреи освобождались досрочно, получая скидки по приговору. Очень характерным эпизодом было прощание со знакомыми одного еврея бытовика, который как-то отсидел свой полный срок в 3 года. На прощание, с чисто еврейским юмором, он всем говорил: «Единственный еврей, который отсидел полный срок». И он нисколько не отклонился от истины. Со свойственной евреям ловкостью, они никогда не были на общих, то есть тяжелых физических работах, а сразу попадали на хорошие должности. Виллерат сразу стал начальником Планово-производственной части Соловецкого отделения, а Моргулис его помощником, Шаргородский библиотекарем, Шнейдер помкомроты, Шапиро, не имея понятия об электротехнике, контролером электросетей, Турбин главным бухгалтером электопредприятий, Шлозберг заведующим магазином для вольнонаемных, Мотель председателем союза трудколлективов (в соловецком масштабе председатель ВЦСПС).
Забегая вперед, я должен отметить, что в последующие три года моего пребывания в концлагерях на материке мне довелось встретиться еще только с шестью евреями-заключенными: Ломовским, бывшим торгпредом СССР во Франции, его секретаршей Беседовской и ее братом авиационным инженером. Они все трое получили по десять лет срока каждый за один миллион рублей золотом, который они положили себе в карман, не знаю в какой пропорции между ими тремя, на поставках французской авиационной фирмой военных самолетов «Бреге» для Красного воздушного флота. Заключенный Ломовский в концлагере, точнее в г. Кеми, был председателем штаба соцсоревнования Кемского отделения Белбалтлага. На Медвежьей горе и в Повенецком Пушсовхозе я работал в подчинении московского буржуя Райца Льва Марковича, следователя Ленинградского ОГПУ Дич Меера Львовича и бывшего директора какой-то минской фабрики Крупняка. Все три имели 10 лет заключения в концлагере, Райц по 58-й статье пункт 7 (вредительство) - он остался работать коммерческим директором на своей бывшей фабрике обуви в Москве. Дич за взятку в десять тысяч рублей, за которую он прекратил дело и выпустил на свободу одного очень крупного бандита, Крупняк за хищение сырья и продукции. Все они также неплохо сразу же устроились в лагере: Райц был заместителем начальника инспекции ГУЛАГа по Белбалткомбинату, Дич начальником отделения лагеря Пушсовохоз, Крупняк там же начальником КВЧ.
Наиболее многочисленную группу заключенных-иностранцев из Европы составляли поляки и венгры, затем финны, чехи, эстонцы, латыши, литовцы, болгары. Было два француза, один англичанин и один швед. Из жителей Азии доминировали китайцы, меньше было корейцев и иранцев, был один японец, полковник генерального штаба, и один турок. Два молодых австралийца, техники, попали в концлагерь при отъезде на родину со строительства Сталинградского тракторного завода. Из Африки был один араб. Был еще один, русский по происхождению, этнограф Козлов, весьма пожилого возраста, проживший почти всю свою жизнь среди индейцев Патагонии и сам ставший индейцем. Заключенный по 58 статье на 10 лет, профессор Козлов работал на Соловках лесничим, ходил в сомбреро и мокасинах, из леса в кремль зимой приезжал за пайком на санках запряженных козлом. Чекисты относились к ему со снисхождением, считая его несколько умалишенным. Профессора свободно можно было причислить к представителю Нового Света в интернациональной семье заключенных. Герб Советского Союза с серпом и молотом лежащим на всех континентах земли выглядел на Соловках не только символично.
Заключенные поляки, финны, все прибалты и китайцы, родины которых непосредственно граничили с СССР не все были подданными своих государств. Значительная часть этих заключенных населяла пограничные с их родинами области СССР и подверглась заключению в профилактических целях по подозрению в возможном бегстве из социалистического рая в капиталистический ад, на родину. Другие были пойманы при попытке к такому бегству. Эти заключенные, как правило, имел сроки по 10 лет по 84-й статье Уголовного кодекса, хотя часть из них была обвинена еще и по 58-й статье пункту 6 (шпионаж) или пункту 4-й (связь с международной буржуазией). Исключение составляли китайцы, среди которых много было контрабандистов. На материке в концлагерях были контрабандисты и среди азербайджанцев. Подданные иностранных государств все, без исключения, имели 58-ю статью, пункт 6-й со сроками заключения в 10 лет.
Особо надо сказать о венграх и чехах, чьи государства не граничили тогда с СССР. Венгров было несколько десятков, соратников Бела Куна по коммунистическому перевороту в Венгрии в 1919 году. Поле свержения советской власти в Венгрии в том же году, спасаясь от буржуазной тюрьмы, венгерские коммунисты бежали в социалистическое отечество, где постепенно были посажены в лагерь особого назначения на Соловки по 58 статье на 10 лет каждый. Сам Бела Кун несколько позднее в 1938 году был расстрелян. Держались венгры очень дружно, вытягивая друг друга на лучшие должности, хотя культурный уровень развития у них был довольно низкий. Почти исключительно рабочие-металлисты, венгры занимали и инженерные должности. До инженера Пинскера заведующим электопредприятиями был венгерский коммунист заключенный Ковач и, благодаря ему заведующими Муксаломской и Савватьевской электростанций были тоже заключенные венгры.
Заключенные чехи частично тоже были коммунистами бежавшими в СССР от буржуазной тюрьмы и также рабочими-металлистами. Электромонтером у нас был Шимек. Несколько дней в электромонтажной мастерской проработал другой чешский коммунист Шипек, механик пожилого возраста. В анкете он с гордостью писал в строке профессия - революционер, в строке специальность - механик. Шипек работал в аппарате Коминтерна и много лет посвятил разработке тактики международного пролетариата в следующей войне. Под заголовком «Тактика международного пролетариата в будущей империалистической войне» его труды вышли из печати после того как он был посажен по 58 статье на Соловки сроком на 10 лет. Сенсацию в концлагере вызвал отказ Шипека от получения за свой труд гонорара, присланного ему на Соловки. На извещение финчасти он наложил резолюцию: «Отказываюсь от гонорара в пользу постройки тюрем в Советском Союзе» и подал с заявлением начальнику Соловецкого отделения. Это было выражением протеста несломленной в застенках ОГПУ воли революционера против сталинской расправы с несогласными с ним работниками Коминтерна, язвительной насмешкой над внутренней политикой Сталина. Шипек был одним из тех иностранных коммунистов, которые боролись против превращения Сталиным Коминтерна в послушное орудие иностранной политики СССР, против безоговорочного подчинения Сталину интернационального движения.
Третий чех был мой «одноделец» студент Киевского художественного института Петраш. Он заведовал фабрикой кукол в одном из соборов Соловецкого кремля и рискуя жизнью спас ее толевую крышу от возгорания во время большого пожара в 1932 году.
Осенью того же года, когда он из 10 лет отсидел 4 года его обменяли на видного чешского коммуниста, приговоренного в Чехословакии за подрывную деятельность против государства на многие годы заключения *. Виновного коммуниста обменяли на невиновного «контрреволюционера», каким числился Петраш. По-видимому Петраша присоединили к нашему «делу» в предвидение такого обмена.
Четвертый чех был профессор математики Киевского университета. Приехав в экскурсию из Чехословакии в Киев в 1926 году, профессор рассеянный и мало смыслящий в повседневной жизни, как и все крупные ученые, был ошеломлен, как ему показалось, попал в рай и затем выхлопотал себе место в Киевском университете и привез в Киев всю семью. В разгар коллективизации профессор имел неосторожность математически вывести затухающую кривую развития колхозного сельского хозяйства и поплатился заключением на 10 лет по 58 статье. Остальные чехи заключенные работали главным образом на Судоремонтном заводе на Соловках по своим специальностям рабочих-металлистов.
Заключенные китайцы благодаря многовековой национальной приспособленности к низкому уровню жизни, пожалуй лучше всех иностранцев выносили лагерный режим. Кроме того, тесно-спаянные между собой, они быстро захватывали все хлебные должности. Все повара на кухнях, в том числе и при клубе вольнонаемных, там же буфетчики, заведующие и продавцы магазинов для вольнонаемных и заключенных были китайцы. Лагерная прачечная была вся заполнена ими. Трудолюбивые и добросовестные китайцы не только чисто стирали, выполняя нормы, но и дополнительно стирали белье лагерной элите, что позволяло этим прачкам жить немного лучше чем на одном пайке. Стиркой белья для элиты занимался и японский полковник. Я видел неоднократно как он почтительно кланяясь, с очаровательной улыбкой, преподносил конверт с ослепительно белым бельем заведующему Электропредприятий Гейфелю, точно какой-то особо драгоценный дар своему высокому повелителю.
Однако в массе заключенным иностранцам, оторванным от родины, не имевшим материальной поддержки из дома, жилось в концлагере значительно тяжелее, чем русским и другим национальностям СССР.
------------------------------------------------------------------------
* Петраш Георгий Иосифович, 1901 г. р., ур. г. Киева, чех, сын винодела, проживал в г. Киеве, арестован 29.1.1929 г. Коллегией ОГПУ 8.7.1929 г. приговорен по ст. 58/8 и 58/11 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. Петраша не обменяли, он был освобожден 12.3.1939 г. из Белбалтлага (Карелия).
В 1939 году, после десяти лет заключения на Соловках приехал в Чернигов.
До войны он работал в артели «Кисть», его картины этого периода экспонировались на художественных выставках начинающих художников в Чернигове и Киеве. А во время войны, когда город оккупировали фашисты, стал работать кустарём.
Как художник, запечатлел довоенный Чернигов во многих акварельных работах - «Чернигов социалистический, 1940 год», «Кинотеатр им. Щорса» и др. Три акварели посвящены древней Пятницкой церкви.
На нескольких полотнах изображён город, разрушенный фашистами. Среди них особо нужно отметить полотно «Чернигов в огне 23 августа 1941 года», с документальной точностью запечатлевшее пылающий город со стороны Десны.
Пытливый и острый взгляд художника заставил взяться за перо. Оставил интересные воспоминания об оккупационном периоде Чернигова.
После освобождения Чернигова советскими войсками работал в художественной мастерской при отделе искусств облисполкома, а с 1944 по 1946 год - в Черниговском историческом музее.
Из музея он ушел, но в 1948 году вернулся и работал здесь до самой пенсии в 1964 году. Тут в полной мере развернулось дарование как пытливого исследователя древних памятников черниговской земли.
И после выхода на пенсию он продолжал работать в музее и написал ряд работ для музея и архитектурно-исторического заповедника.
Создал два больших панно: изображение Чернигова в начале второго тысячелетия и Черниговской крепости XVIII ст. Собирал материалы об исторических памятниках Черниговщины, занимался изучением солнечных часов Спасского собора, древнего календаря, собирал материалы по ориентации древнерусских церквей.
Герогий Петраш - автор работ:
«Про что говорят знаки созвездий зодиака при солнечных часах Спасского собора XI ст. в Чернигове» (1960);
«Формирование древнерусского государства (предисловие к труду по истории Чернигова)» (1970);
«Чернигов - город-крепость XX-XVIII вв.» (1970-1974)
«Годиннику 940 років» (1975, опубликована в журнале «Наука і суспільство»).
Всего в фондах Черниговского областного архива числится 16 единиц материалов Г.О.Петраша.
В 1991 году, к 90-летию со дня рождения Георгия Петраша, по инициативе исторического и художественного музеев, экспонировалось 15 акварелей художника, посвящённых Чернигову периода оккупации.
Последние годы своей жизни проживал в Киеве, в интернате для престарелых.
Умер 9 февраля 1985 года в Киеве, похоронен на Лесном кладбище.
ОГЛАВЛЕНИЕ ЗДЕСЬ
Наравне с подавляющим большинством русских, украинцев, белорусов, сотнями были представлены жители Средней Азии, так называемые басмачи и не басмачи, кавказские народности, преимущественно азербайджанцы и грузины, калмыки, якуты, мордвины, чуваши, татары крымские и казанские, башкиры, немецкие колонисты Поволжья и с Херсонщины и Одессщины, оттуда же греки и молдаване и другие национальные меньшинства Сибири. Только ничтожные доли процента были посажены по бытовым статьям, девяносто девять с десятыми долями процента сидели по 58 статье.
До 1930-31 годов контингент заключенных из национальных меньшинств состоял главным образом из тех борцов за самоопределение своих национальностей, которые поверив в искренность соответствующего ленинского лозунга, стали проводить его в жизнь, вплоть до примирения оружия против красноармейских частей посланных на подавление сепаратистского движения. Я уже упоминал о восстании якутов в 1926-27 годах. Но поднимались за независимость и азербайджанцы в 1917-20 годах, восставали грузины в 1924 году, установление московской диктатуры в Средней Азии с переменным успехом длилось до середины двадцатых годов.
К концу двадцатых годов, начала тридцатых изменились конечные цели и методы борьбы за независимость от Москвы, изменился и состав борцов. В 1928 году был расстрелян председатель Совнаркома «Автономной» Крымской ССР, его участь разделили в начале тридцатых годов многие высшие партийные национальные кадры. Более низкие, избегнувшие расстрела в органах ОГПУ на месте, попадали десятилетниками по 58 статье на Соловки. Эти партийцы принимали за чистую монету текст конституции СССР о добровольном объединении советских республик с правом свободного выхода из Союза и боролись не против советской власти и диктатуры большевиков, как это делали, так называемые, националисты в первой половине двадцатых годов, а за национальную свободу, за автономное решение своих национальных дел. Эти стопроцентные марксисты-интернационалисты понесли тяжелую кару.
Из них мне запомнился народный комиссар просвещения Белорусской ССР Балицкий. Бывший сельский учитель, коммунистом вынесший все тяготы гражданской войны, растерянно разводил руками, попав в одно положение с князьями и дворянами. Правда Балицкого допустили в концлагере к работе в КВЧ и он выступал по радиотрансляционной сети с докладами. От его выступлений было мало толку, не только темы никого не интересовали, но и с его белорусским акцентом и без радио было трудно понять. Делясь со мной впечатлением о своей первой лекции по радио, Балицкий говорил: «Я никогда по радио не выступал, не знал даже сумею ли, потому что когда выступаешь перед аудиторией она заражает оратора, а микрофон ничего не дает». Эту фразу я отлично запомнил, потому что Балицкий слово «заражает» выговаривал так, что никак нельзя было понять, аудитория его заражает или заряжает. Другое высокопоставленное лицо, теоретик компартии Украины Яворский, был официально обвинен в сотрудничестве до революции с австрийской жандармерией, но безусловно он был посажен в концлагерь на 10 лет за борьбу с московским руководством, потому что сколько бывших жандармских филлеров верно служивших и Сталину не подверглись наказанию после революции. Яворский был автор обязательного и единственного учебника «История революционного движения на Украине», по которому обучалось мое поколение в школах, техникумах и высших учебных заведениях на Украине. На Соловках заключенным, тоже с десятилетним сроком по 58 статье, был один Башкирский нарком, с успехом выступавший в самодеятельном Соловецком театре с национальными песнями.
Очень обособленно, замкнувшись в кругу своих национальностей, держались кавказцы. Это не было узким национализмом, сознанием превосходства своей нацией над другими. Подсознательно действовала укоренившаяся поколениями неприязнь кавказцев к поработителям-русским и прочим национальностям, которая мешала видеть в нас своих братьев по несчастью, страдающих как и сами кавказцы от большевицкой диктатуры. Кавказцам, как, впрочем, и другим народностям, трудно было отличить русских, белорусов, украинцев от коммунистов - душителей их свободы, их национальной независимости. Вкусившие свободу, а затем национальную независимость, принесенные им Февральской революцией, национальные меньшинства Кавказа и Средней Азии, еще более, чем прежде оказались озлобленными на своих поработителей, теперь русских большевиков, поскольку сравнительно легкий национальный гнет до революции, после краткой свободы, сменился гнетом и национальным и диктаторским.
Азербайджанцы, например, неистово ненавидели Кирова, который до 1927 года был первым секретарем Азербайджанской компартии, то есть фактически диктатором Азербайджана. (Неплохая иллюстрация для ленинской национальной политики: республика Азербайджанская - правитель русский коммунист). Расправа Кирова с азербайджанцами стоила этой нации многих ее сыновей. Национальная азербайджанская партия «Муссава» («Равенство») была полностью физически уничтожена, кто расстрелян, а кто заключен на 10 лет на Соловки. Азербайджанский народ был обезглавлен поголовным расстрелом и заключением на 10 лет в концлагерь особого назначения национальной интеллигенции, старой и молодой. Я знал на Соловках седовласого инженера Мелика-Пашаева, который был единственным инженером-азербайджанцем до революции. На Соловках тоже с десятилетним сроком заключения по 58 статье были молодой способный профессор-микробиолог Вадул-Заде Оглы, которого остальные азербайджанцы с почтением называли эфенди, и один молодой врач специалист по ухо, горлу, носу.
С участниками восстания грузин в 1924 году мне не пришлось встречаться, поскольку их уделом был поголовный расстрел. На Соловки попали жертвы последующих «чисток» в Грузии и, как ни странно, грузины подавлявшие в рядах Красной армии восстание. Это были офицеры Нижегородского конного полка Русской армии, формировавшегося из уроженцев Кавказа, которые в гражданскую войну перешли к красным. Грузин офицер Пхакадзе, будучи заключенным, на Соловках был лагерным старостой. Грузин офицер Габелашвили был командиром наше электрометаллроты. Офицер армянин Ананьян работал бухгалтером. С ним вместе и тоже с десятилетним сроком по 58 статье сидел в концлагере на Соловках его родной брат, талантливый пианист и довольно известный музыковед. Последний по линии КВЧ дал несколько очень интересных лекций по музыке, на которых я впервые понял как надо слушать музыку, как надо в ней разбираться. К сожалению, этот цикл лекций был очень скоро запрещен, поскольку уголовники на них не ходили, а собиралась одна интеллигенция, то есть заключенные по 58 статье, а это у чекистов даже вызывало тревогу, как бы чего не вышло из этих собраний, не дать политзаключенным малейшей возможности как-то соорганизоваться. Это была конечно глупость, никакой подпольной организации не могло получиться из заключенных посещавших регулярно лекций, но у чекистов от страха глаза были велики. Возвращаясь к вопросу подавления восстания грузин грузинскими же офицерами, я передаю слышанный случайно разговор между Зибертом и Габелашвили. Я не слышал полностью вопрос Зиберта, но по концу услышанной мной фразы, последний интересовался, как могло получиться, что грузин пошел против своих. Габелашвили ответил кратко: «Кому служу, за того воюю».
Особая замкнутость в себе, в кругу своей национальности у кавказцев не была абсолютной. Их национальный характер был прямой противоположностью русской души нараспашку и этот характер только на время отодвигал общение кавказца с лицами других национальностей, общение которое распространялось лишь на единицы. Кавказцы, в особенности тугодумы грузины, очень долго изучали общавшегося с ними заключенного другой национальности, прежде чем вступить с ним в дружбу, если он, по их мнению, был достоин таковой. Зато, пройдя этот незаметный для него самого испытательный срок, русский, украинец, или лицо другой какой-либо национальности, завоевавший доверие кавказца, щедро вознаграждался настоящей дружбой, конкретные проявления которой со стороны кавказца были иногда ошеломляющие. По личному опыту, по моей дружбе с азербайджанцами и грузинами, я убедился, что на друга кавказца можно положиться так, как нельзя положиться ни на кого другого. Кавказец-друг раскрывает такие глубины человеческих чувств, верности другу, порядочности, какие недостижимы европейцу.
С заключенными других нацменьшинств мне мало пришлось общаться, кроме того национальности Сибири и Средней Азии слишком быстро вымирали и изучить хотя бы отдельных заключенных за период зимовки, не представлялось возможным. По культурному уровню эти народности стояли на низшей ступени, наиболее интеллигентными были азербайджанцы.
Несколько слов надо сказать о евреях, поскольку они тоже являются, правда в некотором роде, нацменьшинством. Заключенных евреев было ничтожное количество, даже меньше чем евреев-чекистов в лагерной администрации. На несколько миллионов евреев проживающих в СССР на Соловках евреев-заключенных за четыре года моего пребывания там побывало всего одиннадцать (в 1929-33 годах). Это были инженер-судостроитель Виллерат, коммерческий директор Ленинградского Судотреста Моргулис, курсанты школы красных командиров имени ВЦИК Шаргородский и Шнейдер, сын нэпмана Шапиро, бухгалтер Турбин, темный делец Шлозберг, белорусский партийный работник Мотель и еще три еврея, фамилии которых я забыл, в том числе и директор гостиницы «Москва» из Москвы, попавший в концлагерь в 1932 году. По 58 статье сидели троцкисты Шаргородский и Мотель, Виллерат, Моргулис и Турбин. Первые два имели срок по 10 лет, Виллерат и Моргулис по 5 лет и Турбин 3 года. Остальные все имели по 3 года за жульнические махинации. За исключением троцкистов все евреи освобождались досрочно, получая скидки по приговору. Очень характерным эпизодом было прощание со знакомыми одного еврея бытовика, который как-то отсидел свой полный срок в 3 года. На прощание, с чисто еврейским юмором, он всем говорил: «Единственный еврей, который отсидел полный срок». И он нисколько не отклонился от истины. Со свойственной евреям ловкостью, они никогда не были на общих, то есть тяжелых физических работах, а сразу попадали на хорошие должности. Виллерат сразу стал начальником Планово-производственной части Соловецкого отделения, а Моргулис его помощником, Шаргородский библиотекарем, Шнейдер помкомроты, Шапиро, не имея понятия об электротехнике, контролером электросетей, Турбин главным бухгалтером электопредприятий, Шлозберг заведующим магазином для вольнонаемных, Мотель председателем союза трудколлективов (в соловецком масштабе председатель ВЦСПС).
Забегая вперед, я должен отметить, что в последующие три года моего пребывания в концлагерях на материке мне довелось встретиться еще только с шестью евреями-заключенными: Ломовским, бывшим торгпредом СССР во Франции, его секретаршей Беседовской и ее братом авиационным инженером. Они все трое получили по десять лет срока каждый за один миллион рублей золотом, который они положили себе в карман, не знаю в какой пропорции между ими тремя, на поставках французской авиационной фирмой военных самолетов «Бреге» для Красного воздушного флота. Заключенный Ломовский в концлагере, точнее в г. Кеми, был председателем штаба соцсоревнования Кемского отделения Белбалтлага. На Медвежьей горе и в Повенецком Пушсовхозе я работал в подчинении московского буржуя Райца Льва Марковича, следователя Ленинградского ОГПУ Дич Меера Львовича и бывшего директора какой-то минской фабрики Крупняка. Все три имели 10 лет заключения в концлагере, Райц по 58-й статье пункт 7 (вредительство) - он остался работать коммерческим директором на своей бывшей фабрике обуви в Москве. Дич за взятку в десять тысяч рублей, за которую он прекратил дело и выпустил на свободу одного очень крупного бандита, Крупняк за хищение сырья и продукции. Все они также неплохо сразу же устроились в лагере: Райц был заместителем начальника инспекции ГУЛАГа по Белбалткомбинату, Дич начальником отделения лагеря Пушсовохоз, Крупняк там же начальником КВЧ.
Наиболее многочисленную группу заключенных-иностранцев из Европы составляли поляки и венгры, затем финны, чехи, эстонцы, латыши, литовцы, болгары. Было два француза, один англичанин и один швед. Из жителей Азии доминировали китайцы, меньше было корейцев и иранцев, был один японец, полковник генерального штаба, и один турок. Два молодых австралийца, техники, попали в концлагерь при отъезде на родину со строительства Сталинградского тракторного завода. Из Африки был один араб. Был еще один, русский по происхождению, этнограф Козлов, весьма пожилого возраста, проживший почти всю свою жизнь среди индейцев Патагонии и сам ставший индейцем. Заключенный по 58 статье на 10 лет, профессор Козлов работал на Соловках лесничим, ходил в сомбреро и мокасинах, из леса в кремль зимой приезжал за пайком на санках запряженных козлом. Чекисты относились к ему со снисхождением, считая его несколько умалишенным. Профессора свободно можно было причислить к представителю Нового Света в интернациональной семье заключенных. Герб Советского Союза с серпом и молотом лежащим на всех континентах земли выглядел на Соловках не только символично.
Заключенные поляки, финны, все прибалты и китайцы, родины которых непосредственно граничили с СССР не все были подданными своих государств. Значительная часть этих заключенных населяла пограничные с их родинами области СССР и подверглась заключению в профилактических целях по подозрению в возможном бегстве из социалистического рая в капиталистический ад, на родину. Другие были пойманы при попытке к такому бегству. Эти заключенные, как правило, имел сроки по 10 лет по 84-й статье Уголовного кодекса, хотя часть из них была обвинена еще и по 58-й статье пункту 6 (шпионаж) или пункту 4-й (связь с международной буржуазией). Исключение составляли китайцы, среди которых много было контрабандистов. На материке в концлагерях были контрабандисты и среди азербайджанцев. Подданные иностранных государств все, без исключения, имели 58-ю статью, пункт 6-й со сроками заключения в 10 лет.
Особо надо сказать о венграх и чехах, чьи государства не граничили тогда с СССР. Венгров было несколько десятков, соратников Бела Куна по коммунистическому перевороту в Венгрии в 1919 году. Поле свержения советской власти в Венгрии в том же году, спасаясь от буржуазной тюрьмы, венгерские коммунисты бежали в социалистическое отечество, где постепенно были посажены в лагерь особого назначения на Соловки по 58 статье на 10 лет каждый. Сам Бела Кун несколько позднее в 1938 году был расстрелян. Держались венгры очень дружно, вытягивая друг друга на лучшие должности, хотя культурный уровень развития у них был довольно низкий. Почти исключительно рабочие-металлисты, венгры занимали и инженерные должности. До инженера Пинскера заведующим электопредприятиями был венгерский коммунист заключенный Ковач и, благодаря ему заведующими Муксаломской и Савватьевской электростанций были тоже заключенные венгры.
Заключенные чехи частично тоже были коммунистами бежавшими в СССР от буржуазной тюрьмы и также рабочими-металлистами. Электромонтером у нас был Шимек. Несколько дней в электромонтажной мастерской проработал другой чешский коммунист Шипек, механик пожилого возраста. В анкете он с гордостью писал в строке профессия - революционер, в строке специальность - механик. Шипек работал в аппарате Коминтерна и много лет посвятил разработке тактики международного пролетариата в следующей войне. Под заголовком «Тактика международного пролетариата в будущей империалистической войне» его труды вышли из печати после того как он был посажен по 58 статье на Соловки сроком на 10 лет. Сенсацию в концлагере вызвал отказ Шипека от получения за свой труд гонорара, присланного ему на Соловки. На извещение финчасти он наложил резолюцию: «Отказываюсь от гонорара в пользу постройки тюрем в Советском Союзе» и подал с заявлением начальнику Соловецкого отделения. Это было выражением протеста несломленной в застенках ОГПУ воли революционера против сталинской расправы с несогласными с ним работниками Коминтерна, язвительной насмешкой над внутренней политикой Сталина. Шипек был одним из тех иностранных коммунистов, которые боролись против превращения Сталиным Коминтерна в послушное орудие иностранной политики СССР, против безоговорочного подчинения Сталину интернационального движения.
Третий чех был мой «одноделец» студент Киевского художественного института Петраш. Он заведовал фабрикой кукол в одном из соборов Соловецкого кремля и рискуя жизнью спас ее толевую крышу от возгорания во время большого пожара в 1932 году.
Осенью того же года, когда он из 10 лет отсидел 4 года его обменяли на видного чешского коммуниста, приговоренного в Чехословакии за подрывную деятельность против государства на многие годы заключения *. Виновного коммуниста обменяли на невиновного «контрреволюционера», каким числился Петраш. По-видимому Петраша присоединили к нашему «делу» в предвидение такого обмена.
Четвертый чех был профессор математики Киевского университета. Приехав в экскурсию из Чехословакии в Киев в 1926 году, профессор рассеянный и мало смыслящий в повседневной жизни, как и все крупные ученые, был ошеломлен, как ему показалось, попал в рай и затем выхлопотал себе место в Киевском университете и привез в Киев всю семью. В разгар коллективизации профессор имел неосторожность математически вывести затухающую кривую развития колхозного сельского хозяйства и поплатился заключением на 10 лет по 58 статье. Остальные чехи заключенные работали главным образом на Судоремонтном заводе на Соловках по своим специальностям рабочих-металлистов.
Заключенные китайцы благодаря многовековой национальной приспособленности к низкому уровню жизни, пожалуй лучше всех иностранцев выносили лагерный режим. Кроме того, тесно-спаянные между собой, они быстро захватывали все хлебные должности. Все повара на кухнях, в том числе и при клубе вольнонаемных, там же буфетчики, заведующие и продавцы магазинов для вольнонаемных и заключенных были китайцы. Лагерная прачечная была вся заполнена ими. Трудолюбивые и добросовестные китайцы не только чисто стирали, выполняя нормы, но и дополнительно стирали белье лагерной элите, что позволяло этим прачкам жить немного лучше чем на одном пайке. Стиркой белья для элиты занимался и японский полковник. Я видел неоднократно как он почтительно кланяясь, с очаровательной улыбкой, преподносил конверт с ослепительно белым бельем заведующему Электропредприятий Гейфелю, точно какой-то особо драгоценный дар своему высокому повелителю.
Однако в массе заключенным иностранцам, оторванным от родины, не имевшим материальной поддержки из дома, жилось в концлагере значительно тяжелее, чем русским и другим национальностям СССР.
------------------------------------------------------------------------
* Петраш Георгий Иосифович, 1901 г. р., ур. г. Киева, чех, сын винодела, проживал в г. Киеве, арестован 29.1.1929 г. Коллегией ОГПУ 8.7.1929 г. приговорен по ст. 58/8 и 58/11 УК РСФСР к 10 годам ИТЛ. Петраша не обменяли, он был освобожден 12.3.1939 г. из Белбалтлага (Карелия).
В 1939 году, после десяти лет заключения на Соловках приехал в Чернигов.
До войны он работал в артели «Кисть», его картины этого периода экспонировались на художественных выставках начинающих художников в Чернигове и Киеве. А во время войны, когда город оккупировали фашисты, стал работать кустарём.
Как художник, запечатлел довоенный Чернигов во многих акварельных работах - «Чернигов социалистический, 1940 год», «Кинотеатр им. Щорса» и др. Три акварели посвящены древней Пятницкой церкви.
На нескольких полотнах изображён город, разрушенный фашистами. Среди них особо нужно отметить полотно «Чернигов в огне 23 августа 1941 года», с документальной точностью запечатлевшее пылающий город со стороны Десны.
Пытливый и острый взгляд художника заставил взяться за перо. Оставил интересные воспоминания об оккупационном периоде Чернигова.
После освобождения Чернигова советскими войсками работал в художественной мастерской при отделе искусств облисполкома, а с 1944 по 1946 год - в Черниговском историческом музее.
Из музея он ушел, но в 1948 году вернулся и работал здесь до самой пенсии в 1964 году. Тут в полной мере развернулось дарование как пытливого исследователя древних памятников черниговской земли.
И после выхода на пенсию он продолжал работать в музее и написал ряд работ для музея и архитектурно-исторического заповедника.
Создал два больших панно: изображение Чернигова в начале второго тысячелетия и Черниговской крепости XVIII ст. Собирал материалы об исторических памятниках Черниговщины, занимался изучением солнечных часов Спасского собора, древнего календаря, собирал материалы по ориентации древнерусских церквей.
Герогий Петраш - автор работ:
«Про что говорят знаки созвездий зодиака при солнечных часах Спасского собора XI ст. в Чернигове» (1960);
«Формирование древнерусского государства (предисловие к труду по истории Чернигова)» (1970);
«Чернигов - город-крепость XX-XVIII вв.» (1970-1974)
«Годиннику 940 років» (1975, опубликована в журнале «Наука і суспільство»).
Всего в фондах Черниговского областного архива числится 16 единиц материалов Г.О.Петраша.
В 1991 году, к 90-летию со дня рождения Георгия Петраша, по инициативе исторического и художественного музеев, экспонировалось 15 акварелей художника, посвящённых Чернигову периода оккупации.
Последние годы своей жизни проживал в Киеве, в интернате для престарелых.
Умер 9 февраля 1985 года в Киеве, похоронен на Лесном кладбище.
ОГЛАВЛЕНИЕ ЗДЕСЬ