Заключенные-бытовики составляли на Соловках небольшую по численности группу, довольно низкую по культурному уровню. В советскую юриспруденцию термин «бытовик» прочно вошел еще в двадцатые годы нашего столетия. Автор этого термина, возможно и неумышленно, вложил саркастический элемент. Под бытовиками подразумевались заключенные осужденные судом на заключение за преступления подпадающие почти под все статьи уголовного кодекса РСФСР за исключением политических и применяемых к уголовникам. Главным контингентом заключенных-бытовиков были всевозможные растратчики, жулики, взяточники. В этой связи понятие «бытовик», то есть гражданин совершивший бытовое преступление, явно порочило советский строй, так как растраты, обман, взяточничество получались вошедшими в быт, в отношения между гражданами и их государством. Растратчики совершали преступления, либо весьма примитивно, когда имели доступ к наличным деньгам, либо путем хитроумных комбинаций растрачивали материальные ценности, обращая их в деньги. Однако многие из них оказались осужденными за недостачу материалов, происшедшую без всякой корысти. Часть из заключенных этой категории, преимущественно весьма пожилые люди, привыкшие работать на доверии хозяев, перенеся ту же практику безучетной выдачи материалов из кладовых, складов и при советском строе допускали недостачу материальных ценностей, возможно в самом незначительном ценностном выражении, но попадали под суд и получали срок заключения. Так, например, принявший от меня кладовую электропредприятий на Соловках, старый железнодорожник, наичестнейший человек в повседневной жизни, проработавший всю жизнь кладовщиком в паровозном депо, был судим за недостачу инструмента и материалов и получил срок заключения. Он рассказывал: «До революции было проще, мастер выписывал материал и инструмент на полный ремонт паровоза, а я выдавал рабочим по мере необходимости, а если в конце года или при проверке кладовой у меня оказывалась недостача, то в худшем случае меня поругает инженер, начальник депо и на этом все кончалось. И инструмент я сортировал сам, без комиссии, какой приходил в негодность, сам и выбрасывал». Так старик продолжал работать и при строительстве социализма, давая рабочим нужный материал и инструмент не заглядывая каждый раз в каждую расходную накладную, выписана ли гайка или напильник. А как сделали инвентаризацию в кладовой, так мой кладовщик и сел на скамью подсудимых и доехал до Соловков. И таких «растратчиков» было немало.
Но были и прожженные жулики. Мне довелось узнать членов группы «Кабуки», каким названием они зашифровали свою жульническую организацию. Совершенно произвольно наименование своей организации они дали в 1928 году, когда в Ленинграде гастролировала впервые труппа японского театра «Кабуки». Это были несколько десятков ленинградских бухгалтеров и заведующих складами, работавших на различных предприятиях и торговых организациях, присвоивших, в результате всяческих махинаций, несколько миллионов рублей. За различные махинации на Соловках побывали и директор гостиницы «Москва» из Москвы и даже начальник «Торгсина» (торговое предприятие потребительскими промышленными и продуктовыми товарами продававшее не только иностранцам за валюту, но и советским гражданам за золотые и серебряные вещи и царскую монету и за драгоценные камни, оставшиеся у населения от изъятия их в порядке реквизиции в годы революции и в конце двадцатых годов). Фамилия этого начальника «Торгсина» Гулагов всегда привлекала внимание заключенных по ее созвучию с Главным управлением лагерей, сокращенно ГУЛАГом.
Второе место по количеству заключенных среди бытовиков занимали взяточники и дававшие им взятку. Здесь были и служащие всех советских учреждений и директора государственных предприятий, судейские и милицейские работники, спекулянты и мелкие частные торговцы. Слушая их откровенные рассказы можно было только поражаться до какой степени многие из них потеряли совесть - за что, чем и какими способами брались и давались взятки!
В концлагере на Соловках пришлось мне узнать о еще одном способе выманивать денежки у государства, паразитировать трудовой народ. В концлагерь были посажены два «изобретателя», долго морочивших голову ученым, которые боялись обвинения во вредительстве, сразу не отвергали противоречащие данным науки их «изобретения», а на протяжении долгого времени кропотливо отвергали доводы этих проходимцев, пока не стало ясно полная несостоятельность этих прожектов даже технически-безграмотным чекистам, которые цеплялись за эти прожекты, в особенности за второй из них. Первый жулик «изобрел» способ добывать электроэнергию прямо из земли, второй носился с машиной читающей чужие мысли. Понятно почему чекисты так цеплялись и не верили ученым в отношении неосуществимости такой машины. Какое широкое поле деятельности открылось бы для ОГПУ, если бы с помощью такой машины, профильтровав все население нашей страны, можно было бы выявить и заключить в лагеря всех инакомыслящих!
К бытовикам относились и виновники аварии на транспорте (если они не попадали по 58 статье, как вредители или диверсанты - по пунктам 7 и 9) и хулиганы и убийцы без преднамеренного совершения убийства или покушения на таковое. Так за нечаянное убийство человека на охоте на десять лет по суду был заключен в концлагерь мелкопоместный помещик, по образованию агроном (он окончил Петровско-Разумовскую Сельскохозяйственную академию в Москве, теперь Тимирязевская академия сельхознаук) Сергей Лесли. Поскольку бытовики являлись наиболее желанными, пользующимися абсолютным доверием у чекистов, заключенными (потому что норовящий положить себе в карман не способен на самопожертвование во имя какой-либо идеи), Лесли, несмотря на свое дворянское происхождение, был сразу назначен заведующим Сельхозом на Соловках, а затем начальником Сельхозотдела СЛАГа. Когда же Белбалтлаг слился со СЛАГом, то Лесли стал начальником Сельхозотдела Управления Белбалткомбината. Его жизнь в концлагере протекала почти как жизнь вольнонаемного чекиста. Лесли просто повезло, что он нечаянно убил человека. Ему как дворянину и помещику все равно было не миновать концлагеря, только по 58-й статье, получив которую он бы влачил жалкое существование каэра в концлагере, а отнюдь бы не ходил бы с портфелем, живя почти в свое удовольствие.
Вообще все бытовики, по обращению с ними чекистов, не чувствовали себя заключенными. Они были как бы военнослужащие, вместо строевых занятий, выполнявших разную работу, связанные лишь очень ослабленной в отношении их лагерной дисциплиной. Преимущественно из бытовиков комплектовался ВОХР лагеря, который нес те же функции, что и войска ОГПУ. Таким образом бытовикам-заключенным доверялось оружие, они были исполнительными тюремщиками и помощниками чекистов.
В 1930 году после снятии всех политзаключенных с административных и материально-ответственных должностей и перевода их на тяжелые физические работы, особенно стало вольготно в концлагере бытовикам, заполнившим вместе с уголовниками освободившиеся должности, особенно в складском хозяйстве, материальном и продовольственном снабжении, на лагерных кухнях и в магазинах для вольнонаемных, где для жульнических махинаций перед ними было открыто широкое поле деятельности.
В большинстве бытовики имели незначительные сроки заключения, им охотно давали скидки со срока и долго в лагерях они не задерживались, становились «исправившимися» и освобожденные из лагеря растратчики и жулики на воле снова могли привольно и богато жить за чужой счет, творя новые преступления.
ОГЛАВЛЕНИЕ ЗДЕСЬ