"Евровидение" и Кончита Вурст спасут Европу?
Ежегодный музыкальный конкурс способен предложить людям и странам нечто большее, чем просто концерт из пошловатых попсовых песенок. "Евровидение" - это тот образец европейского единства, на который стоило бы равняться, полагает американский арт-критик и колумнист BBC Culture.
Есть такое не слишком веселое высказывание, возможно - апокрифическое, которое, впрочем, прижилось, а приписывается французскому предпринимателю и дипломату Жану Монне, одному из духовных отцов Европейского союза. "Если бы я мог начать все заново, с чистого листа, - якобы говорил Монне о проекте континентального единства, - я бы начал с культуры".
Произносил ли он когда-либо эти слова или нет, в последние пять лет они напоминали о себе неоднократно и с удвоенной силой: евро получал пробоины одну за другой, экономики полудюжины стран ЕС оказались на грани дефолта, а крайне правые партии набирали силу - в том числе в таких государствах, как Франция и Финляндия. В старые добрые времена европейские политики не упускали случая поразглагольствовать о единстве и братстве. Когда всех припекло, они скорее позволят Греции рассыпаться в прах, чем выступить плечом к плечу в ее поддержку.
Но, как бы там ни было, на этой неделе 180 миллионов европейцев нежатся в лучах славы их континента - Европы. Конкурс песни "Евровидение", который в этом году проходит в Вене, возник из бодрой спевки с участием артистов из семи стран и позже превратился в самое грандиозное неспортивное событие в мире к западу от новогоднего гала-концерта на китайском телевидении CCTV.
В год 60-летия этого конкурса торжества простерлись аж до Австралии, страны, помешанной на "Евровидении" и вытянувшей счастливый билет на участие в конкурсе этого года. "Евровидение" грандиозно, и если единственное, что вы способны на нем услышать, - это попсовая халтура, это значит, что вы слушаете недостаточно внимательно.
Я - не европеец, и, как правило, в своих музыкальных предпочтениях склоняюсь скорее к Альбану Бергу (австрийский композитор-экспрессионист, классик XX века, представитель Новой венской школы Арнольда Шенберга и его учеников - Ред.), чем к ABBA. Но я наблюдаю за конкурсом Евровидения вот уже более десяти лет (впервые я смотрел прямую трансляцию этого события из Эстонии в 2002 году). За эти годы я пришел к убеждению, что конкурс песни "Евровидение" - в сравнении с иными общественными или государственными институтам - предлагает наилучшую из всех возможных моделей для создания новой Европы.
"Евровидение" лучше, чем футбол, лучше, чем общеевропейская система высшего образования "Эразм" (Erasmus), лучше, чем Skype и Easyjet, способно показать, как именно должна функционировать Европа, чтобы быть современной, радостной, принимающей свой восток, толерантной к мусульманам и мигрантам, гордой различиями и гордой единством. В то время как ЕС погрузился в экзистенциальный кризис, излюбленный образец и пример для Европы демонстрируется в Вене на этой неделе, пусть и с сопутствующей мишурой в нагрузку.
Это не пустая болтовня и не дешевая реклама - это серьезное предложение. Если Европа намерена строить общее будущее, бородатые дивы могут придать этому процессу хороший импульс.
Все вместе Как и почти всё, что имеет приставку "евро-", конкурс "Евровидения" уходит корнями в годы после Второй мировой войны. В 1955 году молодой тогда Европейский вещательный союз (European Broadcasting Union - EBU), консорциум национальных вещателей, выступил с концепцией единой программы для многочисленных и разнообразных сетей, которая единовременно транслировалась бы поверх всех границ. Используя в качестве образца фестиваль итальянской песни в Сан-Ремо, они создали музыкальный праздник, сочетавший национальную гордость с идеей европейской солидарности. Это был конкурс, в котором представители семи стран вели дружеские состязания. (Корпорация Би-би-си - один из основателей Европейского вещательного союза, однако Соединенное Королевство не принимало участия в первом конкурсе "Евровидения", поскольку опоздало подать заявку).
При всем своем техническом безрассудстве (транснациональная телетрансляция была совсем не простым делом до появления спутникового телевидения), "Евровидение" было в такой же мере политическим проектом, как и развлекательным мероприятием. За несколько десятилетий до Маастрихтского договора 1992 года оно стало лекалом для многоязычной, разнообразной и вместе с тем единой Европы. С тех пор, как песенный конкурс начал переплетаться с актуальной политикой, он практически всегда проводился во имя и под лозунгом европейского единства. Номер представителя Португалии на Евровидении 1974 года (Паулу де Карвалью с песней "И после прощания" - E Depois do Adeus) стал сигналом, по которому мятежные офицеры армии начали Революцию гвоздик в Лиссабоне. Позже Руслана, украинская певица, выигравшая конкурс 2004 года в костюме Зены - Королевы воинов с песней "Дикие танцы", активно поддержала кандидата в президенты Виктора Ющенко во время Оранжевой революции, а в 2014 году стала одной из наиболее заметных фигур Евромайдана в Киеве.
Этот политический резонанс не затухает и сейчас - не в последнюю очередь благодаря экспансии "Евровидения" в страны бывшего коммунистического блока. Один из самых печальных аспектов бытования евро состоит в том, что его нынешние неудачи заслонили собой куда более успешный проект Европейского союза, а именно - его расширение за счет новых членов из числа стран Центральной и Восточной Европы.
Вряд ли в самом начале было предопределено, что менее чем через 30 лет после окончания холодной войны европейцы будут воспринимать как нечто само собой разумеющееся отдых на пляже в Хорватии или мальчишник в Вильнюсе. (Мы можем еще вспомнить, что Вена находится восточнее Праги; а пассажиры бюджетных авиакомпаний, направляющиеся в родной город Кончиты Вурст, как правило, приземляются в Словакии). Пять стран, некогда входивших в состав СССР, принимали у себя Евровидение: Эстония, Латвия, Украина, Россия, а также Азербайджан, который в данном случае снискал себе сомнительную славу, потратив миллионы на то, чтобы обеспечить свою победу в "Евровидении" и сопроводить ее пышными фейерверками.
Британцы, которые никак не могут смириться со своими вечными провалами на "Евровидении", любят поворчать на тему о том, что новички имеют обыкновение голосовать друг за друга. Но у меня стоит комок в горле всякий раз, когда я наблюдаю зрелище, как одна страна за другой отдают свои голоса за панъевропейский праздник, который более открыт востоку континента, чем даже футбол. Говорит и показывает Скопье!
От попсы до политики Когда Кончита Вурст, трансвестит из Вены с безупречной осанкой, белым лебедем вознеслась к победе в Копенгагене в прошлом году, она со слезами на глазах провозгласила, что "посвящает этот вечер каждому, кто верит в будущее мира и свободы". "Евровидение" буквально творит чудеса для того, чтобы геи смогли оказаться на авансцене по всей Европе. И это не все. В то время как исламофобия с ужасающей интенсивностью охватывает европейскую политическую сцену, не менее четырех мусульман становились победителями конкурса, начиная с 2003 года.
В их числе - несравненная Лорен Талауи, шведка марокканского происхождения с копной волос цвета воронова крыла, выигравшая в 2012 году в Баку. Ее "Эйфория" стала лучшей песней "Евровидения" за 20 лет. Она набрала больше всех оценок в 12 баллов в истории соревнования и положила начало панъевропейской истории любви, в которой мусульманка воплотила в себе радость и согласие всего населения континента - от Дублина до Бухареста. (И название ее песни - Euphoria - начинается с букв, обозначающих аббревиатуру Евросоюза - EU).
Лорен, которая всеми силами пыталась добиться встречи с активистами азербайджанской оппозиции во время конкурса в Баку, - само олицетворение современной Европы. Она говорит по-английски, но гордится тем, что является шведкой. Она погружена в местные традиции, но взоры ее устремлены поверх границ - на восток и на юг. А более всего она лелеет великие мечты и верит в перемены сейчас, когда столь многие в Европе предпочитают уход в себя.
Победителем конкурса 1990 года стала песня Insieme: 1992 ("Вместе: 1992") итальянского эстрадного певца Тото Кутуньо. Это была простодушная баллада, своего рода ода Маастрихту. "Вместе! Объединись, объединись, Европа", - подхватывал хор припев на английском языке.
И Европе стоило бы откликнуться на этот призыв. Но как?! Самое ужасающее будущее, которое может ожидать старый континент, - то, которое готовят ей члены секты экономических самоубийц, уютно устроившихся в Брюсселе и Берлине и решивших присвоить себе монополию на идею свободы. Это будущее, в котором слово "Европа" станет синонимом экономической разрухи и политической импотенции.
Но Европа достойна куда большего. Она должна стать тем местом, где слово "союз" значит больше, чем "общий рынок"; где понятия "солидарность" и "многообразие" не противоречат друг другу.
Я далек от того, чтобы предложить кандидатуру Кончиты Вурст на пост председателя Европейского совета, однако бонзам ЕС стоило бы поучиться у дивы, чья популярность неизмеримо выше их собственной и которая сумела объединить европейцев так, как они и мечтать не могли. В погрязших в долгах Афинах и в процветающем Франкфурте европейцы начинают терять веру в единство через многообразие. Если учесть, как вели себя их лидеры после того, как начались экономические трудности, кто бросит в них камень за эту утрату веры?
Однако истинная надежда для Европы будет в эти выходные находиться на сцене конкурса в Вене, среди толп людей, размахивающих флагами, и зеркальных шаров бесконечной дискотеки.