Чёрная весна
В «Чёрной весне» почти нет секса и околосекса, что так любит Миллер. Так, лёгкий сифилис. Никаких классификаций влагалищ. «Весна» - заключительная часть трилогии, в которой каждую книгу можно спокойно читать как отдельную и самостоятельную - по наполнению ближе к «Тропику Козерога», чем к «Тропику Рака».
Хотя как мало, в сущности, значит содержание книги. Антураж и внутреннее состояние на впечатление влияют куда больше. И это не моя мысль (всё уже придумано до нас). Это одно из многих утверждений, что можно встретить в «Чёрной весне», быть может, несколько другими словами. Мне остаётся лишь согласиться. Да, действительно, настроение и окружающая обстановка могут повлиять на восприятие слов куда больше самих слов.
Миллера у меня получается читать и воспринимать только в одиночестве и в тишине. Когда никто и ничто не может отвлечь. И тогда в книге замечаешь если не сюжет, то истории. Поток начинает обретать подобие формы. И дальше уже дело сноровки. Но всё равно все места не понятны даже самому Миллеру. Имейте в виду, если вдруг угораздит в эту книгу вляпаться.
И уж совсем противопоказано читать перед сном. Потому что Миллер как кузнечик перескакивает с мысли на мысль, спеша записать весь льющийся на него из космоса поток сознания и подсознания. И все эти идеи-размышления зачастую связаны между собой только в миллеровском воспалённом мозгу.
Приливы и отливы, взросление, обращение времени вспять, мечта, живущая после смерти... Здесь вслед за размышлениями о парижских клозетах следует признание в любви и обретение Робинзона Крузо с его необитаемым островом, который есть теперь в каждом. Здесь каждый умирает бесчисленное количество раз, в каждый момент времени гибнет кто-то из твоих многочисленных «я», и только со смертью рождается. Возрождается. Как птица феникс.
«В те времена я считал, что всё трагическое существует лишь в книгах, а то, что происходит в жизни, - так, разбавленные опивки. Я думал, что прекрасная книга - это плод того, что есть больного в сознании. Я совершенно не представлял, что больным может быть весь мир!»
Миллер жил в больном мире. И неизвестно, насколько этот больной, но внутренний мир самого Генри пересекался с внешним и реальным, от которого многие предпочитают убегать или прятаться. И Миллер предпочитает убегать, прятаться от этого загибающегося мира, где каждый может заменить любого другого, такого же картонного, продукта современного технологичного общества.
В книгах так часто ищут укрытия от реальности: придуманные миры, необыкновенные приключения, неземная любовь. А Миллер окунает читателя во что-то отвратительное, неприличное, безумное и местами попахивающее. И спасибо, что он свою и окружающую мерзость возводит в степень - от этого нечистоты выглядят нереальными. И тогда их можно воспринимать без содрогания.
«Я хочу, чтобы в мир вернулась классическая чистота, при которой дерьмо называлось дерьмом, а ангел - ангелом».
И во времена, когда даже слово «hell» было под цензурой, Миллер старается следовать своему желанию называть вещи своими именами. Своеобразно, конечно: он не стесняется, да что там не стесняется, он специально пишет про безобразные, нерафинированные составляющие человеческой жизнедеятельности, будь то сифилис, общественные клозеты, безумие, гной, истерики, метастазы рака, эрекция.
Старина Миллер отлично раскрепощает, избавляет от ряда комплексов и стесняшек. Если есть желание от них избавиться, конечно же.
И кроме раскрепощения Миллер мне нравится своим художественным приёмом в виде перечисления событий через запятую. Эти абзацы я могу перечитывать раз за разом, наслаждаясь слогом и красотой образов. Хотя вы можете поспорить со мной, насколько это красиво:
«Не имеет значения, скольких чёрных клавиш не достаёт и размножаются спаниели или нет. Если звонок не звонит, если уборная не работает, если не пишутся стихи, если падает люстра, если не уплачено за жильё, если вода не течёт, если прислуга пьяна, если раковина засорена и тянет вонью из мусорного ведра, если сыплется перхоть и скрипит кровать, если плесень выбелила цветы, если убежало молоко, если в раковине грязь и выцвели обои, если новости не новы и не случается катастроф, если несёт изо рта и липки ладони, если не тает лёд и продавливается педаль - всё ерунда и в душе наступает Рождество, потому что всё будет звучать в до мажоре, раз ты привык так смотреть на мир».
Некоторые задаются вопросом, как можно читать весь этот миллеровский выплеск полубезумных бессвязных мыслей, измазанных в говне и пошлости? Да никак. Не читайте. Оставьте его таким как я.
Хотя как мало, в сущности, значит содержание книги. Антураж и внутреннее состояние на впечатление влияют куда больше. И это не моя мысль (всё уже придумано до нас). Это одно из многих утверждений, что можно встретить в «Чёрной весне», быть может, несколько другими словами. Мне остаётся лишь согласиться. Да, действительно, настроение и окружающая обстановка могут повлиять на восприятие слов куда больше самих слов.
Миллера у меня получается читать и воспринимать только в одиночестве и в тишине. Когда никто и ничто не может отвлечь. И тогда в книге замечаешь если не сюжет, то истории. Поток начинает обретать подобие формы. И дальше уже дело сноровки. Но всё равно все места не понятны даже самому Миллеру. Имейте в виду, если вдруг угораздит в эту книгу вляпаться.
И уж совсем противопоказано читать перед сном. Потому что Миллер как кузнечик перескакивает с мысли на мысль, спеша записать весь льющийся на него из космоса поток сознания и подсознания. И все эти идеи-размышления зачастую связаны между собой только в миллеровском воспалённом мозгу.
Приливы и отливы, взросление, обращение времени вспять, мечта, живущая после смерти... Здесь вслед за размышлениями о парижских клозетах следует признание в любви и обретение Робинзона Крузо с его необитаемым островом, который есть теперь в каждом. Здесь каждый умирает бесчисленное количество раз, в каждый момент времени гибнет кто-то из твоих многочисленных «я», и только со смертью рождается. Возрождается. Как птица феникс.
«В те времена я считал, что всё трагическое существует лишь в книгах, а то, что происходит в жизни, - так, разбавленные опивки. Я думал, что прекрасная книга - это плод того, что есть больного в сознании. Я совершенно не представлял, что больным может быть весь мир!»
Миллер жил в больном мире. И неизвестно, насколько этот больной, но внутренний мир самого Генри пересекался с внешним и реальным, от которого многие предпочитают убегать или прятаться. И Миллер предпочитает убегать, прятаться от этого загибающегося мира, где каждый может заменить любого другого, такого же картонного, продукта современного технологичного общества.
В книгах так часто ищут укрытия от реальности: придуманные миры, необыкновенные приключения, неземная любовь. А Миллер окунает читателя во что-то отвратительное, неприличное, безумное и местами попахивающее. И спасибо, что он свою и окружающую мерзость возводит в степень - от этого нечистоты выглядят нереальными. И тогда их можно воспринимать без содрогания.
«Я хочу, чтобы в мир вернулась классическая чистота, при которой дерьмо называлось дерьмом, а ангел - ангелом».
И во времена, когда даже слово «hell» было под цензурой, Миллер старается следовать своему желанию называть вещи своими именами. Своеобразно, конечно: он не стесняется, да что там не стесняется, он специально пишет про безобразные, нерафинированные составляющие человеческой жизнедеятельности, будь то сифилис, общественные клозеты, безумие, гной, истерики, метастазы рака, эрекция.
Старина Миллер отлично раскрепощает, избавляет от ряда комплексов и стесняшек. Если есть желание от них избавиться, конечно же.
И кроме раскрепощения Миллер мне нравится своим художественным приёмом в виде перечисления событий через запятую. Эти абзацы я могу перечитывать раз за разом, наслаждаясь слогом и красотой образов. Хотя вы можете поспорить со мной, насколько это красиво:
«Не имеет значения, скольких чёрных клавиш не достаёт и размножаются спаниели или нет. Если звонок не звонит, если уборная не работает, если не пишутся стихи, если падает люстра, если не уплачено за жильё, если вода не течёт, если прислуга пьяна, если раковина засорена и тянет вонью из мусорного ведра, если сыплется перхоть и скрипит кровать, если плесень выбелила цветы, если убежало молоко, если в раковине грязь и выцвели обои, если новости не новы и не случается катастроф, если несёт изо рта и липки ладони, если не тает лёд и продавливается педаль - всё ерунда и в душе наступает Рождество, потому что всё будет звучать в до мажоре, раз ты привык так смотреть на мир».
Некоторые задаются вопросом, как можно читать весь этот миллеровский выплеск полубезумных бессвязных мыслей, измазанных в говне и пошлости? Да никак. Не читайте. Оставьте его таким как я.