Армагеддон. Глава третья. Побег (продолжение)
Справа остался город Наро-Фоминск - один из рубежей, где в 1941 году был остановлен «Тайфун» немецкого наступления на Москву. Шевчук включил новости:
Только что мировые информационные агентства распространили новость о том, что власти Ирана попытались нанести ядерный удар по захваченному хороитами Иерусалиму. Для этого использовались баллистические ракеты «Шахаб-3», оснащенные боезарядами, которые, как теперь выясняется, тайно производились в исламской республике. По священному городу было выпущено в общей сложности пять ракет. Согласно данным американских спутников слежения, на которые ссылается CNN, одна из ракет сдетонировала и взорвалась прямо при запуске над иранским городом Кум, полностью уничтожив это священное для шиитов место. Еще одна ракета упала на город Сулеймания в иракском Курдистане. Три другие ракеты были сбиты хороитами над Иорданией с помощью системы противоракетной обороны BOXTHORN.
- Ух, ты! - воскликнула Ева. - Нет, ну ты слышал, да? Ядерный удар!
- Ты ведь знаешь больше меня, Хатхор, - Шевчук замялся, - скажи, а Армагеддон - это где?
- Что же ты не спросил у него сам? - удивилась Ева.
- Да неудобно как-то, и времени не было.
- Армагеддон - там, где мы. Война идет не где-то, а в нашем сердце, в нашей душе. Свет позволяет нам увидеть, где тьма, но ведь без тьмы мы бы не знали, что такое свет. Одно порождает другое…
На небольшой дистанции прямо перед ними шел бензовоз, на блестящей бочке которого было написано «Jet Fuel» и развевалась вылинявшая георгиевская ленточка, обозначавшая радость водителя транспортного средства по поводу благоприятного для его страны исхода Второй мировой войны.
- Вот сволочь дальнобойная! - выругался Шевчук и начал сигналить. - Со своей хреновиной весь левый ряд занял. Как только таких уродов земля носит!
Бензовоз загораживал обзор, и Ева повернулась к окну. Она заметила, как прямо по ходу в пролетающей мимо лесополосе ослепительно ярким пламенем вспыхнула крона сосны. Приближающееся пятно напомнило ей бабочку-Леопарда.
- Осторожно, Юра! - крикнула она. - Здесь что-то не так! Давай вправо и ближе к обочине.
Шевчук выполнил маневр и начал обгонять бензовоз по правому ряду. Показалась табличка с указателем и названием населенного пункта: «Щекутино». Прямо за ней дорога под углом 45 градусов плавно уходила влево. Юрий уже обошел бензовоз и включил поворотник, показывая, что сейчас вернется в левый ряд. По встречной полосе, спихивая вправо попутные машины, приближалась мерцающая синими и красными проблесковыми маяками полицейская машина. Покрякивая, она расчищала путь идущему вслед гигантскому двухъярусному туристическому автобусу Mercedes, похожему на черного жука-скарабея. Ева вдруг заметила, что автобус не вписывается в поворот: его остекленная морда начала высовываться на их полосу движения. Он ехал им наперерез - так, будто просто не видел изгиба дороги и продолжал движение по прямой.
Мир вокруг Евы застыл - она почувствовала, что Шевчук сейчас будет тормозить, и ясно увидела неминуемый удар. На ее глазах «Нива» въезжала в правое крыло автобуса, под колесо, и их тела превращались в поджаренный фарш.
- Нет! Юра!! Нет!!! - заорала она. - Жми на газ!
Шевчук испуганно дал по газам, и они пронеслись перед кабиной автобуса, чуть чиркнув ее левым бортом кузова. Ева услышала этот скрежет, будто в замедленной съемке. За затемненным лобовым стеклом «Мерседеса» она увидела водителя, который откинулся в кресле, свесив голову набок - видимо, уснул. Сидевший рядом в пассажирском кресле человек в очках, похожий на постаревшего Охломонова, впился в нее исполненным ужаса взглядом. Когда «Нива» вихрем вылетела на пустую магистраль, сзади раздался чудовищный визг и звук удара - бензовоз никак не мог увернуться и впоролся прямо в правый борт автобуса. В следующую секунду послышался гулкий хлопок и над их машиной будто пронесся шквал. Ева развернулась на сиденье: позади, над дорогой медленно поднимался огромный, окутанный клубами черного дыма огненный шар. Музыкант наблюдал эту картину в зеркале заднего вида.
- Твою мать! - выдохнул он.
- Кто-то нашел свою геенну, - медленно сказала Ева.
- Ты что, знала?
- Я не знала, но знак был.
Некоторое время они ехали молча. Ева положила Горация на колени. Ребенок будто успокоился и опять уснул. Когда он спал, разбудить его не могла бы, наверное, даже ядерная война. Поэтому маленький Хор никак не реагировал на рев периодически проносившихся навстречу кавалькад спецмашин - «скорых», пожарных, полиции. На въезде в Обнинск их встречал бетонный обелиск, вершину которого венчал символ мирного атома - множество железных обручей с ядром в центре. Три самых массивных эллипса в перекрестье образовывали между собой звезду Давида с искривленными законами евклидовой геометрии гранями треугольников, которая видоизменялась по мере их движения. «Нива» пронырнула под мостом-эстакадой, по которой проходила автомагистраль. По правую сторону от шоссе виднелись городские постройки, среди которых выделялись корпуса некогда секретных научных центров и лабораторий. Над ними в высь поднималась трехсотметровая мачта метеорологической вышки, которая чудесным образом устояла во время землетрясения - видимо, благодаря гибкости конструкции и держащей ее паутине вантовых тросов. Эти реликтовые сооружения эпохи непоколебимой веры в торжество человеческого разума над природой всегда внушали Еве страх и трепет. Ей казалось, что она чувствовала, как порождаемые ими невидимые электромагнитные волны и радиация угрожают ей. Впрочем, как теперь выясняется, страх этот был вполне оправдан: беззаботные эксперименты над материальным миром позволили запустить неуправляемую реакцию событий, в пучину которых она в итоге оказалась втянута.
Внезапно она услышала глухой, объемный взрыв и увидела, как в нескольких кварталах справа над домами стремительно встает столб черного дыма. Это был именно столб, а не грибовидное облако, как случается, когда взрываются горючие смеси. Столб, идеально прямой, будто не было никакого ветра, походил на огромную переливчатую колонну с вычурной капителью наверху. Взвиваясь вверх, он начал слегка наклоняться и вскоре достиг небосвода, где образовалось огромное черное пятно, через которое на Землю смотрели полная Луна и звезды - так, словно кто-то пробил дыру прямо в открытый космос. Теперь упиравшийся в эту дыру столб напоминал уже не колонну, а хвост торнадо, спускавшийся с небес. В мгновенье ока этот хвост начал затягивать в себя окружающий мир - метеорологическую вышку, дома, машины, фонарные столбы.
- Это еще что за хрень?! - испуганно крикнул Шевчук. - Неужели началось?
- Все уже давно началось, - ответила Ева, прижимая к себе ребенка. - А что это такое, мы потом узнаем. Сейчас надо уезжать быстрее отсюда.
Их машина выскочила к кольцу-развязке, в центре которой стояла будка с эмблемой министерства по чрезвычайным ситуациям. Около будки бегали растерянные бойцы в форме МЧС. Задрав головы, они снимали на мобильные телефоны происходившее в небе над городом. Шевчук притормозил и вытащил сигарету. Ева тронула его за плечо:
- Курить не надо, ладно?
Шевчук смял сигарету и выбросил ее в окно. Он пропустил несколько фур, вырулил в левый ряд кольца и выехал на Киевскую трассу. Ева развернулась и увидела, что торнадо исчезло.
- Надо же, вроде прошел ураган, - сказала она, глядя, на тающие очертания города. - Может, показалось?
- Коллективные видения? - усомнился Шевчук. - А тем бойцам МЧС тоже показалось?
- Да, ты прав, - согласилась Ева. - Хороший, наверное, город этот Обнинск.
- В Обнинске била ключом передовая мысль советской науки. Это же первый наукоград в СССР! Да что в СССР - в мире! Здесь первая атомная электростанция на планете стоит. Великие люди работали. Вот где надо было инноград делать. А нынешние жулики закопали в своем «Скольково» несколько ярдов долларов непонятно зачем. Ну чем здесь не Силиконовая долина?
- Если ты о том месте в Сан-Франциско, где компьютеры изобретают, то она называется Кремниевая долина, - поправила его Ева. - Силиконовая долина - это Сан-Фернандо в Лос-Анджелесе. Там снимают порнуху и делают силиконовые имплантаты для женских грудей. В словах Silicon и Silicone разница - всего одна буква, а перемена смысла весьма ощутима. Что касается того, кто тут был впереди планеты всей - вопрос спорный, ведь Хьюлетт с Паккардом свою фирму еще в 1939 году создали. А насчет Сколково… При чем тут инновации, Юра? Они там совсем другое строят.
Шевчук с любопытством развернулся:
- Что же, если не секрет?
- Известно что - убежище. Очередной подземный город, куда можно быстро добраться с Рублевки и прочих мест обитания заказчиков. Тех, кто, по мнению авторов проекта, имеет право на спасение. Правительственное метро из Кремля ведь как раз через Сколково проходит. Старое убежище в Раменках ещё жена Лужкова затопила.
- Зачем?
- Она хотела на том участке в конце Мичуринского проспекта жилой комплекс мастырить, вот и устроила небольшую техногенную аварию секретного типа, чтобы вывести свою землю из перечня действующих стратегических объектов.
- А ты-то откуда знаешь? - недоверчиво спросил Юрий.
Ева вспомнила одного из клиентов в борделе - субтильного айфононосца бывшего президента Аркадия Дурковича, похожего на куклу-пупса с пухленькими алыми губками и блестящими маслинами вместо глаз. Он вечно пребывал под воздействием мескалина, и отличить правду от бреда в его словах было не так просто. Поэтому она решила не уточнять источник информации:
- Believe me*. Да и сделано там, в том убежище, все было по-спартански, совсем не в духе эпохи победившего капитализма.
- О боги, какие же они дебилы! - воскликнул музыкант.
- Отчего же? Стремление сохранить жизнь - базовый инстинкт. Это вполне естественно для любого биологического организма… для большинства существ. Пирамиды наших предков - это не склепы для покойников. Они когда-то позволили нескольким династиям фараонов выжить в те времена, когда Сет сжигал их царства дотла.
- Но ведь сейчас все по-другому! - воскликнул музыкант. - Сейчас все это вообще не имеет никакого значения!
- Да, в нынешнем раскладе это, конечно, наивно. Хотя вполне свойственно уровню интеллектуального развития современной элиты. Они думают, что от всадников Апокалипсиса можно просто откупиться. Не понимают, что исход - это конец всего. Момент, когда мир переходит в иное состояние. Спрятаться негде. И выхода нет. Точнее, он есть, но билет не имеет ценника. Этот билет - мы с тобой, миллионы наших братьев и сестер, подчиненных единой воле Создателя…
Ее прервал раскат грома. Ева посмотрела поверх дороги и вскрикнула:
- Ох, как красиво!
Над стремительно несущимся им навстречу полотном шоссе разыгралась величественная битва. Правую часть небосвода заволокло антрацитом огромной грозовой тучи, которая ощупывала землю ломаными жалами молний. Слева ей словно противостояла похожая на неприступную крепость гряда белокаменных облачных башен. Бездонное небо разделяло их, упираясь острием синего клина в горизонт - туда, куда нитью убегал их путь.
- Да, что-то в этом есть, - согласился Шевчук. - Опять знаки?
- Нет, просто красиво. Неземное что-то.
- Знаешь, я в детстве космонавтом мечтал стать, как и все мальчишки. - Юрий прибавил скорости.
- Да ты что, серьезно?
- Конечно. Гагарин сказал «Поехали!», когда мне было четыре, и двенадцать, когда Армстронг вышел на Луну. У нас на солнечной Колыме с зарубежной фантастикой плохо было, но мы все выросли на «Аэлите»: межпланетные путешествия, полеты на Марс.
- Ты хотел быть инженером Лосем? - улыбнулась Ева.
- Вождем восставших трудящихся Гором, если честно. Я представлял себе эти далекие пространства, космические пейзажи. Хотел стоять у огненного кальдера на Венере и ловить кислотную грозу. Или держать в руках ледяную пыль на кольцах старого косматого Сатурна. Но потом я понял, что все это нельзя почувствовать. Здесь, на земле, ты можешь услышать грозу, ее запах, ощутить капли росы кончиками пальцев. А там все, что тебе доступно - картинка в иллюминаторе или за забралом скафандра, которая ничем не отличается от той, что передают на землю искусственные космические аппараты. И как только я осознал это, романтика межзвездных путешествий исчезла. Для тех, кто сейчас висит где-то там, - он кинул взгляд в потолок, - на международной космической станции, это просто работа. Как вахта у ребят, что в силу жизненных обстоятельств сидят на буровой в Мексиканском заливе или на станции «Восток» в Антарктиде. Только труженики орбиты еще, ко всему прочему, пьют воду, регенерированную из собственного пота и мочи. Поэтому мне не очень понятно, за какое удовольствие эти чудаки - космические туристы - платят свои бешеные деньги.
- Может, им просто их девать некуда, - предположила Ева. - К тому же, здесь важен не результат в виде картинки за окошком, а сам процесс подготовки. Ну и, конечно, возможность поставить себе галочку в биографии, фотки друзьям показать…
Машина чуть подпрыгнула и провалилась.
- Ой, что это? - испугалась Ева.
- Россия-матушка, - с досадой отозвался Шевчук. - После поворота на Калугу приличной дороге кирдык. Здравствуй, родная двуколейка.
Музыкант включил поворотник, начал притормаживать. На указателе справа по ходу значилось: «Гостиничный комплекс «Угра».
- «Угра»? - спросила Ева.
- Да, родная, она самая, - улыбнулся Шевчук. - Великая русско-татарская река, стоянием на которой в 1480 году закончилось так называемое монгольское иго. Между прочим, самый бескровный исход векового противоборства наций в мировой истории. Собрались две огромные орды: одна - великого князя Ивана Третьего, другая - хана Ахмата. Постояли месяц на двух берегах реки, постреляли друг в друга из пищалей - и разошлись. Одна орда ушла к себе в степь, другая - в Москву. С тех пор на Руси Угру называют «пояс Богордицы». Как бы, все всё поняли без лишнего кровопролития. Да и зачем оно, это кровопролитие? За триста лет, ко времени стояния на Угре кровь уже так перемешалась, что русские стали татарами, а татары - русскими. Вот я, например, по отцу наполовину хохол, а по матери - татарин. Стоял бы я тогда тут, и что? Самому с собой воевать?
Ева задумалась:
- «Пояс Богородицы»? Ты помнишь тот амулет дурацкий, из-за которого люди давились?
- Кто же это не помнит.
- Женщины несчастные, мне их так жалко всех было. Им же на самом деле вбили в голову, что эта фальшивка их исцелит или избавит от бесплодия.
- Фальшивка?
- Конечно, фальшивка. Не было у матери Иисуса из Назарета никакого пояса. Она вообще не подпоясанная ходила, это я точно знаю.
- Сама видела?
- Не сама, но знаю, - отрезала Ева. - Ужасно то, что люди покалечились от обморожений. А кто-то на этом просто деньги зарабатывал…
- Давай лучше про татаро-монгольское иго.
- Юра, невероятному исходу стояния на Угре есть объяснения вполне прозаические. В те времена Крымский хан Менгли Гирей был союзником Москвы и воевал с Ордой. По договоренности с Иваном Третьим он напал на Литву, и та не смогла оказать помощь Ахмату. Кроме того, в татарском войске, стоявшем на Угре, случилась эпидемия дезинтерии. Они ведь баранов в качестве провианта использовали. Видать, какая-то овца оказалась паршивой и испортила им все предприятие.
Шевчук расхохотался:
- То есть они обосрались драться как в переносном, так и в прямом смысле слова!
- Как бы да. Но я вообще не к этому про Угру спросила, Юр. В гостиницу-то нам зачем?
- А как же? Вещи мы для чего покупали?
- Ой! - смутилась Ева. - Ну конечно.
Перед ними возник железный забор, на котором разноцветными красками было намалевано:
ОТЕЛЬ. ШАШЛЫКИ. БЕСЕДКА. МОЙКА.
Картинки, окружавшие эти надписи, как бы иллюстрировали чудесные перспективы для усталых путников. За забором возвышалось белое трехэтажное строение из бетонных панелей, напоминающее районную поликлинику. На крыше здания стояли огромные красные буквы, складывающиеся в слово «УГРА». Слева от названия гостиницы желтыми буквами поменьше было выложено «КАФЕ», справа - «MOTEL» и «БАР». Еще правее красовался большой красно-бело-синий логотип «Пепси-колы». «А ночью, со стороны шоссе, с неоновой подсветкой, наверное, заманчиво смотрится», - подумала Ева.
Они подрулили прямо ко входу и вышли из машины. Шевчук взял пакет с вещами. Чертыхаясь и отряхивая пыль с куртки, он растворил дверь, пропуская вперед даму с ребенком. В просторной прихожей мотеля никого не было. За столиком ресепшн на розовой стене бронзовыми буквами было выложено «MOTEL UGRA» и три звезды. Рядом на стене в золоченых рамочках висели портретные фотографии известных русских рок-музыкантов - Бориса Гребенщикова, Валерия Кипелова и Гарика Сукачева, которые, судя по интерьеру на фото, некогда останавливались в этом месте.
- Не «Хилтон», прямо скажем, - заметила Ева.
- Да ладно тебе, - вступился за хозяев мотеля Шевчук. - Не надо с «Хилтоном» сравнивать. За такие деньги, как здесь, в «Хилтоне» с тобой даже разговаривать не захотят. Нормальная гостиница. Номера чистые, прибранные, есть и полотенца в ванной, и банный халат. - На слове «халат» он поднял палец - будто это было нечто выдающееся. - Горячая вода круглосуточно, мойся хоть целый день. Что еще надо, спрашивается?
- Юр, не кипятись, - успокоила его Ева. - Я пошутила. Все нормально.
- Эй! - крикнул музыкант. - Э-е-ей! Ау!
- Тихо! - схватила его за руку Ева. - Не видишь, ребенок спит!
- Чего изволите? - раздался голос у них за спиной.
Ева обернулась и тут же сделала шаг назад: перед нею стояла эффектная темноволосая женщина средних лет с южноевропейским типом лица и чуть раскосыми азиатскими глазами. Любой человек, интересующийся кинематографом, тотчас сказал бы, что она как две капли воды похожа на Монику Белуччи. К тому же, одета женщина была в длинный, до пят, темный куттонет - точно так же, как Мария Магдалина в «Страстях Христовых». Впечатление усиливало то, что Ева когда-то лично общалась с Моникой на острове Бела. Поэтому никаких сомнений в том, что перед нею именно та самая Моника, а не кто-то похожий, у нее не было.
- Добрый день, - сказала Ева. - Меня зовут Беатриче. А вас, извините, как?
- Ну, если вас, mon cher*, звать Беатриче, то меня можете называть Моника, - устало улыбнулась консьержка. - Так что желаете?
«Не признала, - расстроилась Ева. - Видимо, все-таки двойник. Но до чего же хорооша!». Шевчук, между тем, совершенно не смутился:
- Дорогая Моника, или как вас там на самом деле, - начал он. - Нам бы умыться, перекусить чего-нибудь. Номер на часик-два, одним словом.
- На часик-два не получится, - сказала Моника. - Только сутками сдаем.
- Хорошо, сколько?
- Стандартный одноместный номер - тысяча сто рублей, двухместный - тысяча четыреста. Люкс с двумя спальнями - три сто, апартаменты трехспальные - четыре семьсот.
- Ладно, давайте апартаменты. Сделаем вам сегодня кассу.
- Паспорт, - выразительно посмотрела на него Моника. - Или права водительские.
Шевчук покопался в карманах и вытащил пачку тысячерублевых банкнот:
- Знаете, такое дело… Паспорт где-то вчера посеял. А права в машине… Возьмите восемь и давайте без формальностей. Будем считать, что я Данте Алигьери.
Лицо Моники преобразилось: улыбка ее стала чарующей, как у Моны Лизы:
- Очень приятно, Данте. Добро пожаловать.
- А вы нам чего-нибудь пожрать организуете?
- Хм! - Моника взглядом отчитала музыканта за лексикон.
- Покушать, - поправился Шевчук.
Консьержка взяла деньги и, эффектно вихляя бедрами, направилась к столику:
- Апартамент номер тринадцать на втором этаже. Машину можете во двор загнать. А насчет, как вы изволили выразиться, «пожрать», имеется кафе на этом этаже или беседки на воздухе.
- На воздухе - это отлично-с! - бурно отреагировал Шевчук. - Погоды нынче стоят отменные.
- Я так и подумала. Вам у нас понравится.
Музыкант подмигнул к Еве:
- Пошли, посмотрим, что у них там за «президентский сьют».
Моника протянула Еве ключ:
- Je vous souhaite un agréable séjour!*
- Grazie,* - смутилась Ева.
Белуччи и бровью не повела. Ева с Шевчуком отправились в свой «апартамент». «Здесь что-то не так. - Ева все еще пребывала в некотором замешательстве. - Даже если она - клон, то разве это подобающее место, в котором ее двойник может существовать?» Ева поковырялась в замке, открыла дверь и замерла на пороге:
- Этого не может быть!
Перед нею был тот самый номер на третьем этаже «Эдема», который они с Хором оставили год назад. То есть все было ровно так, как в тот день, когда они с ним в первый раз зашли туда. Даже неизменный комплимент администрации отеля - фрукты и бутылка шампанского в ведерке со льдом - все так же стояли на столе. Ева бросилась к окну и увидела то, что и ожидала увидеть - ласковый океан и родной остров. Какие-то люди беспечно копошились на пляже, около баров и шатров, в лазурном небе парил, снижаясь, очередной трансфер с гостями.
- Ни фига себе! - присвистнул Шевчук, заходя внутрь и оглядываясь. - Вот это номер! Это они, что ли, для Путина такой отгрохали? Или для олигарха какого-нибудь?
Ева не слышала его, у нее закружилась голова от густого тропического воздуха и сладких воспоминаний.
- Это сон? - пробормотала она, разговаривая сама с собой. - Или сон - все то, что случилось со мной после этого? Хор, ответь мне, или я сойду с ума!
Она покрепче обняла сына - в эту секунду он был единственным свидетелем ее вменяемости. В гостиной зазвонил телефон. Ева бросилась к столу и схватила трубку.
- Привет, любовь моя! - раздался голос - такой близкий и в то же время отдаленный на тысячи миль. - Как ты?
Только что мировые информационные агентства распространили новость о том, что власти Ирана попытались нанести ядерный удар по захваченному хороитами Иерусалиму. Для этого использовались баллистические ракеты «Шахаб-3», оснащенные боезарядами, которые, как теперь выясняется, тайно производились в исламской республике. По священному городу было выпущено в общей сложности пять ракет. Согласно данным американских спутников слежения, на которые ссылается CNN, одна из ракет сдетонировала и взорвалась прямо при запуске над иранским городом Кум, полностью уничтожив это священное для шиитов место. Еще одна ракета упала на город Сулеймания в иракском Курдистане. Три другие ракеты были сбиты хороитами над Иорданией с помощью системы противоракетной обороны BOXTHORN.
- Ух, ты! - воскликнула Ева. - Нет, ну ты слышал, да? Ядерный удар!
- Ты ведь знаешь больше меня, Хатхор, - Шевчук замялся, - скажи, а Армагеддон - это где?
- Что же ты не спросил у него сам? - удивилась Ева.
- Да неудобно как-то, и времени не было.
- Армагеддон - там, где мы. Война идет не где-то, а в нашем сердце, в нашей душе. Свет позволяет нам увидеть, где тьма, но ведь без тьмы мы бы не знали, что такое свет. Одно порождает другое…
На небольшой дистанции прямо перед ними шел бензовоз, на блестящей бочке которого было написано «Jet Fuel» и развевалась вылинявшая георгиевская ленточка, обозначавшая радость водителя транспортного средства по поводу благоприятного для его страны исхода Второй мировой войны.
- Вот сволочь дальнобойная! - выругался Шевчук и начал сигналить. - Со своей хреновиной весь левый ряд занял. Как только таких уродов земля носит!
Бензовоз загораживал обзор, и Ева повернулась к окну. Она заметила, как прямо по ходу в пролетающей мимо лесополосе ослепительно ярким пламенем вспыхнула крона сосны. Приближающееся пятно напомнило ей бабочку-Леопарда.
- Осторожно, Юра! - крикнула она. - Здесь что-то не так! Давай вправо и ближе к обочине.
Шевчук выполнил маневр и начал обгонять бензовоз по правому ряду. Показалась табличка с указателем и названием населенного пункта: «Щекутино». Прямо за ней дорога под углом 45 градусов плавно уходила влево. Юрий уже обошел бензовоз и включил поворотник, показывая, что сейчас вернется в левый ряд. По встречной полосе, спихивая вправо попутные машины, приближалась мерцающая синими и красными проблесковыми маяками полицейская машина. Покрякивая, она расчищала путь идущему вслед гигантскому двухъярусному туристическому автобусу Mercedes, похожему на черного жука-скарабея. Ева вдруг заметила, что автобус не вписывается в поворот: его остекленная морда начала высовываться на их полосу движения. Он ехал им наперерез - так, будто просто не видел изгиба дороги и продолжал движение по прямой.
Мир вокруг Евы застыл - она почувствовала, что Шевчук сейчас будет тормозить, и ясно увидела неминуемый удар. На ее глазах «Нива» въезжала в правое крыло автобуса, под колесо, и их тела превращались в поджаренный фарш.
- Нет! Юра!! Нет!!! - заорала она. - Жми на газ!
Шевчук испуганно дал по газам, и они пронеслись перед кабиной автобуса, чуть чиркнув ее левым бортом кузова. Ева услышала этот скрежет, будто в замедленной съемке. За затемненным лобовым стеклом «Мерседеса» она увидела водителя, который откинулся в кресле, свесив голову набок - видимо, уснул. Сидевший рядом в пассажирском кресле человек в очках, похожий на постаревшего Охломонова, впился в нее исполненным ужаса взглядом. Когда «Нива» вихрем вылетела на пустую магистраль, сзади раздался чудовищный визг и звук удара - бензовоз никак не мог увернуться и впоролся прямо в правый борт автобуса. В следующую секунду послышался гулкий хлопок и над их машиной будто пронесся шквал. Ева развернулась на сиденье: позади, над дорогой медленно поднимался огромный, окутанный клубами черного дыма огненный шар. Музыкант наблюдал эту картину в зеркале заднего вида.
- Твою мать! - выдохнул он.
- Кто-то нашел свою геенну, - медленно сказала Ева.
- Ты что, знала?
- Я не знала, но знак был.
Некоторое время они ехали молча. Ева положила Горация на колени. Ребенок будто успокоился и опять уснул. Когда он спал, разбудить его не могла бы, наверное, даже ядерная война. Поэтому маленький Хор никак не реагировал на рев периодически проносившихся навстречу кавалькад спецмашин - «скорых», пожарных, полиции. На въезде в Обнинск их встречал бетонный обелиск, вершину которого венчал символ мирного атома - множество железных обручей с ядром в центре. Три самых массивных эллипса в перекрестье образовывали между собой звезду Давида с искривленными законами евклидовой геометрии гранями треугольников, которая видоизменялась по мере их движения. «Нива» пронырнула под мостом-эстакадой, по которой проходила автомагистраль. По правую сторону от шоссе виднелись городские постройки, среди которых выделялись корпуса некогда секретных научных центров и лабораторий. Над ними в высь поднималась трехсотметровая мачта метеорологической вышки, которая чудесным образом устояла во время землетрясения - видимо, благодаря гибкости конструкции и держащей ее паутине вантовых тросов. Эти реликтовые сооружения эпохи непоколебимой веры в торжество человеческого разума над природой всегда внушали Еве страх и трепет. Ей казалось, что она чувствовала, как порождаемые ими невидимые электромагнитные волны и радиация угрожают ей. Впрочем, как теперь выясняется, страх этот был вполне оправдан: беззаботные эксперименты над материальным миром позволили запустить неуправляемую реакцию событий, в пучину которых она в итоге оказалась втянута.
Внезапно она услышала глухой, объемный взрыв и увидела, как в нескольких кварталах справа над домами стремительно встает столб черного дыма. Это был именно столб, а не грибовидное облако, как случается, когда взрываются горючие смеси. Столб, идеально прямой, будто не было никакого ветра, походил на огромную переливчатую колонну с вычурной капителью наверху. Взвиваясь вверх, он начал слегка наклоняться и вскоре достиг небосвода, где образовалось огромное черное пятно, через которое на Землю смотрели полная Луна и звезды - так, словно кто-то пробил дыру прямо в открытый космос. Теперь упиравшийся в эту дыру столб напоминал уже не колонну, а хвост торнадо, спускавшийся с небес. В мгновенье ока этот хвост начал затягивать в себя окружающий мир - метеорологическую вышку, дома, машины, фонарные столбы.
- Это еще что за хрень?! - испуганно крикнул Шевчук. - Неужели началось?
- Все уже давно началось, - ответила Ева, прижимая к себе ребенка. - А что это такое, мы потом узнаем. Сейчас надо уезжать быстрее отсюда.
Их машина выскочила к кольцу-развязке, в центре которой стояла будка с эмблемой министерства по чрезвычайным ситуациям. Около будки бегали растерянные бойцы в форме МЧС. Задрав головы, они снимали на мобильные телефоны происходившее в небе над городом. Шевчук притормозил и вытащил сигарету. Ева тронула его за плечо:
- Курить не надо, ладно?
Шевчук смял сигарету и выбросил ее в окно. Он пропустил несколько фур, вырулил в левый ряд кольца и выехал на Киевскую трассу. Ева развернулась и увидела, что торнадо исчезло.
- Надо же, вроде прошел ураган, - сказала она, глядя, на тающие очертания города. - Может, показалось?
- Коллективные видения? - усомнился Шевчук. - А тем бойцам МЧС тоже показалось?
- Да, ты прав, - согласилась Ева. - Хороший, наверное, город этот Обнинск.
- В Обнинске била ключом передовая мысль советской науки. Это же первый наукоград в СССР! Да что в СССР - в мире! Здесь первая атомная электростанция на планете стоит. Великие люди работали. Вот где надо было инноград делать. А нынешние жулики закопали в своем «Скольково» несколько ярдов долларов непонятно зачем. Ну чем здесь не Силиконовая долина?
- Если ты о том месте в Сан-Франциско, где компьютеры изобретают, то она называется Кремниевая долина, - поправила его Ева. - Силиконовая долина - это Сан-Фернандо в Лос-Анджелесе. Там снимают порнуху и делают силиконовые имплантаты для женских грудей. В словах Silicon и Silicone разница - всего одна буква, а перемена смысла весьма ощутима. Что касается того, кто тут был впереди планеты всей - вопрос спорный, ведь Хьюлетт с Паккардом свою фирму еще в 1939 году создали. А насчет Сколково… При чем тут инновации, Юра? Они там совсем другое строят.
Шевчук с любопытством развернулся:
- Что же, если не секрет?
- Известно что - убежище. Очередной подземный город, куда можно быстро добраться с Рублевки и прочих мест обитания заказчиков. Тех, кто, по мнению авторов проекта, имеет право на спасение. Правительственное метро из Кремля ведь как раз через Сколково проходит. Старое убежище в Раменках ещё жена Лужкова затопила.
- Зачем?
- Она хотела на том участке в конце Мичуринского проспекта жилой комплекс мастырить, вот и устроила небольшую техногенную аварию секретного типа, чтобы вывести свою землю из перечня действующих стратегических объектов.
- А ты-то откуда знаешь? - недоверчиво спросил Юрий.
Ева вспомнила одного из клиентов в борделе - субтильного айфононосца бывшего президента Аркадия Дурковича, похожего на куклу-пупса с пухленькими алыми губками и блестящими маслинами вместо глаз. Он вечно пребывал под воздействием мескалина, и отличить правду от бреда в его словах было не так просто. Поэтому она решила не уточнять источник информации:
- Believe me*. Да и сделано там, в том убежище, все было по-спартански, совсем не в духе эпохи победившего капитализма.
- О боги, какие же они дебилы! - воскликнул музыкант.
- Отчего же? Стремление сохранить жизнь - базовый инстинкт. Это вполне естественно для любого биологического организма… для большинства существ. Пирамиды наших предков - это не склепы для покойников. Они когда-то позволили нескольким династиям фараонов выжить в те времена, когда Сет сжигал их царства дотла.
- Но ведь сейчас все по-другому! - воскликнул музыкант. - Сейчас все это вообще не имеет никакого значения!
- Да, в нынешнем раскладе это, конечно, наивно. Хотя вполне свойственно уровню интеллектуального развития современной элиты. Они думают, что от всадников Апокалипсиса можно просто откупиться. Не понимают, что исход - это конец всего. Момент, когда мир переходит в иное состояние. Спрятаться негде. И выхода нет. Точнее, он есть, но билет не имеет ценника. Этот билет - мы с тобой, миллионы наших братьев и сестер, подчиненных единой воле Создателя…
Ее прервал раскат грома. Ева посмотрела поверх дороги и вскрикнула:
- Ох, как красиво!
Над стремительно несущимся им навстречу полотном шоссе разыгралась величественная битва. Правую часть небосвода заволокло антрацитом огромной грозовой тучи, которая ощупывала землю ломаными жалами молний. Слева ей словно противостояла похожая на неприступную крепость гряда белокаменных облачных башен. Бездонное небо разделяло их, упираясь острием синего клина в горизонт - туда, куда нитью убегал их путь.
- Да, что-то в этом есть, - согласился Шевчук. - Опять знаки?
- Нет, просто красиво. Неземное что-то.
- Знаешь, я в детстве космонавтом мечтал стать, как и все мальчишки. - Юрий прибавил скорости.
- Да ты что, серьезно?
- Конечно. Гагарин сказал «Поехали!», когда мне было четыре, и двенадцать, когда Армстронг вышел на Луну. У нас на солнечной Колыме с зарубежной фантастикой плохо было, но мы все выросли на «Аэлите»: межпланетные путешествия, полеты на Марс.
- Ты хотел быть инженером Лосем? - улыбнулась Ева.
- Вождем восставших трудящихся Гором, если честно. Я представлял себе эти далекие пространства, космические пейзажи. Хотел стоять у огненного кальдера на Венере и ловить кислотную грозу. Или держать в руках ледяную пыль на кольцах старого косматого Сатурна. Но потом я понял, что все это нельзя почувствовать. Здесь, на земле, ты можешь услышать грозу, ее запах, ощутить капли росы кончиками пальцев. А там все, что тебе доступно - картинка в иллюминаторе или за забралом скафандра, которая ничем не отличается от той, что передают на землю искусственные космические аппараты. И как только я осознал это, романтика межзвездных путешествий исчезла. Для тех, кто сейчас висит где-то там, - он кинул взгляд в потолок, - на международной космической станции, это просто работа. Как вахта у ребят, что в силу жизненных обстоятельств сидят на буровой в Мексиканском заливе или на станции «Восток» в Антарктиде. Только труженики орбиты еще, ко всему прочему, пьют воду, регенерированную из собственного пота и мочи. Поэтому мне не очень понятно, за какое удовольствие эти чудаки - космические туристы - платят свои бешеные деньги.
- Может, им просто их девать некуда, - предположила Ева. - К тому же, здесь важен не результат в виде картинки за окошком, а сам процесс подготовки. Ну и, конечно, возможность поставить себе галочку в биографии, фотки друзьям показать…
Машина чуть подпрыгнула и провалилась.
- Ой, что это? - испугалась Ева.
- Россия-матушка, - с досадой отозвался Шевчук. - После поворота на Калугу приличной дороге кирдык. Здравствуй, родная двуколейка.
Музыкант включил поворотник, начал притормаживать. На указателе справа по ходу значилось: «Гостиничный комплекс «Угра».
- «Угра»? - спросила Ева.
- Да, родная, она самая, - улыбнулся Шевчук. - Великая русско-татарская река, стоянием на которой в 1480 году закончилось так называемое монгольское иго. Между прочим, самый бескровный исход векового противоборства наций в мировой истории. Собрались две огромные орды: одна - великого князя Ивана Третьего, другая - хана Ахмата. Постояли месяц на двух берегах реки, постреляли друг в друга из пищалей - и разошлись. Одна орда ушла к себе в степь, другая - в Москву. С тех пор на Руси Угру называют «пояс Богордицы». Как бы, все всё поняли без лишнего кровопролития. Да и зачем оно, это кровопролитие? За триста лет, ко времени стояния на Угре кровь уже так перемешалась, что русские стали татарами, а татары - русскими. Вот я, например, по отцу наполовину хохол, а по матери - татарин. Стоял бы я тогда тут, и что? Самому с собой воевать?
Ева задумалась:
- «Пояс Богородицы»? Ты помнишь тот амулет дурацкий, из-за которого люди давились?
- Кто же это не помнит.
- Женщины несчастные, мне их так жалко всех было. Им же на самом деле вбили в голову, что эта фальшивка их исцелит или избавит от бесплодия.
- Фальшивка?
- Конечно, фальшивка. Не было у матери Иисуса из Назарета никакого пояса. Она вообще не подпоясанная ходила, это я точно знаю.
- Сама видела?
- Не сама, но знаю, - отрезала Ева. - Ужасно то, что люди покалечились от обморожений. А кто-то на этом просто деньги зарабатывал…
- Давай лучше про татаро-монгольское иго.
- Юра, невероятному исходу стояния на Угре есть объяснения вполне прозаические. В те времена Крымский хан Менгли Гирей был союзником Москвы и воевал с Ордой. По договоренности с Иваном Третьим он напал на Литву, и та не смогла оказать помощь Ахмату. Кроме того, в татарском войске, стоявшем на Угре, случилась эпидемия дезинтерии. Они ведь баранов в качестве провианта использовали. Видать, какая-то овца оказалась паршивой и испортила им все предприятие.
Шевчук расхохотался:
- То есть они обосрались драться как в переносном, так и в прямом смысле слова!
- Как бы да. Но я вообще не к этому про Угру спросила, Юр. В гостиницу-то нам зачем?
- А как же? Вещи мы для чего покупали?
- Ой! - смутилась Ева. - Ну конечно.
Перед ними возник железный забор, на котором разноцветными красками было намалевано:
ОТЕЛЬ. ШАШЛЫКИ. БЕСЕДКА. МОЙКА.
Картинки, окружавшие эти надписи, как бы иллюстрировали чудесные перспективы для усталых путников. За забором возвышалось белое трехэтажное строение из бетонных панелей, напоминающее районную поликлинику. На крыше здания стояли огромные красные буквы, складывающиеся в слово «УГРА». Слева от названия гостиницы желтыми буквами поменьше было выложено «КАФЕ», справа - «MOTEL» и «БАР». Еще правее красовался большой красно-бело-синий логотип «Пепси-колы». «А ночью, со стороны шоссе, с неоновой подсветкой, наверное, заманчиво смотрится», - подумала Ева.
Они подрулили прямо ко входу и вышли из машины. Шевчук взял пакет с вещами. Чертыхаясь и отряхивая пыль с куртки, он растворил дверь, пропуская вперед даму с ребенком. В просторной прихожей мотеля никого не было. За столиком ресепшн на розовой стене бронзовыми буквами было выложено «MOTEL UGRA» и три звезды. Рядом на стене в золоченых рамочках висели портретные фотографии известных русских рок-музыкантов - Бориса Гребенщикова, Валерия Кипелова и Гарика Сукачева, которые, судя по интерьеру на фото, некогда останавливались в этом месте.
- Не «Хилтон», прямо скажем, - заметила Ева.
- Да ладно тебе, - вступился за хозяев мотеля Шевчук. - Не надо с «Хилтоном» сравнивать. За такие деньги, как здесь, в «Хилтоне» с тобой даже разговаривать не захотят. Нормальная гостиница. Номера чистые, прибранные, есть и полотенца в ванной, и банный халат. - На слове «халат» он поднял палец - будто это было нечто выдающееся. - Горячая вода круглосуточно, мойся хоть целый день. Что еще надо, спрашивается?
- Юр, не кипятись, - успокоила его Ева. - Я пошутила. Все нормально.
- Эй! - крикнул музыкант. - Э-е-ей! Ау!
- Тихо! - схватила его за руку Ева. - Не видишь, ребенок спит!
- Чего изволите? - раздался голос у них за спиной.
Ева обернулась и тут же сделала шаг назад: перед нею стояла эффектная темноволосая женщина средних лет с южноевропейским типом лица и чуть раскосыми азиатскими глазами. Любой человек, интересующийся кинематографом, тотчас сказал бы, что она как две капли воды похожа на Монику Белуччи. К тому же, одета женщина была в длинный, до пят, темный куттонет - точно так же, как Мария Магдалина в «Страстях Христовых». Впечатление усиливало то, что Ева когда-то лично общалась с Моникой на острове Бела. Поэтому никаких сомнений в том, что перед нею именно та самая Моника, а не кто-то похожий, у нее не было.
- Добрый день, - сказала Ева. - Меня зовут Беатриче. А вас, извините, как?
- Ну, если вас, mon cher*, звать Беатриче, то меня можете называть Моника, - устало улыбнулась консьержка. - Так что желаете?
«Не признала, - расстроилась Ева. - Видимо, все-таки двойник. Но до чего же хорооша!». Шевчук, между тем, совершенно не смутился:
- Дорогая Моника, или как вас там на самом деле, - начал он. - Нам бы умыться, перекусить чего-нибудь. Номер на часик-два, одним словом.
- На часик-два не получится, - сказала Моника. - Только сутками сдаем.
- Хорошо, сколько?
- Стандартный одноместный номер - тысяча сто рублей, двухместный - тысяча четыреста. Люкс с двумя спальнями - три сто, апартаменты трехспальные - четыре семьсот.
- Ладно, давайте апартаменты. Сделаем вам сегодня кассу.
- Паспорт, - выразительно посмотрела на него Моника. - Или права водительские.
Шевчук покопался в карманах и вытащил пачку тысячерублевых банкнот:
- Знаете, такое дело… Паспорт где-то вчера посеял. А права в машине… Возьмите восемь и давайте без формальностей. Будем считать, что я Данте Алигьери.
Лицо Моники преобразилось: улыбка ее стала чарующей, как у Моны Лизы:
- Очень приятно, Данте. Добро пожаловать.
- А вы нам чего-нибудь пожрать организуете?
- Хм! - Моника взглядом отчитала музыканта за лексикон.
- Покушать, - поправился Шевчук.
Консьержка взяла деньги и, эффектно вихляя бедрами, направилась к столику:
- Апартамент номер тринадцать на втором этаже. Машину можете во двор загнать. А насчет, как вы изволили выразиться, «пожрать», имеется кафе на этом этаже или беседки на воздухе.
- На воздухе - это отлично-с! - бурно отреагировал Шевчук. - Погоды нынче стоят отменные.
- Я так и подумала. Вам у нас понравится.
Музыкант подмигнул к Еве:
- Пошли, посмотрим, что у них там за «президентский сьют».
Моника протянула Еве ключ:
- Je vous souhaite un agréable séjour!*
- Grazie,* - смутилась Ева.
Белуччи и бровью не повела. Ева с Шевчуком отправились в свой «апартамент». «Здесь что-то не так. - Ева все еще пребывала в некотором замешательстве. - Даже если она - клон, то разве это подобающее место, в котором ее двойник может существовать?» Ева поковырялась в замке, открыла дверь и замерла на пороге:
- Этого не может быть!
Перед нею был тот самый номер на третьем этаже «Эдема», который они с Хором оставили год назад. То есть все было ровно так, как в тот день, когда они с ним в первый раз зашли туда. Даже неизменный комплимент администрации отеля - фрукты и бутылка шампанского в ведерке со льдом - все так же стояли на столе. Ева бросилась к окну и увидела то, что и ожидала увидеть - ласковый океан и родной остров. Какие-то люди беспечно копошились на пляже, около баров и шатров, в лазурном небе парил, снижаясь, очередной трансфер с гостями.
- Ни фига себе! - присвистнул Шевчук, заходя внутрь и оглядываясь. - Вот это номер! Это они, что ли, для Путина такой отгрохали? Или для олигарха какого-нибудь?
Ева не слышала его, у нее закружилась голова от густого тропического воздуха и сладких воспоминаний.
- Это сон? - пробормотала она, разговаривая сама с собой. - Или сон - все то, что случилось со мной после этого? Хор, ответь мне, или я сойду с ума!
Она покрепче обняла сына - в эту секунду он был единственным свидетелем ее вменяемости. В гостиной зазвонил телефон. Ева бросилась к столу и схватила трубку.
- Привет, любовь моя! - раздался голос - такой близкий и в то же время отдаленный на тысячи миль. - Как ты?