Владимир Пастухов: Глядя на Александровский мост
Поворот не туда
На днях меня одолели непарадные, но полезные размышления у самого парадного подъезда империи - Александровского моста, расположившегося в сердце Парижа (подарок русского царя парижанам в зените величия империи). Глядя на эту имперскую окаменелость, я неожиданно для себя нашел, как мне кажется, ответ на мучавший меня десятилетиями вопрос: была ли реально в русской истории точка, в которой можно было выбрать для России другую судьбу?
На первый взгляд, таких точек было бесконечно много. Кажется, что на любом повороте истории Россия вольна была выбрать себе гораздо лучшую судьбу, но по какой-то случайной оплошности выбирала всегда худшую. Сам Александр III предпочел похоронить вместе с отцом и его реформы, а мог бы продолжить их и предотвратить революционный взрыв три десятилетия спустя. Во время революции могла бы победить одна из массовых партий, уже прижившихся в легальном поле российской публичной политики, а победила религиозная секта, ставившая на голое насилие. На смену правлению этой секты могло придти регулярное государство с какими-никакими, но институтами, а пришел "стационарный бандит", одержимый той же философией насилия, но уже без каких-либо "великих идей", кроме идеи собственного величия.
Если, однако, присмотреться к русской истории повнимательнее, то к большому удивлению обнаружится, что именно негативный сценарий, кажущийся случайным выбором, был наиболее вероятным. Выход из ельцинского тупика 90-х был в реваншизме 80-х, и именно это и случилось. Сам Ельцин был ответом на половинчатость Горбачева, а половинчатость Горбачева была предопределена длительным брежневским застоем, который, в свою очередь, был отрыжкой сталинизма, с легкостью перезимовавшего хрущевскую "оттепель". Сам сталинизм был лишь доведенным до бюрократического совершенства ленинизмом, ставшим на переломе веков вершиной эволюции русской контркультуры, нашедшей наиболее полное воплощение в большевизме.
И так вниз, сколько хватает взгляда, до самого конца. То есть, вопреки ожиданиям, все негативные повороты и развороты русской истории оказываются вписанными в ее общую логику и поэтому как раз ожидаемыми, а вот ее позитивные кульбиты, - вроде реформ отца Александра III, хрущевской оттепели или горбачевской перестройки, - похожи на русские исторические алогизмы. И все-таки, глядя на Александровский мост в Париже, я, кажется, обнаружил ту точку, в которой позитивный поворот был более логичен и ожидаем, чем негативный, но все-таки не произошел. Я полагаю, что это последнее десятилетие царствования деда Александра III, императора Александра I.
Освобождение крестьян, на мой взгляд, могло и должно было случиться на 40 лет раньше. Уже существовали и необходимость, и возможность совершения этого поворота. Победа над Наполеоном давала Императору колоссальное поле для маневра, тот запас авторитета, которого с лихвой бы хватило на то, чтобы преодолеть сопротивление реакционного лагеря. Но он предпочел утонуть в океане европейской геополитики, став символом европейской реакции. В итоге Россия подключилась к промышленной революции на полвека позже, чем могла бы, и именно этих полвека ей с тех пор каждый раз не хватало, чтобы пройти между струй истории. Вот тогда можно было говорить о китайском пути, а не сейчас.
Сегодня мы усугубили ситуацию еще больше. К тем сорока годам Россия ровно два века спустя добавила еще столько же. Итого - 80 лет отставания, жизнь четырех поколений, выброшенная на ветер. Слишком много, чтобы можно было надеяться переплюнуть одним красивым историческим плевком. Вот о чем должна болеть голова. Путин, не Путин - пройдет и это. Даже не пройдет, а сгинет в небытие. А вот эти 80 лет останутся, и нелинейных мыслей, как их наверстывать, пока не видно. Нужны стратегические прорывные идеи о том, как России найти себя после Путина в мире, который ушел почти на сто лет вперед? К сожалению, здесь общими словами о том, что свобода лучше, чем несвобода, или наоборот, не отделаешься.
Владимир Пастухов
t.me
На днях меня одолели непарадные, но полезные размышления у самого парадного подъезда империи - Александровского моста, расположившегося в сердце Парижа (подарок русского царя парижанам в зените величия империи). Глядя на эту имперскую окаменелость, я неожиданно для себя нашел, как мне кажется, ответ на мучавший меня десятилетиями вопрос: была ли реально в русской истории точка, в которой можно было выбрать для России другую судьбу?
На первый взгляд, таких точек было бесконечно много. Кажется, что на любом повороте истории Россия вольна была выбрать себе гораздо лучшую судьбу, но по какой-то случайной оплошности выбирала всегда худшую. Сам Александр III предпочел похоронить вместе с отцом и его реформы, а мог бы продолжить их и предотвратить революционный взрыв три десятилетия спустя. Во время революции могла бы победить одна из массовых партий, уже прижившихся в легальном поле российской публичной политики, а победила религиозная секта, ставившая на голое насилие. На смену правлению этой секты могло придти регулярное государство с какими-никакими, но институтами, а пришел "стационарный бандит", одержимый той же философией насилия, но уже без каких-либо "великих идей", кроме идеи собственного величия.
Если, однако, присмотреться к русской истории повнимательнее, то к большому удивлению обнаружится, что именно негативный сценарий, кажущийся случайным выбором, был наиболее вероятным. Выход из ельцинского тупика 90-х был в реваншизме 80-х, и именно это и случилось. Сам Ельцин был ответом на половинчатость Горбачева, а половинчатость Горбачева была предопределена длительным брежневским застоем, который, в свою очередь, был отрыжкой сталинизма, с легкостью перезимовавшего хрущевскую "оттепель". Сам сталинизм был лишь доведенным до бюрократического совершенства ленинизмом, ставшим на переломе веков вершиной эволюции русской контркультуры, нашедшей наиболее полное воплощение в большевизме.
И так вниз, сколько хватает взгляда, до самого конца. То есть, вопреки ожиданиям, все негативные повороты и развороты русской истории оказываются вписанными в ее общую логику и поэтому как раз ожидаемыми, а вот ее позитивные кульбиты, - вроде реформ отца Александра III, хрущевской оттепели или горбачевской перестройки, - похожи на русские исторические алогизмы. И все-таки, глядя на Александровский мост в Париже, я, кажется, обнаружил ту точку, в которой позитивный поворот был более логичен и ожидаем, чем негативный, но все-таки не произошел. Я полагаю, что это последнее десятилетие царствования деда Александра III, императора Александра I.
Освобождение крестьян, на мой взгляд, могло и должно было случиться на 40 лет раньше. Уже существовали и необходимость, и возможность совершения этого поворота. Победа над Наполеоном давала Императору колоссальное поле для маневра, тот запас авторитета, которого с лихвой бы хватило на то, чтобы преодолеть сопротивление реакционного лагеря. Но он предпочел утонуть в океане европейской геополитики, став символом европейской реакции. В итоге Россия подключилась к промышленной революции на полвека позже, чем могла бы, и именно этих полвека ей с тех пор каждый раз не хватало, чтобы пройти между струй истории. Вот тогда можно было говорить о китайском пути, а не сейчас.
Сегодня мы усугубили ситуацию еще больше. К тем сорока годам Россия ровно два века спустя добавила еще столько же. Итого - 80 лет отставания, жизнь четырех поколений, выброшенная на ветер. Слишком много, чтобы можно было надеяться переплюнуть одним красивым историческим плевком. Вот о чем должна болеть голова. Путин, не Путин - пройдет и это. Даже не пройдет, а сгинет в небытие. А вот эти 80 лет останутся, и нелинейных мыслей, как их наверстывать, пока не видно. Нужны стратегические прорывные идеи о том, как России найти себя после Путина в мире, который ушел почти на сто лет вперед? К сожалению, здесь общими словами о том, что свобода лучше, чем несвобода, или наоборот, не отделаешься.
Владимир Пастухов
t.me