Пускай нам общим памятником будет...
Оригинал взят у alexanderskobov в Пускай нам общим памятником будет...
НАЛЕВО ПОСЛЕ ОТСТОЯ ПЕНЫ
Александр Скобов, Каспаров.Ру, 19 марта 2016 г.
http://www.kasparov.ru/material.php?id=56ED98FB840E9
Лично для меня наиболее интересным моментом прошедшего в Вильнюсе Форума свободной России была возобновившаяся дискуссия между «левыми» и «правыми» в российской демократической оппозиции. Возобновившаяся, потому что с 2014 г. левосоциалистический фланг у российской демократической оппозиции практически отсутствует. С началом агрессии против Украины он пережил крах, сравнимый с воспетым В.Лениным «крахом II Интернационала» в начале Первой мировой войны. Если описывать этот крах в ленинской терминологии, то можно сказать, что подавляющее большинство тех, кто позиционировал себя в качестве «левых», скатилось к самому оголтелому великодержавному шовинизму и перестало быть оппозицией.
Можно сказать и по-другому. Эти «левые» никогда и не были левыми. Они всегда были имперскими шовинистами, «красными» лишь снаружи и густо коричневыми внутри. И это, увы, относится не только к неосталинистам, давно превратившимся в навоз, удобряющий поляну ультраправых. Недаром большинство их поддержало откровенно фашистский мятеж на Донбассе. Война лишь выявила факт отсутствия в России левосоциалистического движения как политической силы, зияющую пустоту на том месте, где наиболее дальновидные либералы искали «партнера слева». Нет, есть, конечно, «Левое социалистическое действие» и ряд близких к нему групп, которые остались на последовательно демократических, интернационалистских позициях. Но все они микроскопические.
Этот печальный факт проявился уже в составе Форума. Из известных фигур левосоциалистическое крыло демократической оппозиции на нем представлял в единственном числе беглый депутат Госдумы Илья Пономарев. Кстати, единственный, проголосовавший против аннексии Крыма. Совсем как Карл Либкнехт, проголосовавший в рейхстаге Германской империи против ассигнований на войну.
Дискуссия началась уже с вопроса о самой концепции программы демократической оппозиции. Большинство выступивших либералов настаивало на том, что эта программа должна описывать преобразование лишь политической системы и не пытаться сформулировать общий социально-экономический идеал, потому что он у всех разный. То есть, сегодня мы можем определить лишь общие правила, по которым будем жестко конкурировать друг с другом после победы над путинизмом. Доезжаем вместе до станции «Свержение Путина» и немедленно разбегаемся.
Илья Пономарев попытался убедить собравшихся в том, что либеральное и левосоциалистическое виденье социально-экономической политики сегодня различаются не столь уж сильно. Так, например, опровергая расхожее представление о том, что социалисты обещают всем бесплатную халяву, он заявил, что по части того же образования и медицины для левых важно не столько то, чтобы они были бесплатными, сколько то, чтобы они были общедоступными. А уж в какой конкретной форме эта общедоступность будет обеспечиваться - дело техники.
Говорил Илья Пономарев и о близости конечных целей либералов и социалистов: устранить влияние государства на жизнь людей, привести его к самоликвидации. Если кому-то это заявление показалось сенсационным (отождествление «левизны» и этатизма - излюбленный штамп праволибералов), то он просто не читал Маркса. Именно Маркс обещал отмирание государства.
Почти сенсационным было заявление Пономарева по вопросу о пересмотре итогов воровской приватизации 90-х. Этот вопрос всегда был одним из наиболее болезненных в дискуссиях между левыми и либералами. Требование восстановления попранной откроенным обманом справедливости всегда считалось обязательным атрибутом «левой» позиции. Либералов такая постановка вопроса приводила в ужас. Они ссылались на невозможность выработать правовой механизм восстановления справедливости, на то, что любой передел собственности создаст гораздо больше новых проблем, чем решит старых.
Так вот, Пономарев заявил, что не видит смысла в пересмотре итогов приватизации 90-х. Почти все олигархи, рожденные залоговыми аукционами, уже раскулачены «друзьями Путина», всевозможными «силовыми олигархами». Ну, раскулачим мы еще одного Потанина - и что это изменит? Надо исходить из сегодняшней ситуации, а не из позавчерашней. И в этой связи я не могу не отметить, что недавно мне несколько раз приходилось слышать от людей ультралиберальных взглядов: последнее десятилетие существования бизнеса в агрессивной среде коррупции и государственного рэкета, созданной путинским неофеодализмом, криминализировало почти любую крупную собственность в России, сделало ее нелегитимной. Это порождает такой «гордиев узел» проблем, который, вполне возможно, придется разрубать национализацией. Разумеется, не с целью увеличения государственного сектора экономики. А с целью переприватизации.
Было бы ошибкой объяснять продемонстрированную Ильей Пономаревым готовность к совместному с либералами поиску новых решений исключительно российской политической конъюнктурой, а именно резким уменьшением роли социалистов в протестном движении. Поиск левыми новых решений - явление общемировое. Любой левый, способный критически мыслить, понимает исчерпанность всей триады, на которой основывалась левая политика на Западе в XX веке: сильный госсектор, регулирование рынка и система компенсирующего «социального» перераспределения (которую праволибералы примитивно сводят к пособиям для халявщиков).
Сильный госсектор - порождение «эпохи угля и стали», индустриальной эры с ее концентрацией и централизацией капитала, заводами-гигантами и суперкорпорациями-монополиями. Однако новый, «постиндустриальный» виток технологической революции привел к экономической децентрализации, в условиях которой сильный госсектор оказывается ископаемым динозавром. А новый виток глобализации делает неэффективным госрегулирование рынка.
Очевиден и кризис системы перераспределения, которая, как минимум, требует серьезного реформирования. Конечно, распространяемые праволибералами слухи о неработающем большинстве, сидящем на шее работающего меньшинства, сильно преувеличены. Во всем мире работает все-таки большинство. Однако система перераспределения в том виде, в котором она сложилась в наиболее развитых странах, больше не справляется со своей главной задачей - сдерживанием роста социального неравенства. С другой стороны, наращивать ее дальше - это совсем застопорить экономику. И путь решения этой проблемы пока не найден. Так может, стоит поискать этот путь вместе?
К сожалению, некоторые выступавшие праолиберальные оппоненты Ильи Пономарева стремления к такому совместному поиску не проявили. Ослабление левого фланга оппозиции их явно окрылило. В отдельных речах звучали откровенные нотки «социального реваншизма». Какая разница, бесплатные образование и медицина или «общедоступные»? Главное, чтобы «успешные» не оплачивали образование и медицину «нищебродов». А Альфред Кох, которому тихо простили его печальную роль в уничтожении НТВ (мы же не звери, чтобы требовать от человека, а не сталиниста, публичных покаяний), даже предложил ввести имущественный ценз на выборах.
Праволибералы как бы подтверждали известную сталинскую мысль о том, что в нашем грешном мире все определяется количеством дивизий. Когда левосоциалистические силы составляли заметный отряд протестного движения, никто из либеральных лидеров таких высказываний себе не позволял. Конечно, это и сейчас позволяют себе далеко не все. Но даже вполне вменяемые либералы не скрывают удовлетворения по поводу того, что «на левой грядке все засохло». И добавляют: «Зачем тогда ее поливать? Это уж точно не наше дело».
Разумеется, либералы не могут выполнить за социалистов их работу по отстраиванию собственного политического фланга. Но иногда все же стоит поделиться с соседом водой для поливки. Стоит вспомнить, что глобальный модернизационный проект открытого, единого мира, живущего по общим гуманным правилам - это общий проект либералов и социалистов. А избавившись от «оппонентов слева», либералы окажутся один на один с мощными силами традиционалистской реакции, всеми этими путиными, ле пенами и трампами, беспощадными противниками ренессансно-просвещенческого проекта как такового. И я не поручусь за исход их поединка.
НАЛЕВО ПОСЛЕ ОТСТОЯ ПЕНЫ
Александр Скобов, Каспаров.Ру, 19 марта 2016 г.
http://www.kasparov.ru/material.php?id=56ED98FB840E9
Лично для меня наиболее интересным моментом прошедшего в Вильнюсе Форума свободной России была возобновившаяся дискуссия между «левыми» и «правыми» в российской демократической оппозиции. Возобновившаяся, потому что с 2014 г. левосоциалистический фланг у российской демократической оппозиции практически отсутствует. С началом агрессии против Украины он пережил крах, сравнимый с воспетым В.Лениным «крахом II Интернационала» в начале Первой мировой войны. Если описывать этот крах в ленинской терминологии, то можно сказать, что подавляющее большинство тех, кто позиционировал себя в качестве «левых», скатилось к самому оголтелому великодержавному шовинизму и перестало быть оппозицией.
Можно сказать и по-другому. Эти «левые» никогда и не были левыми. Они всегда были имперскими шовинистами, «красными» лишь снаружи и густо коричневыми внутри. И это, увы, относится не только к неосталинистам, давно превратившимся в навоз, удобряющий поляну ультраправых. Недаром большинство их поддержало откровенно фашистский мятеж на Донбассе. Война лишь выявила факт отсутствия в России левосоциалистического движения как политической силы, зияющую пустоту на том месте, где наиболее дальновидные либералы искали «партнера слева». Нет, есть, конечно, «Левое социалистическое действие» и ряд близких к нему групп, которые остались на последовательно демократических, интернационалистских позициях. Но все они микроскопические.
Этот печальный факт проявился уже в составе Форума. Из известных фигур левосоциалистическое крыло демократической оппозиции на нем представлял в единственном числе беглый депутат Госдумы Илья Пономарев. Кстати, единственный, проголосовавший против аннексии Крыма. Совсем как Карл Либкнехт, проголосовавший в рейхстаге Германской империи против ассигнований на войну.
Дискуссия началась уже с вопроса о самой концепции программы демократической оппозиции. Большинство выступивших либералов настаивало на том, что эта программа должна описывать преобразование лишь политической системы и не пытаться сформулировать общий социально-экономический идеал, потому что он у всех разный. То есть, сегодня мы можем определить лишь общие правила, по которым будем жестко конкурировать друг с другом после победы над путинизмом. Доезжаем вместе до станции «Свержение Путина» и немедленно разбегаемся.
Илья Пономарев попытался убедить собравшихся в том, что либеральное и левосоциалистическое виденье социально-экономической политики сегодня различаются не столь уж сильно. Так, например, опровергая расхожее представление о том, что социалисты обещают всем бесплатную халяву, он заявил, что по части того же образования и медицины для левых важно не столько то, чтобы они были бесплатными, сколько то, чтобы они были общедоступными. А уж в какой конкретной форме эта общедоступность будет обеспечиваться - дело техники.
Говорил Илья Пономарев и о близости конечных целей либералов и социалистов: устранить влияние государства на жизнь людей, привести его к самоликвидации. Если кому-то это заявление показалось сенсационным (отождествление «левизны» и этатизма - излюбленный штамп праволибералов), то он просто не читал Маркса. Именно Маркс обещал отмирание государства.
Почти сенсационным было заявление Пономарева по вопросу о пересмотре итогов воровской приватизации 90-х. Этот вопрос всегда был одним из наиболее болезненных в дискуссиях между левыми и либералами. Требование восстановления попранной откроенным обманом справедливости всегда считалось обязательным атрибутом «левой» позиции. Либералов такая постановка вопроса приводила в ужас. Они ссылались на невозможность выработать правовой механизм восстановления справедливости, на то, что любой передел собственности создаст гораздо больше новых проблем, чем решит старых.
Так вот, Пономарев заявил, что не видит смысла в пересмотре итогов приватизации 90-х. Почти все олигархи, рожденные залоговыми аукционами, уже раскулачены «друзьями Путина», всевозможными «силовыми олигархами». Ну, раскулачим мы еще одного Потанина - и что это изменит? Надо исходить из сегодняшней ситуации, а не из позавчерашней. И в этой связи я не могу не отметить, что недавно мне несколько раз приходилось слышать от людей ультралиберальных взглядов: последнее десятилетие существования бизнеса в агрессивной среде коррупции и государственного рэкета, созданной путинским неофеодализмом, криминализировало почти любую крупную собственность в России, сделало ее нелегитимной. Это порождает такой «гордиев узел» проблем, который, вполне возможно, придется разрубать национализацией. Разумеется, не с целью увеличения государственного сектора экономики. А с целью переприватизации.
Было бы ошибкой объяснять продемонстрированную Ильей Пономаревым готовность к совместному с либералами поиску новых решений исключительно российской политической конъюнктурой, а именно резким уменьшением роли социалистов в протестном движении. Поиск левыми новых решений - явление общемировое. Любой левый, способный критически мыслить, понимает исчерпанность всей триады, на которой основывалась левая политика на Западе в XX веке: сильный госсектор, регулирование рынка и система компенсирующего «социального» перераспределения (которую праволибералы примитивно сводят к пособиям для халявщиков).
Сильный госсектор - порождение «эпохи угля и стали», индустриальной эры с ее концентрацией и централизацией капитала, заводами-гигантами и суперкорпорациями-монополиями. Однако новый, «постиндустриальный» виток технологической революции привел к экономической децентрализации, в условиях которой сильный госсектор оказывается ископаемым динозавром. А новый виток глобализации делает неэффективным госрегулирование рынка.
Очевиден и кризис системы перераспределения, которая, как минимум, требует серьезного реформирования. Конечно, распространяемые праволибералами слухи о неработающем большинстве, сидящем на шее работающего меньшинства, сильно преувеличены. Во всем мире работает все-таки большинство. Однако система перераспределения в том виде, в котором она сложилась в наиболее развитых странах, больше не справляется со своей главной задачей - сдерживанием роста социального неравенства. С другой стороны, наращивать ее дальше - это совсем застопорить экономику. И путь решения этой проблемы пока не найден. Так может, стоит поискать этот путь вместе?
К сожалению, некоторые выступавшие праолиберальные оппоненты Ильи Пономарева стремления к такому совместному поиску не проявили. Ослабление левого фланга оппозиции их явно окрылило. В отдельных речах звучали откровенные нотки «социального реваншизма». Какая разница, бесплатные образование и медицина или «общедоступные»? Главное, чтобы «успешные» не оплачивали образование и медицину «нищебродов». А Альфред Кох, которому тихо простили его печальную роль в уничтожении НТВ (мы же не звери, чтобы требовать от человека, а не сталиниста, публичных покаяний), даже предложил ввести имущественный ценз на выборах.
Праволибералы как бы подтверждали известную сталинскую мысль о том, что в нашем грешном мире все определяется количеством дивизий. Когда левосоциалистические силы составляли заметный отряд протестного движения, никто из либеральных лидеров таких высказываний себе не позволял. Конечно, это и сейчас позволяют себе далеко не все. Но даже вполне вменяемые либералы не скрывают удовлетворения по поводу того, что «на левой грядке все засохло». И добавляют: «Зачем тогда ее поливать? Это уж точно не наше дело».
Разумеется, либералы не могут выполнить за социалистов их работу по отстраиванию собственного политического фланга. Но иногда все же стоит поделиться с соседом водой для поливки. Стоит вспомнить, что глобальный модернизационный проект открытого, единого мира, живущего по общим гуманным правилам - это общий проект либералов и социалистов. А избавившись от «оппонентов слева», либералы окажутся один на один с мощными силами традиционалистской реакции, всеми этими путиными, ле пенами и трампами, беспощадными противниками ренессансно-просвещенческого проекта как такового. И я не поручусь за исход их поединка.