Владимир Яковлев: Как жить, когда очень боишься будущего?
Когда живёшь рядом с войной, узнаешь много нового. Например, что если над твоим домом переходит звуковой барьер боевой истребитель, то со стен осыпается штукатурка. Или что к артиллерийской канонаде можно привыкнуть настолько, что перестаешь ее замечать.
Последний год мы с Юлей прожили на северной границе Израиля. Там, где война. Мы переехали на Север из Тель-Авива, рассчитывая годик пожить спокойно.
Спокойно не получилось. За этот год было всякое - стояли под окнами танки, взрывались перед домом беспилотники, будили по ночам воздушные тревоги. Наш пес Дорон и кошка Ариша научились самостоятельно ходить в бомбоубежище. Но вот что интересно - самым серьезным испытанием войны оказалась не физическая опасность, а постоянное психологическое давление - давление неизвестности, давление страха перед будущим.
Кажется, что во время войны ты становишься более уязвим. Но это неправда. Во время войны наша уязвимость не становится больше. Она просто становится заметнее. Конечно, воздушная тревога может нарушить твои планы в любой момент.
Но разве в обычной, мирной жизни не так? Сердечный приступ не уважает личных планов в той же степени, что и воздушная тревога. И проект, который ты начал, может неожиданно закончиться неудачей. И отношения могут развалиться за один день, какими бы прочными они тебе не казались.
Один мой знакомый любил повторять - шторм учит штилю. Война учит мирной жизни.
В Израиле война безостановочно продолжается уже 70 лет. Меняется только ее форма. Иногда - это теракты. Иногда обстрелы. Иногда - сухопутные сражения. В Израиле живут люди, которые научились хорошо жить в условиях непрекращающегося шторма. В условиях постоянной угрозы будущего.
Я хочу поделиться с вами сегодня несколькими правилами, которым я научился у израильтян за 11 месяцев войны. Я думаю, что в мирной жизни эти правила помогают даже больше, чем в жизни военной
Подготовься и забудь Война от нас совсем недалеко - всего-то восемь километров. И первые месяцы мы с Юлей постоянно гадали - какова вероятность худшего сценария, то есть того, что война переместится непосредственно к нам под балкон. Мы мучили вопросами опытных израильских друзей и получали очень странные ответы. Слушай, как ты думаешь, насколько вероятен худший сценарий? - спрашивали мы. Купи консервов, воды и радиоприемник, собери сумку с документами, следи, чтобы в машине полный бак - отвечали нам. Это в смысле, что вероятен? Нет. В смысле купи. Нам потребовалось пол войны, чтобы понять наконец, что оценивать вероятность худшего сценария - дело бессмысленное. Сколько не оценивай, ответ в конечном итоге будет один и тот же - может, худшее произойдет, а может, и нет. За десятилетия войны израильтяне научились другому, намного более эффективному подходу. Он такой. Сделай ровно и только то, что ты реально можешь сделать, чтобы подготовится к худшему сценарию и, сделав это, живи своей жизнью - ешь, пей, люби. Первое время нас с Юлей удивляло, как люди могут под звуки канонады могут заниматься спортом, ходить на пляж, ездить на работу или сидеть в кафе. Потом мы поняли - если ты разрешаешь мыслям о худшем сценарии изменить твою жизнь, это означает, что худший сценарий уже произошел.
Никто ничего не знает лучше тебя. Городок Наария от нас в трех минутах на машине, в двадцати пешком по берегу. Знакомый продавец в наарийском магазине спрашивает сочувственно: - Ну как там у вас? Очень опасно? Что слышно? Мы живем на три минуты ближе к войне, и это значит есть шанс, что мы можем знать о войне на три минуты больше.
Жизнь - бесконечная неопределенность. Но только во время войны эта неопределенность становится по настоящему ощутимой. Когда живешь в театре военных действий все время кажется, что где-то есть он, человек с программкой, у которого можно узнать содержание следующего акта. Такого человека нет. За год войны самым большим открытием для меня было то, что все, абсолютно все, что пишут о войне, не соответствует действительности. Много преувеличивают, многое преуменьшают, много пропускают и почти всегда опаздывают.
Беда снаружи выглядит совсем иначе, чем беда изнутри. Часто кажется, что в сложных обстоятельствах особую ценность имеют прогнозы экспертов и анализы аналитиков. Но в реальности к какому бы источнику информации ты не ходил за анализами, то, что льется из этого источника, это по большей части не факты, а суждения, ощущения, соображения и рассуждения других людей. Они, эти суждения, имеют развлекательную, а не практическую ценность. Никто не знает о твоей ситуации больше, чем ты сам и твои друзья. Самый точный аналитический прогноз дал нам с Юлей наш сосед этажом ниже. Будет сирена, пойдем в бомбоубежище. Скажут уехать, уедем. - сказал он.
Не дари время беде. Как-то однажды мы с Юлей сидели на веранде приморского кафе, когда в очередной раз взвыла воздушная тревога. Меня поразило с какой невероятной скоростью все посетители, которые только что расслаблено общались за столиками мгновенно оказались в укрытии. Но ещё больше меня поразило то, с какой скоростью, без единой потерянной зря секунды люди вернулись к прерванному удовольствию едва сирена замолчала.
Случится ли беда, от тебя не зависит. Беда может случиться всегда. Зато от тебя зависит сколько своего личного времени ты этой беде отдашь. Какие бы сложности и проблемы не происходили в нашей жизни, всегда есть время, которое этим проблемам отдать необходимо. И еще есть время - очень много времени - которое мы этим проблемам и сложностям отдаем, хотя в этом нет никакой необходимости.
Размышляя о худшем, опасаясь худшего, обсуждая худшее, адаптируя свои планы под возможность худшего ты просто жертвуешь худшему все больше и больше своего времени. В иврите есть прекрасное, емкое слово, определяющее любую проблему, сложность или возникшее на пути препятствие. Балаган. От тебя не зависит случится ли в твоей жизни балаган. Но от тебя зависит, сделаешь ли ты свою жизнь частью этого балагана.
Не решай заранее. Что мы будем делать, если … - самый страшный вопрос, потому что он погружает голову в пучину бесконечных воображаемых сценариев и не менее воображаемых рецептов собственного в этих воображаемых сценария спасения. Абсолютный рекорд такого спасительного рецепта принадлежит мне.
Как-то однажды, когда мы собирались в дальнюю поездку на машине, Юля спросила: Слушай, а что мы будем делать, если пока мы в дороге, начнется обстрел? Как что? Спрячемся на бензоколонке! - быстро сообразил я. В тот день, отправляясь в дорогу, мы придумали еще с десяток рецептов, что делать и как поступать, если обстрел застанет нас на трассе. Часть - относительно разумных, часть не менее глупых, чем идея спрятаться от ракет на бензоколонке. Ни один из этих рецептов нам не пригодился. В той поездке обстрел действительно случился. И когда завыла сирена, мы быстро прижали машину к обочине, опустили спинки сидений и легли ниже уровня окон, как и полагается по инструкциям службы тыла, если выйти из машины нельзя. В тот момент, когда случается беда, мы перестаем волноваться о том, что беда может случиться.
Когда случается беда мы действуем и эти действия не вызывают у нас ни секунды сомнений. Мы точно знаем, что и как нужно делать здесь и сейчас. Этим беда реальная отличается от беды воображаемой. Чем больше ты думаешь о том, что может произойти, тем больше шансов, что ты оказываешься не готов к тому, что произойдет на самом деле.
На вопрос “Что мы буду делать, если…” есть единственный правильный ответ. Если “если” случится, что делать будет понятно.
Найди себе маленькую победу. Ты понимаешь, что война начинает сказываться, когда перестаешь по утрам принимать душ. Душ перестаешь принимать по двум причинам. Во-первых, страшно под душем не услышать сигнал тревоги. А во-вторых, ходить под душ нет сил. Если не кончается война, то кончается энергия. Утром просыпаешься абсолютно без сил. Любое дело, любой рабочий разговор требует отдельного усилия воли. Не помогает ни кофе, ни витамины, ни дыхательные практики. Есть единственный эффективный способ восстановиться. Он заключается в том, чтобы найти себе увлекательное занятие. Моя жена Юля год напролет увлеченно мыла пол. На полу все время обнаруживались новые пятна, для уничтожения которых нужно было отыскивать новые, все более изощренные средства пятновыведения. Я год гонял на велосипеде, что безусловно менее продуктивно, чем мытье полов и более рискованно с учетом обстоятельств. Но ни рискованность, ни продуктивность занятия на самом деле не имеет никакого значения.
Есть одно единственное условие. Важно, чтобы занятие было таким, чтобы оно постоянно обеспечивало мелкие текущие победы, мелкие, приятные достижения. Удалось искоренить новым средством какое-то особо стойкое пятно? Удалось пройти дистанцию на 3 секунды быстрее? Запас дофамина и энергии до конца дня гарантирован.
Нет ничего важнее комфорта. Первые и самый надежный признак того, что очередная эскалация закончена и впереди есть несколько спокойных дней - это то, что с утра выходят на работу хоз службы. Чинить опрыскивали, стричь траву, убирать мусор. Каким чудом хозяйственникам известно, что в ближайшие несколько дней все будет тихо, я не знаю. Но знаю, что есть в этом хозяйствовании глубокий смысл. Если ты не находишься непосредственно на фронте, то самое большая проблема войны - это не обстрелы и не воздушные тревоги. Это - житейские неурядицы.
Одна моя знакомая так говорит по этому поводу: “Война - это когда дети месяц не ходят в школу”.
Медленный интернет, отключенный свет, перебои с водой и постоянный страх - это лицо современной войны для всех тех, кто живет вне зоны непосредственных боевых операций. Первое чего лишает нас любая беда - это комфорт, твой собственный и твоих близких. И поэтому создание любого возможного комфорта становится важнейшей задачей.
Девушка в небольшом кафе улыбается:
- Я вам кофе в пластиковый стаканчик налью. Если будет тревога сможете с собой в бомбоубежище взять.
Бомбоубежище - в соседнем здании. С момента начала тревоги добежать до него нужно за десять секунд. Но кто же недопитый кофе оставит? А с пластиковым стаканчиком бежать все-таки удобнее, чем с чашкой. Чем труднее, чем страшнее ситуация, тем важнее о комфорте заботится.
Если плохо и если страшно, обязательно нужно старательно готовить еду, убирать дом, стирать и гладить. Мне рассказывали историю о женщине, которая во время другой, прошлой, войны каждое утро старательно одевалась, причесывалась и шла пешком на высоких каблуках на работу. Под постоянными обстрелами. Ежедневно рискуя своей жизнью.
Раньше я никогда не мог понять, в чем смысл такого странного героизма. Теперь понимаю. Старательно одеваться, ходить, как ни в чем не бывало на работу, справляться с приступами плохого настроения, сохранять самообладание во время войны не является формой личной психологической гигиены, а является формой общественной борьбы с пришедшим в твою жизнь злом.
Самый большой и страшный обстрел этой войны случился в ночь перед новым годом. Четыре подряд залпа иранских баллистических ракет накрыли практически всю территорию страны. Те, кому повезло больше, провели это время в бомбоубежищах, те, кого обстрел застал в дороге, лежали возле машин, закрывая голову руками, как полагается по инструкциям службы тыла. Когда все наконец затихло, люди начали понемногу расходиться.
- С наступающим! Сладкого вам года! - непременно говорил каждый, выходя из бомбоубежища.
- Спасибо! И вам!
Блог автора на Facebook
Последний год мы с Юлей прожили на северной границе Израиля. Там, где война. Мы переехали на Север из Тель-Авива, рассчитывая годик пожить спокойно.
Спокойно не получилось. За этот год было всякое - стояли под окнами танки, взрывались перед домом беспилотники, будили по ночам воздушные тревоги. Наш пес Дорон и кошка Ариша научились самостоятельно ходить в бомбоубежище. Но вот что интересно - самым серьезным испытанием войны оказалась не физическая опасность, а постоянное психологическое давление - давление неизвестности, давление страха перед будущим.
Кажется, что во время войны ты становишься более уязвим. Но это неправда. Во время войны наша уязвимость не становится больше. Она просто становится заметнее. Конечно, воздушная тревога может нарушить твои планы в любой момент.
Но разве в обычной, мирной жизни не так? Сердечный приступ не уважает личных планов в той же степени, что и воздушная тревога. И проект, который ты начал, может неожиданно закончиться неудачей. И отношения могут развалиться за один день, какими бы прочными они тебе не казались.
Один мой знакомый любил повторять - шторм учит штилю. Война учит мирной жизни.
В Израиле война безостановочно продолжается уже 70 лет. Меняется только ее форма. Иногда - это теракты. Иногда обстрелы. Иногда - сухопутные сражения. В Израиле живут люди, которые научились хорошо жить в условиях непрекращающегося шторма. В условиях постоянной угрозы будущего.
Я хочу поделиться с вами сегодня несколькими правилами, которым я научился у израильтян за 11 месяцев войны. Я думаю, что в мирной жизни эти правила помогают даже больше, чем в жизни военной
Подготовься и забудь Война от нас совсем недалеко - всего-то восемь километров. И первые месяцы мы с Юлей постоянно гадали - какова вероятность худшего сценария, то есть того, что война переместится непосредственно к нам под балкон. Мы мучили вопросами опытных израильских друзей и получали очень странные ответы. Слушай, как ты думаешь, насколько вероятен худший сценарий? - спрашивали мы. Купи консервов, воды и радиоприемник, собери сумку с документами, следи, чтобы в машине полный бак - отвечали нам. Это в смысле, что вероятен? Нет. В смысле купи. Нам потребовалось пол войны, чтобы понять наконец, что оценивать вероятность худшего сценария - дело бессмысленное. Сколько не оценивай, ответ в конечном итоге будет один и тот же - может, худшее произойдет, а может, и нет. За десятилетия войны израильтяне научились другому, намного более эффективному подходу. Он такой. Сделай ровно и только то, что ты реально можешь сделать, чтобы подготовится к худшему сценарию и, сделав это, живи своей жизнью - ешь, пей, люби. Первое время нас с Юлей удивляло, как люди могут под звуки канонады могут заниматься спортом, ходить на пляж, ездить на работу или сидеть в кафе. Потом мы поняли - если ты разрешаешь мыслям о худшем сценарии изменить твою жизнь, это означает, что худший сценарий уже произошел.
Никто ничего не знает лучше тебя. Городок Наария от нас в трех минутах на машине, в двадцати пешком по берегу. Знакомый продавец в наарийском магазине спрашивает сочувственно: - Ну как там у вас? Очень опасно? Что слышно? Мы живем на три минуты ближе к войне, и это значит есть шанс, что мы можем знать о войне на три минуты больше.
Жизнь - бесконечная неопределенность. Но только во время войны эта неопределенность становится по настоящему ощутимой. Когда живешь в театре военных действий все время кажется, что где-то есть он, человек с программкой, у которого можно узнать содержание следующего акта. Такого человека нет. За год войны самым большим открытием для меня было то, что все, абсолютно все, что пишут о войне, не соответствует действительности. Много преувеличивают, многое преуменьшают, много пропускают и почти всегда опаздывают.
Беда снаружи выглядит совсем иначе, чем беда изнутри. Часто кажется, что в сложных обстоятельствах особую ценность имеют прогнозы экспертов и анализы аналитиков. Но в реальности к какому бы источнику информации ты не ходил за анализами, то, что льется из этого источника, это по большей части не факты, а суждения, ощущения, соображения и рассуждения других людей. Они, эти суждения, имеют развлекательную, а не практическую ценность. Никто не знает о твоей ситуации больше, чем ты сам и твои друзья. Самый точный аналитический прогноз дал нам с Юлей наш сосед этажом ниже. Будет сирена, пойдем в бомбоубежище. Скажут уехать, уедем. - сказал он.
Не дари время беде. Как-то однажды мы с Юлей сидели на веранде приморского кафе, когда в очередной раз взвыла воздушная тревога. Меня поразило с какой невероятной скоростью все посетители, которые только что расслаблено общались за столиками мгновенно оказались в укрытии. Но ещё больше меня поразило то, с какой скоростью, без единой потерянной зря секунды люди вернулись к прерванному удовольствию едва сирена замолчала.
Случится ли беда, от тебя не зависит. Беда может случиться всегда. Зато от тебя зависит сколько своего личного времени ты этой беде отдашь. Какие бы сложности и проблемы не происходили в нашей жизни, всегда есть время, которое этим проблемам отдать необходимо. И еще есть время - очень много времени - которое мы этим проблемам и сложностям отдаем, хотя в этом нет никакой необходимости.
Размышляя о худшем, опасаясь худшего, обсуждая худшее, адаптируя свои планы под возможность худшего ты просто жертвуешь худшему все больше и больше своего времени. В иврите есть прекрасное, емкое слово, определяющее любую проблему, сложность или возникшее на пути препятствие. Балаган. От тебя не зависит случится ли в твоей жизни балаган. Но от тебя зависит, сделаешь ли ты свою жизнь частью этого балагана.
Не решай заранее. Что мы будем делать, если … - самый страшный вопрос, потому что он погружает голову в пучину бесконечных воображаемых сценариев и не менее воображаемых рецептов собственного в этих воображаемых сценария спасения. Абсолютный рекорд такого спасительного рецепта принадлежит мне.
Как-то однажды, когда мы собирались в дальнюю поездку на машине, Юля спросила: Слушай, а что мы будем делать, если пока мы в дороге, начнется обстрел? Как что? Спрячемся на бензоколонке! - быстро сообразил я. В тот день, отправляясь в дорогу, мы придумали еще с десяток рецептов, что делать и как поступать, если обстрел застанет нас на трассе. Часть - относительно разумных, часть не менее глупых, чем идея спрятаться от ракет на бензоколонке. Ни один из этих рецептов нам не пригодился. В той поездке обстрел действительно случился. И когда завыла сирена, мы быстро прижали машину к обочине, опустили спинки сидений и легли ниже уровня окон, как и полагается по инструкциям службы тыла, если выйти из машины нельзя. В тот момент, когда случается беда, мы перестаем волноваться о том, что беда может случиться.
Когда случается беда мы действуем и эти действия не вызывают у нас ни секунды сомнений. Мы точно знаем, что и как нужно делать здесь и сейчас. Этим беда реальная отличается от беды воображаемой. Чем больше ты думаешь о том, что может произойти, тем больше шансов, что ты оказываешься не готов к тому, что произойдет на самом деле.
На вопрос “Что мы буду делать, если…” есть единственный правильный ответ. Если “если” случится, что делать будет понятно.
Найди себе маленькую победу. Ты понимаешь, что война начинает сказываться, когда перестаешь по утрам принимать душ. Душ перестаешь принимать по двум причинам. Во-первых, страшно под душем не услышать сигнал тревоги. А во-вторых, ходить под душ нет сил. Если не кончается война, то кончается энергия. Утром просыпаешься абсолютно без сил. Любое дело, любой рабочий разговор требует отдельного усилия воли. Не помогает ни кофе, ни витамины, ни дыхательные практики. Есть единственный эффективный способ восстановиться. Он заключается в том, чтобы найти себе увлекательное занятие. Моя жена Юля год напролет увлеченно мыла пол. На полу все время обнаруживались новые пятна, для уничтожения которых нужно было отыскивать новые, все более изощренные средства пятновыведения. Я год гонял на велосипеде, что безусловно менее продуктивно, чем мытье полов и более рискованно с учетом обстоятельств. Но ни рискованность, ни продуктивность занятия на самом деле не имеет никакого значения.
Есть одно единственное условие. Важно, чтобы занятие было таким, чтобы оно постоянно обеспечивало мелкие текущие победы, мелкие, приятные достижения. Удалось искоренить новым средством какое-то особо стойкое пятно? Удалось пройти дистанцию на 3 секунды быстрее? Запас дофамина и энергии до конца дня гарантирован.
Нет ничего важнее комфорта. Первые и самый надежный признак того, что очередная эскалация закончена и впереди есть несколько спокойных дней - это то, что с утра выходят на работу хоз службы. Чинить опрыскивали, стричь траву, убирать мусор. Каким чудом хозяйственникам известно, что в ближайшие несколько дней все будет тихо, я не знаю. Но знаю, что есть в этом хозяйствовании глубокий смысл. Если ты не находишься непосредственно на фронте, то самое большая проблема войны - это не обстрелы и не воздушные тревоги. Это - житейские неурядицы.
Одна моя знакомая так говорит по этому поводу: “Война - это когда дети месяц не ходят в школу”.
Медленный интернет, отключенный свет, перебои с водой и постоянный страх - это лицо современной войны для всех тех, кто живет вне зоны непосредственных боевых операций. Первое чего лишает нас любая беда - это комфорт, твой собственный и твоих близких. И поэтому создание любого возможного комфорта становится важнейшей задачей.
Девушка в небольшом кафе улыбается:
- Я вам кофе в пластиковый стаканчик налью. Если будет тревога сможете с собой в бомбоубежище взять.
Бомбоубежище - в соседнем здании. С момента начала тревоги добежать до него нужно за десять секунд. Но кто же недопитый кофе оставит? А с пластиковым стаканчиком бежать все-таки удобнее, чем с чашкой. Чем труднее, чем страшнее ситуация, тем важнее о комфорте заботится.
Если плохо и если страшно, обязательно нужно старательно готовить еду, убирать дом, стирать и гладить. Мне рассказывали историю о женщине, которая во время другой, прошлой, войны каждое утро старательно одевалась, причесывалась и шла пешком на высоких каблуках на работу. Под постоянными обстрелами. Ежедневно рискуя своей жизнью.
Раньше я никогда не мог понять, в чем смысл такого странного героизма. Теперь понимаю. Старательно одеваться, ходить, как ни в чем не бывало на работу, справляться с приступами плохого настроения, сохранять самообладание во время войны не является формой личной психологической гигиены, а является формой общественной борьбы с пришедшим в твою жизнь злом.
Самый большой и страшный обстрел этой войны случился в ночь перед новым годом. Четыре подряд залпа иранских баллистических ракет накрыли практически всю территорию страны. Те, кому повезло больше, провели это время в бомбоубежищах, те, кого обстрел застал в дороге, лежали возле машин, закрывая голову руками, как полагается по инструкциям службы тыла. Когда все наконец затихло, люди начали понемногу расходиться.
- С наступающим! Сладкого вам года! - непременно говорил каждый, выходя из бомбоубежища.
- Спасибо! И вам!
Блог автора на Facebook