May 28, 2012 17:18
В продолжение нашего с Павлом Крупкиным диалога о возможности фашистского консенсуса среди путинских клиентел хочу уточнить некоторые исходные понятия, чтобы моя позиция была адекватно понята.
Начну с того, что на закате эпохи модерна никакие классические формы тоталитарных проектов в принципе невозможны. Поэтому все разговоры о фашизме в его исторически известных формах, не более, чем интеллектуальные спекуляции. Тем не менее, этот факт не свидетельствует об окончательном исчезновении данного феномена из современной реальности. Напротив, фашизм вполне успешно мутирует в новые формы господства, укрепляясь в языке, эстетических конструктах и в различных вариантах альтернативной истории. В публичной политике откровенно фашистские группы обитают в маргинальной среде в Европе и России. Однако идеи, принципы и "мечты" исторического фашизма активно проникают в общественное сознание и формируют совершенно определенные установки в самых разных социальных группах. Это очевидный факт и, я не стану на нем подробно останавливаться. Скажу лишь, что можно выделить в отдельную категорию тоталитарных конструктов когнитивный фашизм, как совокупность психологических установок, формирующихся в результате межкультурного взаимодействия . Впрочем, отношение к "чужим"(мигрантам, иностранцам, пятой колонне, евреям, либералам, гомосексуалистам, несогласным с политическим режимом и т.д.) не исчерпывает современный извод фашистских настроений. Важную роль здесь играет ресантимент и тоска по "золотому веку"нации, народа, государства. Характерной особенностью "когнитивного фашизма" является его ускользание от легализации в качестве внятной и открытой политической позиции. Многие из тех, кто в не публичном пространстве воспроизводят идеи классического фашизма искренне гневаются, если их пытаются назвать фашистами.
Помимо "когнитивного", психологически ущербного фашизма существует и вполне политически достоверный конструкт, элементы которого можно легко обнаружить в оговорках, интонациях и мнениях публичных политиков консервативного толка. И вот тут, начинается самое интересное. Эти фашистские установки в политическом дискурсе трудноуловимы, поскольку внедрены в тело корпоративистских моделей общественного и государственного устройства.Не следует прибегать к прямым аналогиям с франкистским корпоративным государством, или салазаровским режимом - условия в России и южноевропейских странах слишком различны. Кроме того, современный фашизм, сохраняя верность тотальному переустройству социума, радикально поменял отношение к формам господства. Этот факт не должен нас смущать: "коммунистические" принципы раннего мормонства с его отказом от собственности не имеют ничего общего с нынешней его позицией - лояльность материальному обогащению и ортодоксальный американский патриотизм. Несмотря на столь радикальные трансформации, дух и суть мормонской доктрины избранничества остается неизменной.(я привел мормонов в качестве иллюстрации того, как далеко могут зайти изменения внутри одной идеологии. Я не считаю мормонов фашистами, разумеется) Так и с фашизмом: он остается фашизмом, несмотря на корпоративистские, фольклорные, патриотические личины. Никакой "конвергенции" в свою противоположность данная идеология не предполагает. Фашизм не может трансформироваться в демократию.
Теперь о том, как различить собственно современный фашизм и различные авторитарные и фундаменталистские концепты. Главной отличительной особенностью фашизма является его стремление переделывать мир из внеисторической точки: утопический Центр, где лучшие люди обладают тайным знанием, как изменить косную реальность вокруг. Отсюда - анонимность власти и пренебрежение правилами игры - процедуры принятия решений и ротации властных групп могут произвольно меняться, или к ним серьезно не относятся вообще. Функции вождя (национального лидера) и "народа"(примордиальный конструкт, совместимый с представлениями о народном теле, как о живом организме, который нуждается в отождествлении с лидером, чтобы обрести качественно новую сущность в результате этого мистического союза) не поменялись со времен исторического фашизма. Мифологизация прошлого, также сохраняется, в качестве родовой черты классического фашизма. Понятно, что обычные диктатуры, которые пережили 20 век опирались и продолжают использовать открытое насилие для консервации традиционного, во многом, архаичного социума. Но, такие режимы не нуждаются в утопиях и модернизации, их устраивает религиозная ортодоксия для обоснования легитимности политической системы. То же самое можно сказать и об американских авторитарных режимах 70-80 годов 20 века: Сальвадор, Никарагуа, Гондурас, Гватемала, которые аппелировали к традиционным ценностям и национализму.
В отличие от фундаменталистского Ирана и авторитарной Сирии европейский фашизм внутренне динамичен и стимулирует модернизацию, с помощью которой пытается лишить гражданина автономии. Наступление на гражданские права и неуклонное вмешательство в частную сферу - типичное проявление фашистских принципов сегодня. Вообще, фашизм - это трикстер в национал-патриотической среде: он легко ассимилирует традиционалистские идеи. Поэтому уместно говорить об исламском, католическом и православном, фашизме, без риска чрезмерного расширения этого термина.
Определившись с понятиями современного многоликого фашизма, перейдем к анализу его вероятного утверждения в качестве контента политики, проводимой Путиным. Конечно, эмоциональные обвинения путинского режима со стороны либеральной оппозиции, как фашистского чрезвычайно поверхностны и методологически уязвимы. Но в этих обвинениях содержится и рациональное зерно. Если просто перечислить основные элементы политической конструкции путинской РФ, мы обнаружим в ней отчетливо протофашистские паттерны. Национальный лидер, "соборный" народ(я взял в кавычки термин соборный, чтобы подчеркнуть мысль, что никакого отношения к церковному пониманию соборности этот концепт не имеет: здесь, речь идет именно о "живом теле российского народа", которому нужна голова - национальный лидер), метафизический враг - Запад, фольклорные злые силы внутри "тела" - оранжевые, мифологизация истории России, утопический идеал - Стабильность и Победа, как национальная идея. Кстати, в этой логике задача формирования "нового человека" решается посредством трансмутации прежнего расколотого и совращенного врагами россиянина в горниле Победы, и появления на свет Настоящего Патриота, который - часть путинского большинства. Другие элементы этой конструкции - пролонгация советского мифа, лояльное отношение к "реформам" Сталина, интерес к шаблонам холодной войны только подтверждают творческую переработку тоталитарного наследия. Любопытно, что в кремлевской идеологической кухне преобладают именно фашистские ингридиенты, а советские "корешки"в виде механистического понимания власти и господства взяты только в качестве приправы, для улучшения вкуса. Почему то, "почва", "народ", "история" имеют отчетливо биологические коннотации, что характерно для фашистского словаря. А "родные" пролетарские концепты - движущие силы, массы - типичные для механики и физики, практически не используются в публичных высказываниях Путина и его сторонников. Собственно, и экономическая лексика апологетов режима не дает никаких оснований полагать, что Путин собирается восстанавливать миф СССР. Явные или неявные симпатии путинцев склоняются к корпоративистской, то есть, протофашистской политической модели.
Итак, возможна ли эволюция путинского режима в фашистское государство (в современном понимании)?
Я отвечаю на этот вопрос утвердительно. Есть все необходимые предпосылки для такого тренда. Важным фактором в фашистско-корпоративистском выборе сыграет бюрократия, которая видит реализацию своих экономических и политических интересов исключительно в такой модели государста. Что касается возражения Павла, что радикально либеральная модель социального апартеида имеет больше ресурсов в сравнении с фашистской, то я отвечу так:концепты Чубайса о либеральной Империи, идеи русских либертарианцев о победе рыночных отношений, равно как и экстравагантные реплики Латынининой об "анчоусах" и тех, "кто право имеет" следует отнести к разряду социально-политической фантастики. Бюрократия мыслит конкретно и не впадает в дурную небесность - архаическая "фольклорная" основа русского общества годится для осовремененных и "обогащенных" опытом тоталитарных проектов больше, чем для радикальных либеральных экспериментов. К тому же, недавний российский опыт показал, что сами отцы новорусского либерализма не были готовы к демократии в нашем отечестве. А их идейные наследники(Кудрин и Прохоров) охотно встраивались в авторитарную Систему. Так что реальной угрозы путинизму со стороны либералов не существует.
Фашистский консенсус в России возможен по двум причинам: нет контрэлит, чьи интересы были бы несовместимы с корпоративистской доктриной; Путин, отказавшись от европейской интеграции и диалога с оппозицией, должен двигаться дальше, в обозначенным им самим коридоре возможностей. И этот коридор объективно заканчивается стенкой фашистского бункера.