России, Которые Мы Потеряли - хронологический аспект. Pars secunda
Итак, наша гранография российских катастроф дошла до эпохи страстотерпца Николая™ и приключившихся в ней революций, из которых две крайние, семнадцатого года, теперь частенько объединяют в единую Великую Русскую революцию по аналогии с английской или Великой Французской революциями. Надобно сказать, в этом есть своё логическое зерно. Действительно, события 1917 года, в течение которого ряд последовательных революционных преобразований превратил сословную конституционную монархию в бессословную советскую республику, имеют много общего с развитием событий во Франции (в которой жакобинцы отнюдь не рубили королю голову прямо под стенами Бастилии 26 мессидора третьего года до республиканской эры 14 июля 1789 г.,
а итогом походов на Версаль стало преобразование абсолютной монархии в дуалистическую парламентскую, просуществовавшую до 1792). В свете этого споры на тему "Октябрь - переворот или революция?" выглядят такими же пустыми схоластическими прениями, как и дискуссии о дате начала Второй Мировой войны или удельной ангелоёмкости швейной иглы фабрики "Ударница". Жернова Господни мелют медленно, но мелко...
Собственно, о жерновах. Как уже замечено нами выше, в мышлении россиепотеряльцев "неслыханные перемены, невиданные мятежи" приключаются всегда вдруг, внезапно и без объективных причин, исключительно попущением Господним (1), злодейством неких врагов (2) и (иногда) общим упадком нравов (3), естественно приводящим к блоку (1). Что касается критического описания потерянной нами в этот раз Россiи, то оно достаточно подробно в соответствующей статье на лурке. Впрочем, плохая жизнь народа сама по себе не является причиной революций, и в этом плане контрпримеры от белоедельцев по поводу ужасовъ Совдепiи въ сталинскую эпоху вполне оправданы. Здесь нужно помнить знаменитое определение революционной ситуации по Ильичу: когда „низы“ не хотят старого и когда „верхи“ не могут по-старому. Говоря проще, старые трюки, раньше обеспечивавшие режиму легитимность (т. е. согласие народа ему повиноваться без немедленной палочной терапии) постепенно перестают работать, а предложить массам и среднему классу нечто новое, не рубя под собой ветку, режим неспособен. Новая метла по понятным причинам этим пороком страдает в меньшей степени - раз уж она получила бразды, вероятно, ей было что предложить в программном плане тем, quorum praesentia sufficit, и этот кредит доверия она, не будь вовсе дурой, постарается сохранить на подольше. В этом смысле определяющей является именно политика властей в сравнительно долгосрочной ретроспективе (не менее поколения). На власть я обращаю преимущественное внимание, потому что именно в её руках в государствах как минимум Нового времени был сконцентрирован основной объём материальных, информационных и человеческих ресурсов. Особенно это верно у нас в России, где на госаппарат замыкается всё что можно и нельзя. Итак, что же именно в политике Романовых-Голштейн-Готторпов представляется причинами произошедших событий?
Для начала стоит остановиться на вопросе о том, что принципиально отличает монархию (даже с одновременной властью двух и более потентатов) от республики (даже с императором во главе), т. е. об источнике власти. Ныне существующий в РФ согласно Конституции народный суверенитет можно считать наиболее древней его формой, поскольку довольно очевидно, что в локальных группах древних людей числом в 30-50 рыл конкретный индеец Пернатый Дятел вождём мог стать лишь в силу своего избрания прочими соплеменниками при наличии у него определённого авторитета. На военно-демократической стадии потестарного развития общества ("ранжированное общество" в терминологии М. Фрида) этот мотив сохраняется. Неудивительно поэтому, что древнегреческая демократия есть порождение синтеза остатков периферийно-азиатской крито-микенской цивилизации бронзового века с племенными традициями дорийских овцеё скотоводов, оную цивилизацию заровнявших под грунт. Собственно, новые цивилизации часто рождаются в результате подобной гибридизации - например, средневековая европейская цивилизация, прямой предок нынешней всемирной, есть, фигурально выражаясь, итог перестройки ненужного и бесполезного новоевропейцам римского мавзолея Адриана в нужный и полезный им замок св. Ангела. В любом случае, племенной суверенитет народа в Греции и Риме наложился на уже существовавшие государственные традиции, сформировав новый тип общины-города-государства, полиса.
В Романии в её обеих итерациях, римской и византийской, этот принцип сохранялся - как уже замечено выше, он вполне совместим с автократией одного стронгмэна. Принципат Августа технически есть аналогичная эллинистическим младшая тирания, да и в более поздние времена право "политического народа" (Сената, армии, горожан столицы) избирать себе царя вполне уважалось. Носителем сакральности в этом случае являлась магистратура главы государства, и сообщался этот статус избранному путём более или менее сакрализованного ритуала "вступления в должность" (в предельно секулярном римском случае - через издание lex de imperio). Если правитель оказывался глуп, неудачлив, зловреден или неподходящ по другим резонам, народ сохранял право на восстание.
В вождествах, стратифицированных потестарных образованиях, пришедших на смену "военным демократиям" племён, укореняется второй источник права на власть над коллективом, божественный. Монархический принцип подразумевает, что власть имманентна её носителям, принадлежит им в силу рождения в правящем роду по воле Бога/богов и имеет некие наблюдаемые сверхъестественные проявления (удача у конунгов, фарр у шахиншахов, умение лечить золотуху у французских королей etc.). Конкретный правитель, плох он или хорош, является посредником между горним и земным, обладая тем самым двойным подчинением, и оттого несменяем произволом человеков (иначе как в форме убийства, ага). Божественное право власти в государстве может распространяться на него не в силу ритуала коронации / интронизации / иной инаугурации, а просто by default, постоянным хранителем этого права является род. После падения Римской империи на западе "варварские королевства" были построены именно вокруг этого принципа, и он же лежит в основе русского бессинтезного феодализма. Князь - это сын князя, боярин - сын боярина, где родился, там и пригодился, и так далее. В этом смысле культурные отношения Руси и Византии находят трогательную аналогию в таких же связях Японии и Китая - материальную и духовную культуру первые у вторых драли беззастенчиво, а вот в области культуры политической поступиться принципами никак не могли.
В правление Рюриковичей с этим принципом было всё понятно, и Грозный вдоволь троллил по переписке Юхана Шведского происхождением династии Ваза от свинопасов, якобы лишающим её всякого престижа. Романовы, не природные цари, а сами потомки "холопов царских", вынуждены были припадать ещё и к другому источнику легитимности, церковному. Усиление Церкви на Руси XVII в., её вовлечение в актуальную политику и, наконец, Раскол - прямые следствия этого. Но веку к XVIII они уже укоренились достаточно прочно, чтобы самим апеллировать к традиции. В любом случае, божественное право было их старым верным другом.
Век Просвещения и последовавшая за ним Великая Французская революция потрясли троны всей Европы. Казус Бонапарта, короновавшего себя самостоятельно, потому что вот такой он молодец, задолго до Ницше подарил авторитарным республиканцам образ фюрера-сверхчеловека, получающего власть не от папы с мамой и не от невидимого макаронного монстра, а благодаря собственным своим замечательным качествам и свойствам. Понятно, что это у любого властолюбца из низов и средин порождает закономерный вопрос: "А чем ныне правящий клоун в короне лучше меня, полковника Пестеля? Родом? Ох, полноте, господа, какая пошлость!" Ну и вот...
(продолжение следует)
а итогом походов на Версаль стало преобразование абсолютной монархии в дуалистическую парламентскую, просуществовавшую до 1792). В свете этого споры на тему "Октябрь - переворот или революция?" выглядят такими же пустыми схоластическими прениями, как и дискуссии о дате начала Второй Мировой войны или удельной ангелоёмкости швейной иглы фабрики "Ударница". Жернова Господни мелют медленно, но мелко...
Собственно, о жерновах. Как уже замечено нами выше, в мышлении россиепотеряльцев "неслыханные перемены, невиданные мятежи" приключаются всегда вдруг, внезапно и без объективных причин, исключительно попущением Господним (1), злодейством неких врагов (2) и (иногда) общим упадком нравов (3), естественно приводящим к блоку (1). Что касается критического описания потерянной нами в этот раз Россiи, то оно достаточно подробно в соответствующей статье на лурке. Впрочем, плохая жизнь народа сама по себе не является причиной революций, и в этом плане контрпримеры от белоедельцев по поводу ужасовъ Совдепiи въ сталинскую эпоху вполне оправданы. Здесь нужно помнить знаменитое определение революционной ситуации по Ильичу: когда „низы“ не хотят старого и когда „верхи“ не могут по-старому. Говоря проще, старые трюки, раньше обеспечивавшие режиму легитимность (т. е. согласие народа ему повиноваться без немедленной палочной терапии) постепенно перестают работать, а предложить массам и среднему классу нечто новое, не рубя под собой ветку, режим неспособен. Новая метла по понятным причинам этим пороком страдает в меньшей степени - раз уж она получила бразды, вероятно, ей было что предложить в программном плане тем, quorum praesentia sufficit, и этот кредит доверия она, не будь вовсе дурой, постарается сохранить на подольше. В этом смысле определяющей является именно политика властей в сравнительно долгосрочной ретроспективе (не менее поколения). На власть я обращаю преимущественное внимание, потому что именно в её руках в государствах как минимум Нового времени был сконцентрирован основной объём материальных, информационных и человеческих ресурсов. Особенно это верно у нас в России, где на госаппарат замыкается всё что можно и нельзя. Итак, что же именно в политике Романовых-Голштейн-Готторпов представляется причинами произошедших событий?
Для начала стоит остановиться на вопросе о том, что принципиально отличает монархию (даже с одновременной властью двух и более потентатов) от республики (даже с императором во главе), т. е. об источнике власти. Ныне существующий в РФ согласно Конституции народный суверенитет можно считать наиболее древней его формой, поскольку довольно очевидно, что в локальных группах древних людей числом в 30-50 рыл конкретный индеец Пернатый Дятел вождём мог стать лишь в силу своего избрания прочими соплеменниками при наличии у него определённого авторитета. На военно-демократической стадии потестарного развития общества ("ранжированное общество" в терминологии М. Фрида) этот мотив сохраняется. Неудивительно поэтому, что древнегреческая демократия есть порождение синтеза остатков периферийно-азиатской крито-микенской цивилизации бронзового века с племенными традициями дорийских овцеё скотоводов, оную цивилизацию заровнявших под грунт. Собственно, новые цивилизации часто рождаются в результате подобной гибридизации - например, средневековая европейская цивилизация, прямой предок нынешней всемирной, есть, фигурально выражаясь, итог перестройки ненужного и бесполезного новоевропейцам римского мавзолея Адриана в нужный и полезный им замок св. Ангела. В любом случае, племенной суверенитет народа в Греции и Риме наложился на уже существовавшие государственные традиции, сформировав новый тип общины-города-государства, полиса.
В Романии в её обеих итерациях, римской и византийской, этот принцип сохранялся - как уже замечено выше, он вполне совместим с автократией одного стронгмэна. Принципат Августа технически есть аналогичная эллинистическим младшая тирания, да и в более поздние времена право "политического народа" (Сената, армии, горожан столицы) избирать себе царя вполне уважалось. Носителем сакральности в этом случае являлась магистратура главы государства, и сообщался этот статус избранному путём более или менее сакрализованного ритуала "вступления в должность" (в предельно секулярном римском случае - через издание lex de imperio). Если правитель оказывался глуп, неудачлив, зловреден или неподходящ по другим резонам, народ сохранял право на восстание.
В вождествах, стратифицированных потестарных образованиях, пришедших на смену "военным демократиям" племён, укореняется второй источник права на власть над коллективом, божественный. Монархический принцип подразумевает, что власть имманентна её носителям, принадлежит им в силу рождения в правящем роду по воле Бога/богов и имеет некие наблюдаемые сверхъестественные проявления (удача у конунгов, фарр у шахиншахов, умение лечить золотуху у французских королей etc.). Конкретный правитель, плох он или хорош, является посредником между горним и земным, обладая тем самым двойным подчинением, и оттого несменяем произволом человеков (иначе как в форме убийства, ага). Божественное право власти в государстве может распространяться на него не в силу ритуала коронации / интронизации / иной инаугурации, а просто by default, постоянным хранителем этого права является род. После падения Римской империи на западе "варварские королевства" были построены именно вокруг этого принципа, и он же лежит в основе русского бессинтезного феодализма. Князь - это сын князя, боярин - сын боярина, где родился, там и пригодился, и так далее. В этом смысле культурные отношения Руси и Византии находят трогательную аналогию в таких же связях Японии и Китая - материальную и духовную культуру первые у вторых драли беззастенчиво, а вот в области культуры политической поступиться принципами никак не могли.
В правление Рюриковичей с этим принципом было всё понятно, и Грозный вдоволь троллил по переписке Юхана Шведского происхождением династии Ваза от свинопасов, якобы лишающим её всякого престижа. Романовы, не природные цари, а сами потомки "холопов царских", вынуждены были припадать ещё и к другому источнику легитимности, церковному. Усиление Церкви на Руси XVII в., её вовлечение в актуальную политику и, наконец, Раскол - прямые следствия этого. Но веку к XVIII они уже укоренились достаточно прочно, чтобы самим апеллировать к традиции. В любом случае, божественное право было их старым верным другом.
Век Просвещения и последовавшая за ним Великая Французская революция потрясли троны всей Европы. Казус Бонапарта, короновавшего себя самостоятельно, потому что вот такой он молодец, задолго до Ницше подарил авторитарным республиканцам образ фюрера-сверхчеловека, получающего власть не от папы с мамой и не от невидимого макаронного монстра, а благодаря собственным своим замечательным качествам и свойствам. Понятно, что это у любого властолюбца из низов и средин порождает закономерный вопрос: "А чем ныне правящий клоун в короне лучше меня, полковника Пестеля? Родом? Ох, полноте, господа, какая пошлость!" Ну и вот...
(продолжение следует)