Брамс и Шостакович, Лифшиц и Лисс в КЗ Мариинки. 10 апреля 2021
Сказать, что я люблю Брамса - ничего не сказать. Я его обожаю. За подлинный романтизм музыкальных образов, за глубокую лиричность тем, за виртуозное владение оркестром, за намеренный отказ от господства разума. Второй концерт - музыка за гранью гениальности, свобода полета, безграничная и абсолютная.
Константин Лифшиц играет его по-другому в сравнении с теми исполнениями, к которым я привыкла, расставляя неожиданные акценты, по-своему выстраивая фразы, необычно используя педаль, выдавая бурный поток там, где до того царила лаконичная сдержанность, сохраняя при этом фантастическую цельность и грандиозность, ни на миг не прерывая устремленного к финалу развития. Интересно слушать, любопытно, потому что наверняка знаешь не все, что ожидает впереди. Возможно, мне ближе менее порывистый, менее контрастный, более мягкий, более мелодичный Брамс, а возможно, как говорила Юдина, исполнение определяется временем, и сегодня Брамс - такой. В любом случае, это приглашение к диалогу, в который хочется вступить, в котором хочется выслушать собеседника, прислушаться к нему.
С Шостаковичем история другая. С одной стороны, как у человека, родившегося в Ленинграде, у меня к нему особое отношение. С другой стороны, он, мне кажется, относится к тем композиторам, которых трудно слушать в записях, по крайней мере, до тех пор, пока не узнаешь хорошо произведение. А на концерт тоже не вдруг пойдешь. И еще реже услышишь заслуживающее внимания. Шостакович не то чтобы труден, но его музыка требует обстоятельного осмысления: не структурированно-рационального, как в случае с Вагнером, а вселенского, космического, надмирного. Она не терпит поверхностности и не обусловленной внутренней энергетикой и динамикой бравады. Она и слушателя вовлекает в размышления о вечных вопросах бытия. Пятнадцатая симфония - тем паче. Дмитрий Лисс и его оркестр погрузили в тревожный мир позднего Шостаковича, серьезно и вдумчиво разработанный композитором. Они сыграли его мужественно и взросло, бережно и уважительно обращаясь с материалом, оттеняя многочисленные грани Шостаковича-симфониста, играя о том, чего не выскажешь словами.
Наши места были напротив первых скрипок. Когда к этому располагала музыка, музыканты улыбались: и Шостаковичу, и Брамсу.