“Цитадель” Никиты Михалкова
Я долго раздумывала, писать об этом фильме или нет. И, наверное, так бы и оставила его под грифом no commments, если бы не два обстоятельства, о которых - ниже.
Дело в том, что вообще я не сторонник делать себе имя на чужих костях и охально ругать то, что плохо, если увиденное, услышанное или прочитанное не содержит хоть маленькой толики конструктивного, позитивного, созидательного, творческого начала, хотя бы одной детали, из-за которой произведение стоит прочитать, посмотреть, послушать. (Да и худшее из наказаний для плохого творения - абсолютное молчание). В этом смысле я совершенно схожусь во взглядах с Уистаном Оденом (Wystan Auden), у которого однажды прочитала, что задача критика - таким образом подобрать цитаты, фрагменты, элементы сюжета произведения, чтобы в конечном счёте вызвать у читателя настойчивое желание произведение прочесть. Подобную жизненно необходимую роль критики я всегда ощущала на интуитивном, подсознательном уровне и поэтому, возможно, недолюбливала русскую критическую традицию, уходящую корнями в литературу позапрошлого века, когда для Белинского, например, не столь важны были Пушкин или Грибоедов, сколько его собственное мнение по тому или иному вопросу, для высказывания которого отправной точкой как нельзя лучше могли служить имена талантливых поэтов и писателей. Это такая своеобразная, хотя и очень виртуозная и нередко талантливая форма низкого паразитирования на чужой славе. Впрочем, современный пейзаж русской критики во всех областях в этом смысле стал во много раз печальнее и безрадостнее.
Теперь же - собственно к “Цитадели”. После, на мой взгляд, почти шедевра (если не настоящего киношедевра) - первых “Утомлённых солнцем” я была в недоумении от второй части и уж точно ничего не ждала от третьей. Тем не менее - фильм меня разочаровал. Слабость сюжетной линии, драматургии, художественной правды деталей (при возможной фактической достоверности показанных эпизодов, которые не носили массового характера, но при этом вполне могли быть единичной реальностью) и даже игры актёров (которых звёздные имена не спасли, ибо делать хорошую мину при плохой игре чрезвычайно трудно): всё это вместе создаёт ощущение полной беспомощности. И это притом что снимал фильм режиссёр, которого я считаю одним из величайших, как минимум, в российском кинематографе (недостаточно знакома с мировым, чтобы судить и о нём).
Мне кажется, проблемы у Никиты Сергеевича начались с того момента, когда он вдруг, может быть, даже неосознанно, уверовал в то, что точно знает, как жить не то что отдельно взятому человеку с его исканиями, а целой стране, да ещё такой, как Россия. Когда он вдруг (может быть, опять же, бессознательно) уверовал в то, что он - новый Мессия на российском горизонте: отсюда и все эти “Манифесты…”, и излишне, мне кажется, для художника активная политическая жизнь. Пафосное менторство меня несколько покоробило ещё в финале “Двенадцати”, хотя весь фильм сделан в совершенно другой тональности, которую отличает высочайший психологизм, что для кино редкость, поскольку раскрыть психологию человека для такого искусства, как кинематограф, - задача очень сложная и требующая колоссального режиссёрского мастерства. А дальше, как говорится, - “началось”…
Пример с “Противостоянием” и уже тем более “Цитаделью” очень показателен в плане демонстрации той угрозы для художественного творчества, которую таит в себе потеря художником созидательного сомнения. Как только художник перестаёт сомневаться, искать ответы на вопросы, а начинает искренне верить в то, что ответы эти нашёл и что теперь он истина в последней инстанции, - это конец собственно творчества и начало совершенно другой игры, ничего с искусством общего не имеющей. (Именно это - причина моего совсем неоднозначного отношения к Толстому, хотя не признавать значимости и роли его фигуры я, безусловно, не могу). Мне думается, художник до конца должен сомневаться, искать, страдать и мучиться и тем самым идти всё дальше и дальше (насколько ближе мне в этом смысле вечно метущийся Достоевский!)
От этой убеждённости в истинности высказываемых суждений и собственной безоговорочной правоте - не просто пафос “Цитадели”, а временами граничащий с кощунством стёб по поводу того. как великая страна одержала победу в великой войне. Меня коробит от подобных сальных шуток по поводу того, над чем, мне кажется, шутить нельзя. Нельзя - по двум причинам.
Во-первых, из уважения к тем, кто в войне действительно победил (и не потому, что шёл на врага в показательных целях с деревянной палкой или потому, что из-за оплошности немцев взрывались неприступные ранее крепости), победил благодаря своему личному мужеству, своему личному подвигу, тому, что ставил Родину и честь превыше всего остального.
Во-вторых, потому что, хотим мы того или нет, сегодняшний кинозритель - это молодёжь, имеющая весьма смутное представление о том, что такое Великая отечественная война. Сознание представителей этого поколения чисто, как белый лист, и в отношении исторической правды, и в отношении художественной правды о войне. У них нет той базы восприятия этого события в контексте истории России, которая позволяет посмеяться с героями “Цитадели”, поёрничать по поводу команды, снявшей фильм, а потом пойти и с наслаждением в сто первый раз смотреть “Балладу о солдате” или “Восхождение”, “Берег” или ещё несколько добрых десятков замечательных военных фильмов. Уже не говоря о военной литературе…
И после фильмов, подобных “Цитадели”, новые поколения вполне могут согласиться с тем, что русские - такие придурки, воевавшие с деревянными палками из идеологических соображений, или штрафники, шедшие в атаку по прихоти спившегося генерала, и бравшие либо числом, либо счастливой случайностью. Нет нужды говорить о гибельности и деструктивности подобного подхода даже не столько для духа патриотизма (в самом чистом смысле этого слова), сколько для хоть какой-то системы ценностей и моральных устоев (которых, впрочем, кажется, и так уже почти в российском обществе не осталось).
Вопрос после этого у меня остаётся только один: как же “Цитадель” уживается у Никиты Сергеевича с болью за судьбу Отечества?..