https://profilib.net/chtenie/128481/igor-vasilev-ukrainskoe-natsionalnoe-dvizhenie-i-ukrainizatsiya-na-kubani-v-1917-1932-gg-25.php К концу 1929 г. местные власти на Кубани проявляли вопиющее равнодушие к реализации плана сплошной украинизации. Такая ситуация во многом сохранялась и в дальнейшем (97). Представители партийного и советского аппарата назывались в числе сил, активно тормозящих проведение украинизации (98). Ко всему прочему местные власти препятствовали включению украинизацию в число программ, на выполнение которых распространялся принцип ударничества (99).
Медленно шла украинизация в Ейском и Краснодарском районе. К концу 1931 г. делопроизводство на украинском языке было введено только в пяти населённых пунктах последнего района. В станицах Нововеличковской, Пашковской, Марьянской, Васюринской, Динской, Новотитаровской работа по украинизации неприкрыто и откровенно саботировалась. Эти районы не удалось сделать центрами украинской культуры, как планировалось ранее (100). Делопроизводство, ведение бухгалтерии, и изучение литературной украинской речи массово игнорировалось (101). Такая же ситуация сохранялось и в следующем году (102).
Делегаты краевого совещания уполномоченных по нацменделам, прошедшего в июне 1930 г. в Ростове-на-Дону, пришли к выводу, что план украинизации на 1929-1930 гг. практически сорван. В последствии ситуация менялась незначительно (103).
11 ноября 1931 г. Абинский райком ВКП(б) признал наличие трудностей в проведении украинизации. А председатель Абинского райисполкома Фоменко прямо заявил, что дела с украинизацией обстоят "погано" и ничего не сделано (104). Был назначен срок её завершения - 1 октября 1932 г. В начале 1932 г. силами Абинской районной КК - РКИ был расследован ряд персональных дел коммунистов. Все они обвинялись в проведении политики "русского великодержавного шовинизма" в возглавляемых ими организациях и учреждениях (105). Однако план украинизации так и не был выполнен на практике (106).
В станице Тихорецкой руководство не интересовалось украинизацией, проводя её как вынужденную повинность. "По-украински в учреждениях никто не разговаривал" - вспоминал П. Волыняк. Равнодушно к украинизации относилось и население в целом (107).
"Нам сейчас некогда. Мы откладываем и более важные работы, а не то, что бы проводить украинизацию" - говорил секретарь комсомольской ячейки станицы Новомышастовской (108). На хуторе Упорном Павловского района председатель сельского совета заявил: "Лучше убейте меня, а на украинский язык не повернёте" (109). В станице Старомышастовской председатель правления колхоза всю переписку на украинском языке клал под сукно, и не отвечал ни на один запрос, присланный ему на украинском языке (110).
Управленческий аппарат Абинского Райплодовощтабксоюза не торопился приступать к украинизации. Его глава Бурдович открыто заявлял: "Ничего мы не делали с украинизацией, и не делаем, пока не закончим заготовки, и вообще она нам не нужна". "Абинский Райпотребсоюз так же не спешил с украинизацией. Кроме украинской вывески больше ничего не было сделано. Глава потребительского союза Николай Косолапов говорил: "Это ещё спорный вопрос, есть ли украинцы основная масса района". Уполномоченная Абинского райкома по Варнавинскому станичному совету Райхлина на заседании станичного совета заявляла, что торопиться с украинизацией не требуется, так как это вовсе не важная компания. "Это всё пустяки, какая-то украинизация, и разговоры о ней голословные. И то, что пишут о ней, это потому, что есть бумага. Бумага всё стерпит" - сказал один из функционеров (111).
Общее отношение кубанцев к украинизации выразил опытный педагог, скрывшийся за инициалами Н.К.: "Я десять лет живу на Кубани, бывал сотни раз на собраниях граждан и никогда не слышал, чтоб масса населения, за исключением единиц хлеборобов и украинофильствующих интеллигентов, стояла за украинизацию". Профессор Кубанского сельхозинститута Ленский говорил: "Украинизация - искусственный вопрос, во-первых, "кубанцы не говорят по-украински, так как уже давно русифицированны, во-вторых, украинизация приведет к регрессу культуры, в-третьих жизнь не требует украинизации". (112).
Примечательно, что в автономиях Северного Кавказа украинцы не получили статуса национального меньшинства, а были приравнена к великорусскому населению, хотя украинизационные мероприятия имели место и там. В основном она выразилась во внедрении среди восточнославянского населения автономий украиноязычного школьного образования. Украинизация органов власти и прессы практически не проводилась. Здесь во главу угла ставилось выдвижение на ведущие позиции представителей коренных этносов автономных областей (113). Причём последние зачастую негативно относились к украинизации, так как при проведении этой компании слишком много внимания и ресурсов сосредотачивалось на украинцах (114).
К 1932 г. политика украинизации уже привела к росту среди украинцев шовинизма, который зачастую проявлялся в виде оголтелой русофобии и антисемитизма (122). Таким образом, она не привела к изживанию национальных конфликтов, а, наоборот, обострила их (123). Проведение "коренизации", т. е., выдвижение на руководящие должности не по заслугам, а по национальному признаку являлось сильнейшим раздражителем, вызывавшим бурную реакцию у очень многих людей (124).