Сегодня, ровно семьдесят четыре года назад, он упал, лишившись чувств, на неструганные доски пола в бане на Второй речке. В помещении стоял морозный дым, из прожарочной тянуло серой и горячим тряпьем; шныри нацепили ему на ногу бирку и облили труп раствором сулемы.
Что в это время делал кремлевский горец? Видел ли он мысленным взором, как по доходяге, который когда-то бросил ему вызов, ходят бытовики в братской могиле, как желтое, исхудавшее, неузнаваемое лицо Мандельштама засыпает снег? Навряд ли. Дракон не запоминает съеденных ланселотов. Это было бы слишком.