Много букв, но все интересные.
В Ирбитском уезде в 1870 г. был всего 1 врач и 9 фельдшеров. На каждого приходилось 9597 человек. В 1871 г. на весь уезд остался только один врач Рудальский с жалованием 1200 руб., он же был заведующим городской больницей с вознаграждением 300 руб. в год. Из 13 фельдшеров, которых предлагал ввести А. А. Рудальский, ввели: одного старшего фельдшера при городской больнице, трех в уезде с жалованием по 300 руб. в год и семь младших фельдшеров с жалованием по 150 руб. Так же ввели должность двух акушерок.
Вводить должности младших фельдшеров решили в целях экономии. На жалование одного врача можно на первых порах содержать 8-10 фельдшеров. Но даже при таком отношении к делу не было введено и минимальное число медицинского персонала в уезде, хотя болезни уносили тысячи жизней, особенно детских. Особых мер по предупреждению детской смертности в уезде не принимали. Это отмечалось земскими врачами во всех докладах.
Замечательный врач и общественный деятель А. А. Рудальский, принимая больницу, писал: «Нет не только микроскопа, но даже термометра для измерения температуры. А если надо сделать ванну, приносят в палату тяжелую деревянную посудину, в которую заливают воду».
Из доклада ревизионной комиссии (1877 г.): «Для больных поставлены деревянные ветхие кровати. В щелях видно изобилие клопов. Тюфяки набиты соломой, должно полагать уже не менее года - солома до такой степени слежалась, что пересыпается в наволочках, как овес, а при малейшем прикосновении в изобилии вылетает пыль».
В «Очерке деятельности Ирбитского земства» за 1913 г. так вспоминалось о том времени: «Обязанности палатного надзирателя исполнялись сторожем, который попутно с этим нес и всю черновую работу в больнице: кастеляна, комнатного служителя, истопника, водовоза, а подчас лекарственного и аптекарского помощника. Он должен был соблюдать чистоту во всем здании, дворе, бане, анатомическом покое. В ночное время коридоры больницы освещались ночниками. Это железные фонари со стеклами. В ночниках этих горит конопляное масло, в результате появляется едва тусклый, слабый свет и огромная масса дымной копоти, портящей воздух и стены».
Что собой представляла ирбитская городская больница в 1880 г. видно из заметки в газете «Екатеринбургская неделя»: «Помещение больницы, о котором почетный попечитель официально заявил, что, входя в больницу на самое короткое время, он, человек здоровый, выходит оттуда больным. А пища! Боже ты милосердный, чем кормят больных? Суп - помои… Посуда употребляется в сифилитическом и других отделениях одна и та же».
В середине 60-х годов XIX в. сколько-нибудь правильная врачебная помощь существовала почти исключительно только в Ирбите. Огромное большинство сельского населения уезда предоставлено было знахарям, священникам и иным сельским жителям, почерпнувшим свои познания из разных лечебников или из советов, поверхностно усвоенных от врачей. Крестьяне видели доктора только при рекрутских наборах. Больница была обставлена настолько бедно, что среди населения прослыла «домом смерти».
Уже в 80-х годах XIX в. врач Зенков признал, что смертность больных, находившихся на излечении в городской больнице, была значительной. В 1881 г. умерло 72 чел. из 954, что составило 7 %, т. е. один больной из каждых 13-ти. Врач объяснял это тем, что зачастую родные привозили сюда по существу умирающих и оставляли их у дверей больницы; таких же привозили из богадельни (дома старчества) заранее зная, что захоронение будет производиться за счет самой больницы. Не случайно в 1881 г. в «Екатеринбургской неделе» появилась заметка, в которой говорилось: «Не ходите в ирбитскую городскую земскую больницу, оттуда редко возвращаются живыми, или не искалеченными еще большими недугами».
С введением в 1870 г. в Ирбитском уезде земства положение постепенно стало улучшаться, особенно после передачи городской больницы земству. В акте о передаче больницы отмечались трухлявость бревен здания от старости, температура зимой в больнице не поднималась выше 11° тепла, а в некоторые дни достигала только 7°. Перечень недостатков в акте составил 9 страниц текста.
Ирбитская городская дума без особого сожаления передала больницу земству, не пожелав устранять множества недостатков, указанных А. А. Рудальским. Земская управа при приемке больницы от города сразу же уволила больничного смотрителя от «означенной должности за нерадивость несения своих обязанностей и нетрезвое поведение». На его место был определен человек находящийся под надзором полиции, которого вскоре также уволили, как «не соответствующего к отправлению должности смотрителя»
Рудальский активно взялся за организацию медицинской помощи крестьянскому населению уезда, постоянно разъезжал по деревням; сам сделал 25 операций в сельской местности. Ирбит вовсе остался без врача. Тогда городская дума запросила ставку для второго врача.
В сентябре 1871 г. уездная управа рассмотрела обращение Рудальского относительно мизерного жалования фельдшеров, которое было в пять раз меньше врачебного, и приняла решение «усердным фельдшерам, отлично отправляющим дежурство в городской больнице, дозволить пользоваться готовым столом без назначения на это особого расхода», а так же «вознаграждать оспеннику по 10 копеек за каждое успешное привитие оспы младенцу».
На первых порах оспопрививатели были только в 20 волостях, но по предложению врача Эдуарда Владычко решили иметь таковых во всех 26 волостях уезда, в каждой по одному, с мизерным жалованием по 25 руб. в год от земских сборов.
К 1870 г. в уезде насчитывалось 1475 детей «без привития»; в течение года родилось 6694 ребенка. Из этого числа «без привития» умерло 1915 детей. Для поощрения оспопрививания земская управа увеличила вознаграждение отличившимся оспопрививателям до 100 руб.
В 1872 г. Рудальский первым исследовал по церковным документам (официальная статистика отсутствовала) статистику рождаемости и смертности за последние 68 лет. Оказалось, что смертность намного превышает рождаемость. В 1852-1862 гг. в Ирбитском уезде не дожив до пятилетнего возраста умирало 62,5 % детей.
А. М. Зенков писал в 1879 г.: «В летние месяцы малютки почти поголовно страдают поносами и даже кровавым, отчего является исхудание, что известно в народе под именем «собачьей старости», против которой и проделываются различные бессмысленные манипуляции, как, например, обмазывание всего тела ребенка сметаной, которую заставляют всю слизать собаке, которая будто бы получает со сметаной и болезни ребенка».
Замечательный деятель земской медицины А. А. Рудальский оставил потомкам яркое описание бедственного положения ирбитского крестьянина. «Что такое изба? Этим непереводимым на европейские языки словом обозначается в огромном большинстве случаев помещение, в котором люди проводят день, спят повалкой ночь, воспитывают детей, приготовляют пищу и напитки, обедают, ужинают и завтракают, хранят зимой дворовую птицу, телят, ягнят; помещение, которое реже всего чистят и в котором еще реже родятся, ибо для этого отправления хозяйка избирает еще худшее помещение, вроде черной бани.
Всем этим многочисленны надобностям должно отвечать единственное помещение - изба; низкая дверь широко распахивается и ведет прямо в холодные сени, из которых зимой клубами врывается в избу морозный воздух, медленно стелящийся по полу, в которой тут же на полу ползают годовалые дети в одних рубашонках.
Разве будет тут здоровье? Тут длится средний срок жизни не больше 8 лет и умирает при такой обстановке половина новорожденных.
Я ни у кого не встречал таких огромных желудков при вскрытии, как у крестьян-бедняков, что стоит как бы в противоречии с их бедностью, а в сущности противоречия тут нет.
Какое должно быть питание тела, когда весь летний пост, перед Петровым днем крестьяне питаются хлебом, квасом, луком, ягодами и сырыми борщевыми пиканами? Дети с первых лет жизни едят все без разбора, за что их нельзя упрекнуть в долговечности…».
Видимо, неприкрытое и резкое обличение Рудальским тяжелого положения простого народа кое-кому пришлось не по вкусу. Не случайно, когда в 1887 г. пришло время уходить на заслуженный отдых, годовой размер пенсии Рудальского составил 60 руб., что было в 8 раз меньше годового размера пенсии, назначенной в это же время заштатному протоиерею.
Из-за антисанитарных условий в Ирбите постоянно свирепствовали желудочно-кишечные инфекции: холера, тиф, дизентерия. За период с 1865 по 1881 г. в Ирбите родилось 2690 чел., а умерло 3360. В 1883 г. врач Серебренников установил, что каждое ведро из городских колодцев содержит около стакана мочи. Серебренников пришел к выводу, что если впредь не будут приняты меры по очистке воды, то местное население через несколько десятков лет полностью вымрет (без притока людей извне). Состоятельные ирбитчане эту воду, разумеется, не потребляли. Им возили ее из так называемого Никоновского ключа, что находился по другую сторону Бугров, а для наиболее состоятельных воду специально привозили из деревни Боярской, находившейся в 70 верстах от города (сейчас Артемовского района).
«Забота» городского самоуправления относительно чистоты города сводилась лишь к тому, что раз в продолжении года, а именно после ярмарки, когда на площадях, улицах, дворах и огородах, решительно всюду, накапливались массы разных нечистот, одного конского навоза до миллиона пудов, оно брало на себя заботу очистить площади. Способ очистки площадей, утверждал Серебренников, не был лишен некоторой оригинальности или, лучше сказать, самообмана. Во время таяния снега часть навоза на площадях складывалась в отдельные кучи для того, чтобы он немного пообсох; все, что в нем было жидкого и растворимого, все это стекало в реки или всасывалось в почву; оставалась сравнительно менее вредная часть, она то и вывозилась за город и сваливалась частью в болото, частью - на лед. На очистку города после ярмарки дума тратила всего 300 руб. из стотысячного городского бюджета. Так велика сила привычки, что с ней, можно сказать, сжились и сегодняшние ирбитчане.
Требования Серебренникова далеко не всегда были по душе «отцам города». «Нечистотный вопрос» - это яблоко раздора городской думы, - писал путешественник Петр Китаев в «Екатеринбургской неделе», - большинство гласных против всяких санитарных мероприятий, а некоторые другие доказывают пользу такого обилия навоза на каждом углу». Если бы навоз был вреден для жизни, утверждают они, то почему же хлеб на навозе хорошо родится.
Ирбитская ярмарка в большом количестве привлекла женщин легкого поведения. Итогом «общения» с ними часто бывало и то, что Ирбит, по язвительному замечанию известного журналиста В. О. Португалова, наделял любителей продажной любви такими знаками отличия, которые не оставались бесследными даже на ближайшем потомстве.
По данным за 1894 г. в Ирбите только зарегистрированных «жриц любви» было 264. В период ярмарки их количество возрастало во много раз. Статистика свидетельствовала, что грамотных среди них было 9,3 %. По сословиям и семейному положению: крестьянских девиц - 194, жен - 4, мещанок - 56, остальные - дочери солдат, мастеровых и чиновников; среди них имелись прибывшие в Ирбит на время ярмарки с согласия мужей, с целью заработка. Возраст «жриц любви» в основном был от 18 до 25 лет; старше 25 лет имелось только 3 % особ легкого поведения.
Относительно давности занятия проституцией, Серебренников отмечал, что «жрицы любви» «по миновании надобности, мирно возвращаются к родным мужьям и детям. Вряд ли кто решают показаться здесь в четвертый или пятый раз, ярмарка любит разнообразие. Помня материнские и дочерние обязанности, они смотрят на это невинное занятие, как на прибыль домашней экономии».
Местные врачи единодушно отмечали и били тревогу по поводу колоссальных размеров развития ярмарочной проституции в городе и огромном вреде и опасности, которой подвергается население края через заражение венерическими заболеваниями. Как отмечал в своем отчете А. А. Рудальский, венерические болезни преобладают над всеми прочими. Большое количество заболевших указывало на то, что они укоренились здесь давно и постепенно распространялись. Первое место среди больных, находившихся на излечении в больнице, принадлежало сифилису; им было поражено до 40 % больных. Сифилис в этот период отмечался в 116 селениях уезда из 284.
Хотя «жрицы любви» и осматривались два раза в неделю, врач А. К. Павленко заявлял, что во время ярмарки одному врачу было не под силу освидетельствовать такое количество женщин, которые находились в трех десятках так называемых «домов терпимости», попросту публичных домов. Этим же «промыслом» занималась и многочисленная женская прислуга в портерных, пивных, гостиницах, торговых банях и т. д. В этом случае тайная проституция оставалась неуязвимой для врачебного контроля. Сифилис заражал целые поколения, имели место случаи наследственной передачи сифилиса детям.
Публичные дома удалось ликвидировать в Ирбите только в 1916 г.
источник