Всю неделю по вечерам хожу с детьми на детскую площадку. Хорошо там сейчас, тихо. Нет толп визжащих, орущих, галдящих чужих детей. Зачем они мне, когда у меня есть точно такие же свои. Вокруг площадки дома по большей части темны и пусты. Их религиозные обитатели давно разъехались по своим родственникам в Бней-Браке, Иерусалиме и других городах центра и юга. Изо дня в день на площадке, кроме нас, сидят три женщины пенсионного возраста. Плавно течет их беседа, перетекая из одного сюжета в другой, согласуясь только лишь с им понятной логикой. Мне, постороннему, слышны лишь отдельные фрагменты их вечерних бесед.
"- ... девоньки, вы сейчас купаться не ходите. Я по радио слышала, что из-за войны возле Хайфы появилось много акул, которые набрасываются на людей.
- Ну, это, если вдруг поранишься, то опасно, а если тихо сидеть в воде, то они мимо проплывут.
- Главное, в критические дни в воду не заходить, иначе кинутся враз.
- Да когда это было...
- Я читала, перед войной ученые нашли гробницу неповрежденную. Там была мумия Тутанхамона. Ученые ее изучать стали, а она глазом как мигнет... И все, кто ее нашел умерли, а потом война началась...
- В убежище не хожу, ноги болят. А когда сирена, я ставновлюсь в дверях.
- Это при землетрясении надо делать, я читала, а тебе нужно в подъезд бежать...
- Не могу, ноги болят, я лучше в дверях постою...
- Арабы, говорят, из Хайфы все ушли, кто пешком, а кто на машине
- Как все, у меня за стеной араб так и живет.
- Это же марроканец, я тебе говорила.
- Да, один черт, не русский, телевизор гад ночью включает..."
Жена привезла из лагеря очередной анекдот про тещу. Теща, гиперактивная женщина, все время стремилась общаться с как можно большим числом жителей палаточного городка. Понятно, что большинство из них были изерами. Некоторые терпеливо выслушивали непонятные речи на чужом языке, вежливо кивая и улыбаясь, другие трусливо сбегали. Чаша терпения тещи переполнилась в тот момент, когда ее отправили одну взять памперсы для Ильи. Возвратилась вся вне себя: "Там эти уроды русских ненавидят и не хотят обслуживать. Я этому уроду говорю: дай мне десять памперсов и пачку влажных салфеток, а он мне в ответ - "русский нет". Я на него жалобу Гайдамаку напишу".
Славу фотографировали все корреспонденты, посещавшие лагерь. Одна из фотографий попала в газету "Вести": на ней лицо Ярославы, искаженное страхом, с широко распахнутыми глазами. Подпись под фотографией гласила: "глаза войны". Спрашиваю Славу, зачем ты такое лицо на фотографии сделала, отвечает: "я сидела на корточках, играла в песке, подкралась Аня и ущипнула меня за попу. Я от страха подпрыгнула, а женщина меня в этот момент сфотографировала"...