RIP
Когда я жил в Петербурге и бывал наездами в Москве по всяко-разным делам - я предпочитал всегда уезжать в ночь поездом; сдал с утра ключи от гостиничного номера, вещи - в камеру хранения на Ленинградском, гулять по Москве, а вечером - в театр...
Так случилось и в тот раз, весной 2000-го. Мы тогда пошли в театр им. Моссовета на "Венецианского купца". И вот сейчас, через 11 лет, самое яркое впечатление от спектакля - это Козаков, читающий в начале действия псалмы на иврите с такой яростью, с таким личным отношением - что это вот то, о чем Кейв споет: "We call upon the author to explain"... Через год мы ходили уже в Питере на версию Роберта Стуруа с Калягиным - и нам не показалось... Там не было почему-то личного. Не хотелось плакать и не сдавливало горло - а от игры Козакова - хотелось.
Мы вышли, оглушенные спектаклем, и пошли спускаться по Тверской к Кремлю - до поезда оставалось чуть больше часа. И уже на подходе к Бульварному кольцу до нас ветер донес запах хорошего трубочного табака... Мы решили нагнать идущего впереди человека, чтобы посмотреть, трубку ли он курит - и это оказался Козаков. В "лучших традициях" мы достали программку и попросили автограф - и тогда, актер, видимо смущаясь, сказал: "Ребята, покажите, где черкнуться - у меня глаукома, я практически ничего не вижу"... И это было едва ли не большим шоком, чем впечатления от спектакля... Три с половиной часа, главная роль, пластика и стремительные передвижения по сцене - и все это, ничего не видя? Такой вот... простой и ежедневный актерский подвиг.
Так случилось и в тот раз, весной 2000-го. Мы тогда пошли в театр им. Моссовета на "Венецианского купца". И вот сейчас, через 11 лет, самое яркое впечатление от спектакля - это Козаков, читающий в начале действия псалмы на иврите с такой яростью, с таким личным отношением - что это вот то, о чем Кейв споет: "We call upon the author to explain"... Через год мы ходили уже в Питере на версию Роберта Стуруа с Калягиным - и нам не показалось... Там не было почему-то личного. Не хотелось плакать и не сдавливало горло - а от игры Козакова - хотелось.
Мы вышли, оглушенные спектаклем, и пошли спускаться по Тверской к Кремлю - до поезда оставалось чуть больше часа. И уже на подходе к Бульварному кольцу до нас ветер донес запах хорошего трубочного табака... Мы решили нагнать идущего впереди человека, чтобы посмотреть, трубку ли он курит - и это оказался Козаков. В "лучших традициях" мы достали программку и попросили автограф - и тогда, актер, видимо смущаясь, сказал: "Ребята, покажите, где черкнуться - у меня глаукома, я практически ничего не вижу"... И это было едва ли не большим шоком, чем впечатления от спектакля... Три с половиной часа, главная роль, пластика и стремительные передвижения по сцене - и все это, ничего не видя? Такой вот... простой и ежедневный актерский подвиг.