Дарвин: "Почему обезьяны не приобрели мыслительных способностей человека?"
Эволюционные процессы сложно наблюдать и описать, поскольку они длятся в течение миллионов лет и физически недоступны для экспериментов. Однако наиболее крупные закономерности, наблюдающиеся в рамках макроэволюции все же исследованы и описаны. К ним относятся: конвергенция признаков, дивергенция признаков и параллелизм.
К примеру, дивергенция - это накопление различий в структуре и функциях какого-то органа в процессе эволюции. В результате дивергенции из одного органа образуются несколько различных органов, связанных общностью происхождения.
Например, верхний плечевой пояс превратился в лапы рептилии, кожистые крылья летучей мыши, перьевые крылья птицы, плавники дельфинах, ноги копытных, руки приматов. Таким образом увеличивается популяция число особей.
Все эти органы выполняют разные функции, но имеют одинаковые происхождения. Это открытие впервые сумел представить в научном мире выдающийся английский ученый и натуралист XIX века, Чарльз Дарвин в своем труде «Происхождение видов» (1859), а в труде «Происхождение человека и половой отбор» (1871), где он привёл весьма веские аргументы в пользу естественного происхождения человека от обезьяноподобных предков. Этот факт подтверждает и ДНК шимпанзе, который на 98,8 процента совпадает с геном человека. А это лишний раз доказывает, что Ардипитек рамидус (древний род гоминид) был общим предком человека и человекообразной обезьяны.
Люди часто задаются вопросом: почему из всех приматов только человек в ходе эволюции приобрел мыслительных способностей, а другие виды - нет. В частности, в VII главе книги «Происхождение видов» Дарвин уделяет этому вопросу большое внимание.
Фрагмент главы VII:
«Почему разные животные, принадлежащие к тому же отряду, но обитающие в других странах света, не приобрели ни длинной шеи, ни хобота, нельзя сказать с уверенностью, но ждать четкого ответа на этот вопрос настолько же неосновательно, насколько ждать определенного ответа на вопрос, почему какое либо событие в истории человечества произошло в одной стране и не случилось в другой. Мы не знаем условий, определяющих количество и место каждого вида, и не можем даже предположить, какие изменения в строении могут быть благоприятны для умножения вида в новой стране. Однако вообще можно думать, что различные причины имеют отношение к развитию длинной шеи и хобота. Способность доставать листву на большой вышине (без лазания, к которому копытные животные совершенно не приспособлены) не предполагает значительно увеличившегося размера тела, а мы знаем, что некоторые страны имеют удивительно мало крупных млекопитающих, например Южная Америка, несмотря на роскошь своей природы; напротив, Южная Африка изобилует ими в несравненной степени. Почему так - мы не знаем, как не знаем и того, почему поздний третичный период был гораздо более благоприятным для их существования, нежели нынешнее время. Почему бы то ни было, но мы видим, что известные области и известные периоды времени гораздо благоприятнее, чем другие, для развития таких крупных четвероногих, как жирафа.
То обстоятельство, что некоторая особенность строения животного может достигнуть очень большого развития в одном направлении, почти неразрывно связано с тем, что разные другие части также должны быть изменены и приспособлены друг к другу. Хотя каждая часть тела изменяется незначительно, из этого не следует, что необходимые части всегда будут изменяться в нужном направлении и до надлежащей степени. Мы знаем, что у разных видов наших домашних животных части тела изменяются в разном направлении и в разной степени и что одни виды гораздо более изменчивы, чем другие. Даже в случае образования полезных уклонений не следует, чтобы естественный отбор всегда был в состоянии оказать на них свое влияние и произвести такую особенность строения, которая видимо была бы благоприятна для вида. Так, например, если количество особей, живущих в какой либо стране, в значительной мере обусловливается их гибелью от хищных животных, наружных или внутренних паразитов и пр., что, по видимому, действительно часто бывает, то действие естественного отбора на изменение какой либо особенности строения для добывания корма будет незначительным или будет сильно задержано. Наконец, процесс естественного отбора очень медленен, и одни и те же благоприятные условия должны продолжаться очень долго, чтобы такое влияние сказалось заметным образом. Кроме объяснения в такой самой общей форме, мы не можем найти другого, отвечающего на вопрос, почему в некоторых странах света копытные четвероногие не приобрели очень длинной шеи или других особенностей, помогающих обрывать листву с высоких ветвей деревьев.
«Сохранение каждого вида редко определяется одним каким либо преимуществом, обыкновенно же соединением их всех, больших и малых»
Возражения, подобные предыдущим, были сделаны многими авторами. В каждом случае, помимо сейчас указанных общих причин, по всей вероятности, и разные другие участвовали совместно в приобретении путем естественного отбора особенностей строения, которые, можно думать, были благоприятны для известных видов. Один автор спрашивает, почему страус не приобрел способности летать. Но минутного соображения достаточно, чтобы видеть, какое огромное количество пищи было бы необходимо, чтобы дать этой птице пустыни силу для передвижения ее тяжелого тела в воздухе. Океанические острова населены летучими мышами и тюленями, но не наземными млекопитающими, а так как некоторые из этих летучих мышей представляют собою особые виды, то, вероятно, они в продолжение долгого времени занимали их настоящие места обитания. Поэтому сэр Ч. Лайель спрашивает - и сам приводит в ответ некоторые основания: почему тюлени и летучие мыши не произвели на этих островах форм, приспособленных для жизни на суше? Но тюлени неизбежно должны были бы превратиться в хищных наземных животных значительной величины, а летучие мыши - в наземных насекомоядных животных; для первых не оказалось бы добычи, летучим мышам на пищу пошли бы наземные насекомые, но сами они сделались бы преимущественной добычей рептилий или птиц, которые первыми поселяются и изобилуют на большинстве океанических островов. Последовательные переходы в строении, на каждой стадии полезные для изменяющегося вида, будут поддерживаться только при некоторых особых условиях. Строго наземное животное, случайно добывая пищу в мелкой воде, затем в реках и озерах, могло бы, наконец, превратиться в настолько водное животное, чтобы жить в открытом океане. Но тюлени не могли бы найти на океанических островах условий, благоприятных для их постепенного обратного превращения в наземную форму. Летучие же мыши, как ранее указано, вероятно, приобрели крылья, сначала скользя по воздуху с ветки на ветку, подобно так называемым летучим белкам, как для того, чтобы избежать врагов, так и для того, чтобы избегнуть падения; но раз подлинная способность летать была приобретена, она уже никогда не превратилась бы, по крайней мере для вышеуказанных целей, в менее полезную способность скольжения по воздуху. Конечно, крылья летучих мышей, подобно крыльям многих птиц, могли бы или значительно уменьшиться, или совсем утратиться от неупотребления; но в таком случае было бы необходимо, чтобы эти животные прежде всего приобрели способность к быстрому хождению по земле исключительно при помощи задних ног, для того чтобы конкурировать с птицами и другими наземными животными; для такого же изменения летучая мышь, по видимому, удивительно мало пригодна. Эти предположения сделаны исключительно с тем, чтобы показать, что переходные особенности строения, благоприятные в каждой стадии, дело очень сложное и что нет ничего удивительного, если какая нибудь переходная форма не встречается в том или другом случае.
«Мы приходим к странному выводу, что признаки, имеющие несущественное жизненное значение для видов, в то же время имеют весьма большое значение для систематика; но это не так парадоксально, как может показаться с первого взгляда»
Наконец, не один автор ставил вопрос, почему у некоторых животных умственные способности развиты более, чем у других, тогда как такое развитие должно бы быть полезно для всех? Почему обезьяны не приобрели мыслительных способностей человека? Это можно приписать разным причинам, но так как все они сводятся к догадкам и их относительная вероятность не может быть оценена, то бесполезно останавливаться на этом. Строго определенного ответа на последний вопрос нельзя ожидать, так как никто не может разрешить даже более простой вопрос, почему из двух рас дикарей одна достигла более высокой степени цивилизации, нежели другая; а это, очевидно, предполагает увеличение умственных способностей».