Я vs вульгарность
"Великое искусство всегда немного вульгарно. Безупречно хороший вкус - это удел эпигонов."
В ленте друзей на фейсбуке встретила эту фразу, среди многих вещей, что мы теперь репостим через друзей. Теперь социальная сеть стала основательным источником заний, иначе где и когда бы еще попалась мне цитата Брехта Бертольта, имени которого я знать не знала.
Но я не том, как формирует наш кругозор круг друзей на fb, расширяя так сказать границы познания и примерно обрисовывая проблематику и состояние современной науки, которой ты как бы/вроде бы/кажется/пожалуй собрался заняться, я о том, что случайно встреченная, она меня не на шутку задела, и вот почему.
Спроси меня года четыре назад, что мне интересно, я бы вам сказала "все мне интересно, все хочу знать. От теоремы Ферма до теории Эволюции". А все потому, что верила, - и правильно делала- что свежее знание стоит искать где-то на стыке дисциплин и не стоит ограничивать себя чем-то одним, если даны мозги заниматься несколькими вещами. Я совсем не хочу показаться самонадеянной, мол, у меня сверхспособности, просто распыляться - это по моей части. В этом я ничего зазорного не вижу, это стиль существования в системе координат эдакого Человека Возрождения. И стихи писать, и скульптуры ваять, можно за одно заняться метафизикой и собственно физикой, живописью в перерывах. Простите за штам, конечно, но Великие умы так и существовали, я уж не буду вспоминать бедных избитых Леонардо и Микеланджело, можно, например, посмотреть на Курбюзье - не только архитектор, но и художник, идеолог. Короче - мыслила я по-крупному, глыбами.
Теперь картина иная: я занимаюсь (изучаю, конечно, было бы правильней и честней сказать) достаточной узкой дисциплиной и хочу найти себе такую же узкую и определенную тему в рамках этого предмета. В какой-то момент я переключила свое внимание с общих вещей на частности - со слона на муху,- и с каждым разом все глубже засаживаюсь в эту трясину. Меня заинтересовала история искусства, и я кажется до сих пор не осознала какоим это стало резким скачком в сторону от того, чем я хотела заниматься изначально. С другой стороны, меня подкупило то, что в казалось бы такой узкой области сконцентрировалось столько областей человеческого знания - я считала, что достойный искусствовед - это и психолог, и историк, и социолог, и философ. Но вместе с этим во мне проснулось одно свойство, очень симптоматичное - я бы назвала это снобизмом, вытекающим из утонченности. Да, я нашла в себе тонкого ценителя того, что понимают не все, я начала разбираться в том, о чем масса имеет поверхностное понимание, и что самое важное - я открыла в себе обладателя неплохого вкуса. С этого момента во мне по часам начал расти классический пример теоретика-академика какой-нибудь Лондонской академии художеств, какой-нибудь Рёскин, который, кстати, тоже ранее занимался изучением геологии, прежде чем перейти к написанию основательных серьезных мозгопромывающих лекций первым студентам только открывшегося отделения искусств и археологии Оксфорда. Моя нелюбовь к этой личности объясняется тем и только тем, что я подсознательно и сознательно осознаю, как похожа на этого уточненного старикана с проблемами бытового уровня. Знаете, из области "так высок, что нет сил и времени думать о стряпне и уборке". Так вот Рёскин высшего всего ставил безупречный вкус. Он как известно был предтечей эстетического декадентского движения в Англии поздневикторианских времен, возглавленного Уайльдом и вдохновлявшегося так же Китсом в поэзии и прерафаэлитами в живописи. Обои В. Морриса были чудным фоном всему эому великолепию в стиле графики О. Бердсли с ее изысканными текучими черными и устрашающими вместе с тем формами. Все это идеальный икубатор для взращивая последующих поколений молодежи с безупречным вкусом, представителем которой я являюсь и не стыжусь об этом так открыто говорить. Почему не стыжусь? Потому что гордится по сути нечем. Сколь не хотела бы я жить в мире вечной красоты и изысканности, все же надо признать, что даже если бы такой рай на земле был возможен, он бы привел к бесконечно страшному застою и, значит, аду. Вычурно конечно получилось. Вот-вот, к вычурности это бы всё привело, к салонности. О том и говорит Берхольд - хороший вкус - удел эпигонов, то есть "последователей какого-нибудь направления, лишенного творческой самостоятельности". Эпигон - потомок; подражатель тех же мыслей, сторонник одних мыслей. Он паразитирует на давно придуманном, не предлагая ничего нового. Но почему он не предлагает? Причина в том, что безупречно хороший вкус - это идеал, это норма. А нет двух норм, кроме абсолютной. Безупречный вкус стремится к этой идеальной норме, среди множества идей и воплощений, произведений искусства он ищет тот, что ближе в идеальному, создан с претензией на идеальное, абсолютное, безупречное. Идеал - старое понятие и потому ничего интересного человеку, ищущему новых впечатлений предложить не может. Потому то все новое - вульгарно, в противовес безупречному - потому что, опять же, то, что порывает с традицией, со старым уже не может быть безупречным, а значит уже вульгарно, в той или иной степени. [о выскочках]
Но вот о чем хорошо бы задуматься: когда-то же была создана эта норма? Этот эталон безупречного - и была это классика, 5 век до нашей эры. Я здесь конечно как самый что ни на есть закостенелый школяр выступаю, но сразу оговорюсь, на Винкельмана перед сном я не молюсь, я просто свято верю в "классику". И не только верю, но еще и обожаю.