Я раздевалась перед ним голая и орала: "Не хочешь меня? Всех их хочешь, а меня нет? Что со мной не так? Почему ты не хочешь секса со мной, а хочешь с ними?" У меня были миллионы истерик, которые на самом деле были его предохранители от самого себя.
Я бросала в стены чашки, била его по голове в священных городах, я даже звонила и говорила ему, что не люблю его. Любовь меня выматывала и давала силы, но это все было так от и до, что каждый раз такие больные переломы.
Мне иногда казалось, что моя душа - это сплошная рана, а он был доктором, по классике жанра.
Все эти механизмы, которые спасали нас, они же нас и изматывали. Мы всегда были настолько заебавшимися, что нельзя сравнить ни с одними другими людьми здесь. Мне казалось, что только в его глазах я видела эту самую усталость от всего... И в своих. Но мы бежали всегда вперед и еще вверх.
Мы не могли остановиться.
От остановок были у высших тоже свои механизмы, на которые мы велись, вплетая в колесницу кармы всю гамму ощущений страданий и блаженств.
Его глаза. Его тело. Каждая его волна. Я пыталась запомнить, записать, сфотографировать, и я не могла. Я никогда не могла и не смогу передать всего того, что я чувствую к нему, потому что там уже скорость не света, там уже не пишешь, не говоришь, не думаешь, фуллпауэрсамадхи.
И когда, блин, кладешь голову ему на грудь, то как-то похуй все, ну вообще все, кроме того, чтобы успеть слизать слезы от счастья, чтобы не спалиться.
И это было не счастье. Счастье я давно уже знала и не велась на него. Это были те пять минут отдыха от этой гонки колесницы, гонки рождений-смертей, движения всего живого на благо того, чтобы каждый в конце своего пути мог лечь на грудь, блядь, и слизывать слезы.
Но и это кончается. Потому что это и было то самое счастье, на которое я по-прежнему велась, но это было такое глубокое, отчаянное, выжившее в пожаре счастье, что за него было не стыдно.
Это была та самая любовь, как тогда, когда я встретила Бога. Потому что Бог... Он передал, его можно найти там, в запахе кожи после джоинтов, в бликах солнца в его волосах, в его ямочках, в раскосых шаманских глазах, он передал, что можно, главное чувствуйте.
Эту красоту.
От травинки до космоса.
Тук тук тук - это так просто, это его сердце, звук, дыхание, сила, душа, свет.
Фотографии - это все что останется после меня, потому что свою любовь каждый уносит с собой.
Я люблю тебя.
И я бы хотела вопеть, что я не могу без тебя, хотела орать, что могу, какая нахрен разница.
Я не могу объяснить, пытаться завуалировано спускаться на уровни ниже или делая кувырки назад войти в сансару, я не могу, я уже знаю эту любовь.
И эту любовь я узнала только благодаря тебе.
И это все тоже песок.
Кожа, ямочки, разрез глаз, запах, разрез глаз, у нашего сына он такой же, этот разрез глаз...
И все вокруг эфемерное общественное загнанное мозгом, похуй и на это, ты знаешь только, что даришь ему всю любовь этого мира через себя. Ты не спрашиваешь надо или нет, ты просто хочешь, чтобы он всегда купался в блаженстве этой любви, всегда, несмотря ни на что, и эта любовь стала бы ему домом.
И с этой мудростью, отчаянным знанием, пониманием всего вокруг, ты не понимаешь это чудо красоты творения, эту природу вопиющей любви.
И если б Будде делали массаж все эти красивые девушки, то он бы не тратил столько времени на просветление, он передал, завидует.
И еще он передал, что не бросил бы ту, которая все это пишет на севере Индии в слезах, уехав в Тибет, зная, что это была Её мечта.
Но я просто подарила эту мечту, любовь, она же абсолютна.
Потому что сам Будда зализывает мне раны и садит на ручки. Иногда нужно отказаться от серебра, чтобы прийти к золоту. Золоту освобождения.
Posted via
LiveJournal app for iPhone.