Кто о чем, а я об аде
Недавно случилось задуматься о том, как видят мир всерьез верующие люди, хорошо понимающие сущность и тонкости христианства.
Меня самого отделяет от религиозности прежде всего:
- во-первых, интерес к тем ЖЕЛАНИЯМ, РАДИ КОТОРЫХ люди впадают в некритичность (принимают что-либо на веру); оно из следствий этого интереса - представление о том, что сакральная фигура - это фигура, отношение к которой воспроизводит отношение к родителю, а самый процесс верования - это желанный возврат в положение ребенка при этом Родителе,
- и, во-вторых, общее нежелание принимать какое-либо убеждение некритично, понимание некритичной веры как формы самообмана, как уступки разума желаниям, нарушающей честность взгляда на мир и объективность его картины.
Мне кажется, было бы здорово, если бы христианство в ходе развития достигло такого уровня толерантности, чтобы не требовать веры в свои догматы, допускать к ним агностическое отношение ("христианство Юрия Живаго"). Тем самым религия перестала бы оказывать давление на восприятие реальности, стала бы "чисто духовным" опытом. Сама граница между религией и ее отсутствием исчезла бы, но все наработанные религией достижения оставались бы доступными, "вырастание" из религиозности проходило бы бесконфликтно.
Протестантизм, снявший запрет на индивидуальное интерпретирование сакрального, пожалуй, наиболее близок к этой границе.
Но, насколько я понимаю, в христианском и постхристианском мире такое вырастание из религии происходит уже вне ее. Христианских религиозных течений, готовых перерасти собственную религиозность изнутри, насколько я знаю, нет.
Напрашивается сепарационная интерпретация: ранние психические механизмы ("незрелые защиты"), такие как контроль, отрицание, изоляция, расщепление - основное препятствие к взрослению, выходу из-по родительской опеки, потому что они препятствуют ПРОЯСНЕНИЮ отношений с родительскими фигурами и ПРЕОДОЛЕНИЮ АМБИВАЛЕНТНОСТИ этого отношения (т. е. примирению внутренних противоречий, присущих этому отношению).
В самом деле: в религиях сохраняются резкие формы амбивалентности.
Прежде всего: у меня никогда не укладывалось в голове, как христианство, утвердив "золотое правило" морали и вообще отстаивая моральность, сохранило за Богом это адское право на ад. Насколько расщепленной, фрагментированной, лишенной будущего, должна быть картина мира человека, всерьез опасающегося лет в среднем через.. ну пусть 45.. - туда попасть! А если эта картина будет цельной и последовательной, то она должна быть переполнена страхом, принудительно сочетаемым с "любовью к Богу" как действительно свободным, бескорыстным чувством.
Насколько я наблюдал, серьезное отношение к аду - первый признак глубины религиозности и влияния религии на жизнь. У людей, принявших религию в наследство и не имевших случая разобраться в ней индивидуально, страх ада, мне кажется, выпадает из религиозной картины первым.
Исчезновение ада из повседневного опыта естественно. Ад, собственно, изначально "задуман" как беспредельный ужас, который по самому замыслу невозможно охватить, с которым невозможно примириться. Отнестись к нему всерьез - значит постоянно переживать ужас, не преодолимый зрелыми адаптивными механизмами, направленными на примирение. Кроме того, я так и не смог толком понять, что считать человеком в процессе полного "отделения добра от зла", что является предметом разделения, что, собственно, куда попадет. Логично было бы предположить, что по результатам отделения один и тот же человек должен попасть и в рай и в ад, но тогда это уже далеко не так страшно и в сущности не так уж отличается от обычной жизни в лучшие ее моменты, когда все "плохое" фрустрируется, а "хорошее" реализуется. Правда, тогда не очень понятно, почему фрустрированное "плохое" испытывает такие адские страдания лишь от неизбежного соприкосновения с "хорошим".. Дело, очевидно, в том, что само понятие "плохое" это некая идеальная категория.
Так или иначе, выходит, что, как не бы человек ни интегрировал плохое и хорошее при жизни, как бы ни учился выдерживать плохое ради хорошего, прощать, трудиться, не отказываться от сложной картины в пользу черно-белой (добро-зло, свои-чужие и пр и пр), его, в итоге его равно тебя ждет расщепление, возврат от зрелых интегрирующих механизмов к младенческим.
Понятно, что ад - выражение реального архаического ужаса, характерного для экстремально зависимого младенца, а религия - относительно адаптирующая технология того, как с этим ужасом обходиться, как им овладеть и его преодолеть. Но в этой технологии в отношении к Богу (родителю), очевидно, основная ставка все-таки делается на страх, а не на БЕСКОРЫСТНУЮ любовь, так убедительно проповедуемую Христом. Бог не отпускает свой рычаг контроля, и, более того, очевидно полагает это нормальным, поскольку не обращается к верующим с просьбой простить Его Самого за это. Как бы ни стремилось христианство к прощению, сам Бог неявным и парадоксальным образом остается в нем непрощенным!! Родитель не готов к тому, чтоб Его дети выросли.
При этом христианство в других своих аспектах как раз многое делает для преодоления амбивалентности, как раз направлено на принятие трудной правды о сложности человека, проповедует терпение, прощение, человеческое достоинство, любовь, способность оплакивать горе (в т. ч. горе расставания с иллюзиями и идеализациями), пропагандирует как раз все то, что помогает человеку задерживать и откладывать исполнение своих желаний, и осуществлять сложное и плодотворное поведение. А протестантизм вместе с терпением прямо пропагандирует еще и труд.
Меня самого отделяет от религиозности прежде всего:
- во-первых, интерес к тем ЖЕЛАНИЯМ, РАДИ КОТОРЫХ люди впадают в некритичность (принимают что-либо на веру); оно из следствий этого интереса - представление о том, что сакральная фигура - это фигура, отношение к которой воспроизводит отношение к родителю, а самый процесс верования - это желанный возврат в положение ребенка при этом Родителе,
- и, во-вторых, общее нежелание принимать какое-либо убеждение некритично, понимание некритичной веры как формы самообмана, как уступки разума желаниям, нарушающей честность взгляда на мир и объективность его картины.
Мне кажется, было бы здорово, если бы христианство в ходе развития достигло такого уровня толерантности, чтобы не требовать веры в свои догматы, допускать к ним агностическое отношение ("христианство Юрия Живаго"). Тем самым религия перестала бы оказывать давление на восприятие реальности, стала бы "чисто духовным" опытом. Сама граница между религией и ее отсутствием исчезла бы, но все наработанные религией достижения оставались бы доступными, "вырастание" из религиозности проходило бы бесконфликтно.
Протестантизм, снявший запрет на индивидуальное интерпретирование сакрального, пожалуй, наиболее близок к этой границе.
Но, насколько я понимаю, в христианском и постхристианском мире такое вырастание из религии происходит уже вне ее. Христианских религиозных течений, готовых перерасти собственную религиозность изнутри, насколько я знаю, нет.
Напрашивается сепарационная интерпретация: ранние психические механизмы ("незрелые защиты"), такие как контроль, отрицание, изоляция, расщепление - основное препятствие к взрослению, выходу из-по родительской опеки, потому что они препятствуют ПРОЯСНЕНИЮ отношений с родительскими фигурами и ПРЕОДОЛЕНИЮ АМБИВАЛЕНТНОСТИ этого отношения (т. е. примирению внутренних противоречий, присущих этому отношению).
В самом деле: в религиях сохраняются резкие формы амбивалентности.
Прежде всего: у меня никогда не укладывалось в голове, как христианство, утвердив "золотое правило" морали и вообще отстаивая моральность, сохранило за Богом это адское право на ад. Насколько расщепленной, фрагментированной, лишенной будущего, должна быть картина мира человека, всерьез опасающегося лет в среднем через.. ну пусть 45.. - туда попасть! А если эта картина будет цельной и последовательной, то она должна быть переполнена страхом, принудительно сочетаемым с "любовью к Богу" как действительно свободным, бескорыстным чувством.
Насколько я наблюдал, серьезное отношение к аду - первый признак глубины религиозности и влияния религии на жизнь. У людей, принявших религию в наследство и не имевших случая разобраться в ней индивидуально, страх ада, мне кажется, выпадает из религиозной картины первым.
Исчезновение ада из повседневного опыта естественно. Ад, собственно, изначально "задуман" как беспредельный ужас, который по самому замыслу невозможно охватить, с которым невозможно примириться. Отнестись к нему всерьез - значит постоянно переживать ужас, не преодолимый зрелыми адаптивными механизмами, направленными на примирение. Кроме того, я так и не смог толком понять, что считать человеком в процессе полного "отделения добра от зла", что является предметом разделения, что, собственно, куда попадет. Логично было бы предположить, что по результатам отделения один и тот же человек должен попасть и в рай и в ад, но тогда это уже далеко не так страшно и в сущности не так уж отличается от обычной жизни в лучшие ее моменты, когда все "плохое" фрустрируется, а "хорошее" реализуется. Правда, тогда не очень понятно, почему фрустрированное "плохое" испытывает такие адские страдания лишь от неизбежного соприкосновения с "хорошим".. Дело, очевидно, в том, что само понятие "плохое" это некая идеальная категория.
Так или иначе, выходит, что, как не бы человек ни интегрировал плохое и хорошее при жизни, как бы ни учился выдерживать плохое ради хорошего, прощать, трудиться, не отказываться от сложной картины в пользу черно-белой (добро-зло, свои-чужие и пр и пр), его, в итоге его равно тебя ждет расщепление, возврат от зрелых интегрирующих механизмов к младенческим.
Понятно, что ад - выражение реального архаического ужаса, характерного для экстремально зависимого младенца, а религия - относительно адаптирующая технология того, как с этим ужасом обходиться, как им овладеть и его преодолеть. Но в этой технологии в отношении к Богу (родителю), очевидно, основная ставка все-таки делается на страх, а не на БЕСКОРЫСТНУЮ любовь, так убедительно проповедуемую Христом. Бог не отпускает свой рычаг контроля, и, более того, очевидно полагает это нормальным, поскольку не обращается к верующим с просьбой простить Его Самого за это. Как бы ни стремилось христианство к прощению, сам Бог неявным и парадоксальным образом остается в нем непрощенным!! Родитель не готов к тому, чтоб Его дети выросли.
При этом христианство в других своих аспектах как раз многое делает для преодоления амбивалентности, как раз направлено на принятие трудной правды о сложности человека, проповедует терпение, прощение, человеческое достоинство, любовь, способность оплакивать горе (в т. ч. горе расставания с иллюзиями и идеализациями), пропагандирует как раз все то, что помогает человеку задерживать и откладывать исполнение своих желаний, и осуществлять сложное и плодотворное поведение. А протестантизм вместе с терпением прямо пропагандирует еще и труд.