, он наступил, ура! Я в этом году что-то ощутимо зачерпнул суеверия; ну теперь-то 20й точно закончился, и я поздравляю с этим всех, кто считает года.
Никуда нельзя поехать, нежелательно и встречаться; что ж, празднуем дома без гостей, прислушиваемся к моменту.
Условная граница годов и ее празднование - пример того, как отделение странным образом способствуют целостности. Эта символическая граница, видимо, не является разрывом, она создает не забвение, а символическое завершение, прощание, способствует осмыслению и обзору. Ангелы смотрят на нас внимательнее в эти дни, наша увиденность, осознанность становится полнее; это мы сами смотрим на себя и вокруг себя более внимательно. То, по поверхности чего внимание обычно скользит без задержки, наконец становится его предметом. Что-то долго ждало этого момента и дождалось, от этого и возникает чудо, и, собственно, так праздник и поддержвает сам себя, становится своими причиной и следствием.
Присутствие чуда сильнее оттого, что у нас на юге снега в эти дни обычно не бывает, и праздник касается вошедшей в зиму еще с осени прозы. Салюты освещают туман, бесснежная земля лежит под ними, счастливо детальная, подробная как никогда по-детски в своей (ставшей чудесной) прозаичности.
Еще символический разрыв сдвигает все на грань сказки, иногда черной, чаще нет. Ее чернотой, как углем, абсорбируется тоже проза, но здесь главным образом ее тяжелые, коптящие стороны, отдающие паранойей и грязной передоновской шизой - все эти законы об иностранных-агентах-физических-лицах (ведь они тоже висят в воздухе, и им некуда из этого воздуха деться), или достославные подвиги Чрезвычайного Комитета Стирки Трусов (с приложением карты странствий необычайных), и, главное, данные соцопросов об отношении россиян ко всему этому, к белорусским событиям, Украине, глобальному миру и нашему очень особому пути. И только пандемия не попадает в этот список - она бедствие стихийное, она одна, с ее красными больничными зонами, мытьем рук, ношением масок и невозможностью путешествий, не ложится в сказку - никаким боком, просто никак, остается естественной реальностью и не заканчивается. Ну что ж, естественным будет и действие вакцин, и ожидание окончания всего этого в новом году.
Выходим на улицу за минуту до полуночи. Соседей нет, окна темны. Других соседей тоже почему-то нет. Все куда-то разом уехали, и тут мне приходит в голову - наверно, они попали в 21й год, а мы остались тут одни; вот я посмотрю сейчас на часы, а там 12:59, 12:60, 12:61. Мимолетная дурацкая игра с воображением: мы остались тут одни, мы-ос-та-лись-тут-од-ни, и приставшая случайнаая песня какой-то французской группы крутится в голове: I have vodka in my blood...
А пуговки-то нету [i'm a simple russian girl]
от левого кармана [i have vodka in my blood]
а сшиты не по-русски [and so i dance with brown bears]
короткие штаны!! [and...]
но дальше я не могу вспомнить:
and my soul is torn apart?
i keep my soul apart?
[под собою не чуя страны]
- and my soul. is. torn. a. part.
(был еще такой рассказ Кинга "Лангольеры", где пассажирский рейсовый самолет выпал из течения времени и залетел в пустой мир, обреченный остановке, "мир, с которым все кончено" - серый день, полная неподвижность и тишина, предельная четкость черно-белой фотографии, и только эрос сложной и умной техники, вот этого самолета, активной свободной единицы с его светящейся приборной панелью, с его способностью отрываться от земли и, ложась всей своей массой на серый неподвижный воздух, держаться в нем.. - но неважно.)
бах, бах, с Новым, соседи из дальних домов кучками стоят в дыму. Крыши домов и домиков, и две дальние елки - освещены небесными пиротехническими явлениями. В руках телефон с видеозвонком, на котором мелко видны такие же крыши и салюты далекого города, но знание того, что за этими крышами лежит море и его бесконечная зимняя мгла, придает им совсем другой смысл. Удивительным образом в самый пиковый момент связь работает.
И первой мыслью после полуночи вот это суеверное: фух, теперь можно констатировать, что мы справились, на этот период мы справились, и, какой бы условной ни была граница, можно закрыть задачу и констатировать успех.
И как только задача закрыта, мир оказывается перезапущенным, начатым заново, как после молодой студенческой пьянки.
Утром первого января это особенно заметно. Мир возник откуда-то, такой тихий и пустой, и по ленточкам хлопушек, оставшихся с ночи на улицах, почему-то особенно заметно, как он чист. Эти дни до Рождества - еще не вполне святочные, какие-то особо секулярные, астрономические, они для праздничной чистоты скатертей и, пожалуй, детского чтения бумажной книги с мандаринкой; все рождественское, трепет затепленных свечек, и все, что касается гадания в бане на зеркалах, черта и Солохи, еще впереди.
- Поедем, дети, в город, посмотрим его серые огоньки. - Там в тумане изредка хлопают петарды, одежда так суха и тепла, и по выходе из дома на вкус чувствуется, что машина, оставаясь машиной, представляет собой ту же сущность, что и рождественские санки из книг.
Когда к вечеру проглядывает солнышко, в нем, как бывает в эти дни, проявляется сухая земля, сухое дерево и все будущее лето.
Дорогие люди, с праздником! Так или иначе мы дошли до этого рубежа.
мгла на том конце провода
еще мгла