путь героя
В этом длинном ноябре-декабре мне опять захотелось придумать/увидеть некую картинку, нырнуть в нее, ну и показать другим. Хорошо было бы обойтись совсем без всякого сюжета и (непонятно чем оправданного) «художественного» «вымысла» - но я, к сожалению, видимо, не настолько внутренне свободен (и/или не настолько хорошо умею выразить), боюсь, будет нечитаемо. Такова моя проблема поиска способа выражения, языка, системы условностей - либо нечитаемо, либо искуственно и неловко (или даже фальшиво, если вмешательство слишком сильно) из-за намеренно внесенных условностей/искажений.
Скорее бы новый год уже.
Ну, буду в свое оправдание считать все нижестедующее косвенным фанфиком к «Улиссу» Джойса :) (люблю бродить по внешне-внутренним ландшафтам), или к «Муми-папа и море» Янссон (как раз читали детям по вечерам; круто, что там все еще очень много не интерпретируемого, в частности, образ Морры абсолютно не тривиален, во многих своих аспектах непонятен (взаимосвязь с морскими лошадьми?), и некоторым образом до сих пор нов). Воппщем, буду считать этот пост фанфиком ко всему этому - хотя бы в том смысле, чтобы не сюжет и не персонаж, и, пожалуй, не серия архетипов, как в обычной волшебой сказке (и за рамки чего удалось выйти Янссон), и даже не идея, как в «романах идей» были предметом драматургии и развития.
1.
В одном сказочном городе жили коротышки (с). Коротышками их называли потому, что они были очень маленькими. Каждый коротышка был ростом.. нуу.. пусть с человечка Лего (с). Город располагался на песчаном берегу ручья, и задними улицами уходил, как в опушку сказочного леса, в траву и бурьян.
Коротышки были неодинаковые. У них был половой диморфизм (малыши и малышки), но не было возраста, рождения и смерти, поэтому пол определял лишь незначительные внешние различия и служил основанием для ролевых стереотипов. Вероятно, в этих коротышек играли дети. Но, если так, это были исключительно уравновешенные и спокойные дети, поэтому можно предположить, что за детьми, следующим ярусом, стояли взрослые.
Коротышки жили коммунами от двух-трех до нескольких десятков человек, или, в редких случаях, по-одиночке, как астроном Стекляшкин, компаньоном которого стало небо над колосками травы - совсем такое же, как у людей, когда они лежат на приречном песке. Малые ли размеры, или внешний замысел были тому причиной, но бессмертие не тяготило малышек и малышей, время в их городке текло по-провинциальному медленно и размечалось неторопливым хозяйственно-техническим прогрессом: городок на опушке зарослей травы приобретал вид красивого киносъемочного макета с круглыми домиками в стиле модерн, цветными огоньками вдоль дорожек среди травяных насаждений центрального парка, мощеных цветным речным песком (в масштабе коротышек речной песок представляет собой гальку из полупрозрачных камешков различных оттенков). Колеи, проезженные в пыли машинками, выглядели точно так же, как в настоящем мире, в карьере или на стройплощадке, и вдоль них появлялись телеграфные столбы с тоненькими проволоками. Над центром города по вечерам иногда поднимался аэростат с плетеной корзиной. Именно из этой корзины коротышки впервые увидели горизонт и закат солнца, недоступный им при взгляде с поверхности земли. Подъем на аэростате для наблюдения заката, время которого было внесенно Стекляшкиным в календарную таблицу, было своеобразным вечерним увеселением. Из плетеной корзины, поднимавшей только четырнадцать человек, открывался вид на лесостепь, на непонятную панораму реального мира с его огнями на горизонте. Это наводило на мысли о сонме Детей и стоящим за ними круге Взрослых, то ли придумавших, то ли создавших этот мир.
2.
Артем живет с Янкой уже пять лет. Они живут на верхнем этаже пятиэтажки на краю города и до сих пор воспринимают эту квартиру как временную. Детей у них нет. Артем совмещает профессию и хобби, удаленно работая программистом. Янка не работает и, по выражению соседки-пенсионерки, живет в свое удовольствие.
Артем тоже пытается жить в свое удовольствие, но у него это получается несколько хуже, чем к Янки, и проблема совсем не в работе. Необходимость несколько часов в день заниматься любимым и интересным делом приятна, необременительна, и дает ему чувство востребованности, личной нужности этому миру. Дело в чем-то другом: удовольствие просто не является, как у Янки, его состоянием по умолчанию. Сам того не зная, он берет с нее пример, черпает от нее и саму радость, и, главное, способность к ней, признание естественного права на нее всякого живущего.
Для Артема, как и для их многочисленных друзей и знакомых, Янка - мощнейшая, рослая девушка, отличающаяся серыми глазами, прямотой и неуязвимостью. Она равнодушна, добродушна, и находиться с ней рядом приятно, как всегда приятно бывает попасть в поле действия чего-то сильного и хорошо устроенного. Впрочем, они оба ощущают себя и друг друга устроенными хорошо, хотя и по-разному, и это - одна из сил, удерживающих их вместе.
Они познакомились в клубе. Ни для него, ни для нее это знакомство не составило эпохи, не перевернуло мира, они некоторое время встречались по вечерам, гуляли по остывающему в сумерках городу и заходили к ней домой, в квартиру на окраине, которую она стала снимать вблизи своей новой работы - она тогда бросила университет и по рекомендации друзей устроилась менеджером в небольшой айти-"бодишоп" (услуги программистов по решению конкретных задач заказчиков, чаще всего зарубежных), организованный неким предприимчивым человеком среди промзон, складов и гаражей.
Пять лет назад, в таком же, как сейчас, предновогоднем декабре, Артем думал, что стоит на распутье. Ему очень нравилась Янка и он знал, что нравится ей, но он не хотел давать никаких неопределенных обещаний. Новый год они отмечали у нее. Уезжать второго, третьего или четвертого числа в его студенческое общежитие было незачем, и первые недели нового года он провел с ней. В конце января он перетащил последние свои вещи из общежития в ее съемную квартиру, потому что так было удобнее обоим.
Через год Артем защитил диплом, более активно занялся фрилансом и вскоре выгодно устроился в зарубежную айти-компанию. Он работал из дома, периодически навещая тот же дружественный бодишоп, когда требовалась, например, комната для скайп-конференций. Янка попыталась сократить свое присутствие на работе, но это оказалось невозможно, и, подыскав себе замену и устроив большую прощальную вечеринку, она уволилась.
Сейчас они могли бы выкупить ее квартиру, но почему-то не делали этого. Формально идея была в том, чтобы собрать деньги на участок и строительство дома, на что требовалось еще года два-три работы той же интенсивности. На самом же деле они, скорее всего, просто не хотели ничего менять.
3.
Елка принесена и поставлена, на голом полу разбросаны куски проводов, блестящий «дождик», вата из коробки с елочными игрушками, голову ломит от предпраздничной уборки. Артем не любит резких светодиодных огоньков на елке, а гирлянд с цветными лампочками уже не продают, поэтому ему пришлось битых два часа прозванивать тестером куски старых и комбинировать из них новые. В конце концов он заставил их гореть как надо, но в душе чувствовал опустошение, усталость и сознание того, что время потрачено на ерунду. Янка того же мнения. В какой-то момент, не вынеся суеты, которую он сам же и создал, Артем уходит из светлой комнаты в темную к робототехническим игрушкам, в разработке которых он участвует. Слабый отсвет зари из окна и огоньки нескольких светодиодов помогают ему нащупать что-то вроде VR-шлема, он надевает его - и через полминуты открывает глаза в качестве маленького человечка в картонной коробке, стоящей у его стола.
Всякий раз в этот момент самое раннее детство почему-то вспоминается ему. Вылезти из коробки трудно, хотя и возможно, но в ее нижней части давно прогрызена дверца. Быть очень маленьким во многих отношениях даже безопаснее, чем большим (можно, например, прыгнуть в пропасть), но есть несколько фатальных довлеющих сил: заряд аккумулятора, уровень сигнала сети (во многих случаях после потери связи робот способен вернуться в зону ее действия, но это уже не Артем). Фатальность этих сил удивительно естественна и как будто бы знакома (как и ощущение полета при управлении квадрокоптером) но именно эта естественность делает блэкаут при потере связи несколько более личным переживанием, чем рациональное беспокойство о сохранности оборудования. Момент потери связи оказывается нарушением личной непрерывности, в каком-то смысле, может быть, более резким, чем сон или смерть - из-за ясности сознания, из-за того, что есть кому переживать фатальность - и в момент ее наступления и срезу после него.
Итак, Артем открывает глаза в качестве маленького человечка в картонной коробке. Он отделяется от зарядной базы и проваливается вниз по хаотично накиданным в коробку пластиковым деталям конструктора. Головная подсветка делает этот хаос замкнутым, но из него есть выход: картонная дверца в нижней части боковой стенки коробки. Пролезая под пластиковыми балками, Артем достигает дверцы.
Некоторые малые предметы имеют неожиданное и ненамеренное сходство с реальностью «человеческого размера», хотя такого сходства почти никогда не бывает у игрушек, призванных ее имитировать. Завалы пластиковых балок лишь в общих чертах похожи на обрушенное строение, но вот дверца из полого гофрированного картона, прорезанная с трех сторон и неровно замятая с четвертой, сразу напоминает какие-то утепленные строительные панели, и, совершенно минуя буквальное сходство, воссоздает строительный дух опилок, бетонных клякс, сколоченных досок, дух небрежности в несущественных деталях при абсолютной точности в главном, подобный духу мастерской художника. Прессованные целлюлозные волокна и рваные края не имитируют ничего конкретного, но добавляют картине непонятного, лишенного всякой буквальности реализма. Он отгибает эту грубо прорезанную дверцу наружу и - весь огромный мир, полный волнующих символических смыслов, лежит перед ним (чтобы сильнее ощутить эти смыслы, надо, видимо, уменьшиться в несколько десятков раз).
Вначале он видит только полосу желтого света под огромной дверью в соседнюю комнату. Автофокус дважды промахивается, усиливая волнение, и наконец - он видит блестящий, уходящий в соседнюю комнату, пол, проводки сделанной им недавно елочной гирлянды и зеленую крашеную металлическую опору треноги, в которой установлена елка. Высота щели достаточна, чтобы в нее пролезть. В другой стороне комнаты гаснущее зимнее небо в окне. Оно на удивление такое же, как и для полноразмерного человека.
4.
Как известно, украшенная елка с гирляндой лампочек, уложенной по ее ветвям, (потенциально) представляет собой огромный мир с гофманским подвалом, блестками родительской молодости и запахом слежавшейся ваты, которой переложены игрушки из тонкого стекла. Тайна личного детства, чаще всего высыхая и улетучиваясь в большом мире, все еще имеет шанс задержаться среди ее ветвей.
В данном случае елка была окруженным настоящим рвом с водой в бачке треноги. Вода придавала задуманному им восхождению опасность: робот был защищен только от капель и брызг. Поднявшись на треногу, он заглянул в бачок: в черной воде среди елочных иголок отражались огоньки, пахло хвойной смолой. Как гимнаст Тибул, он прополз над водой по винту треноги к сырому стволу и двинулся вверх. Механика движения была автоматизирована и ничего ему не стоила, голова его была свободна, и это усиливало сходство с памятной ему детской игрой, в которой воображаемые коротышки жили и действовали в трехмерном пространстве елочных ветвей.
Почему-то в детстве его любимым местом в книжке про Незнайку была глава "Чудеса механизации", где яблоки и груши спускают на веревке в кузов машины и развозят по хранилищам: машины и системы веревок превращали простую работу в опосредованную и придавали картинке сложность и интерес, особенно потому, что работа была экстраординарной, а все приспособления - временными. Сидя в детстве у новогодней елки, он натягивал нитки через кольца и отверстия в прищепках, и даже использовал моторчик с катушкой в качестве лебедки. Он представлял себе в подробностях маленьких людей, занятых общим делом в разных локациях сложного, вертикального елочного мира, вдоль импровизированной трассы подъема или спуска чего-нибудь. И относительно их работы каждая область этого мира, детализируясь, обнаруживала собственный смысл, достойный длинного и подробного описания.
В полутьме, вне яркого елочного света, в комнате двигалась огромная фигура Янки. Он преодолел пропасть с водой на уровне ее щиколоток, потом достиг уровня бело-лунной полоски живота (слово «бело-лунный» - это самый странный и поэтический термин, взятый мною из Правил дорожного движения). Когда он был уже на уровне ее плеч, она подошла к елке и стала надевать на ветку петлю из «дождика», на которой висел огромный гриб из тонкого посеребренного стекла. Сделав это, она протянула руку прямо к Артему и подставила ладонь - круглую поляну с линиями судьбы за невысоким бугорком. Он ступил на эту землю. И земля приняла его, а из темного комнатного неба на него смотрели внимательные серые глаза Янки.
Лицо Янки очень простое. В нем нет ни изящества, ни сложности, как нет и грубости или неправильности. Ее ум и внутренняя полуулыбка не бросаются в глаза при взгляде на ее лицо, даже если оно выступает в качестве небесного явления.
И, разумеется, стоило ему войти в центр магического круга, как ладонь сжалась вокруг него с шумом, какой бывает, если закрыть уши. Мир, переворачиваясь, превратился в красноватый просвет, рукав, карман пуховика.
- Тём? Пошли со мной в магазин! Я тебя прокачу.
5.
Она уже в прихожей. На устройстве нет динамика, и он кричит через комнату:
- До магазина не достанет! Лучше выложи на пол, - но она не слышит. В кармане громкий шорох, за которым не слышно, как хлопает входная дверь. Впрочем, он не против неожиданного приключения.
Warning: low signal level!
На площадке четвертого этажа он выглядывает из кармана.
Дверь одной из квартир открыта, там желтые внутренности, черные люди, шум.
- О, Ян, привет, не зайдешь?
- Да не, у нас тоже скоро гости.
Этажом ниже на ступеньках сидит человек. Яна сбавляет скорость, слышно, как ее корпус меняет ритм. Лестничная лампочка светит откуда-то сзади и сверху, камеры дают тяжелый цветной желто-зеленый шум по эмали подъездных, стен, известке, теням. Лицо человека черно, лица не видно, но Артем почему-то сразу понимает, кто это.
- Ты чего тут сидишь?
- Прох..
- Эй?
- Прх.. Прохлжд
- Оёёй.. Тебе такcи может вызвать?
- Нне.. нненада так..
Она приседает к нему. Лица не видно, лицо черно. Берет его за плечи.
- Ты может домой поедешь? Тебе такси вызвать?
Warning: low signal level
- нненада такси...
- Ты чего же так набрался...
Нагибается, пытается помочь ему встать, он, видимо, закидывает руку ей на плечо. Ничего не получается.
Никак нельзя сказать, чтобы Янин «бывший парень» когда-либо вызывал у Артема какую-то явную враждебность. Они знакомы. Но все-таки его присутствие наполняет Артема беспредметной неприятной настороженностью, и сам Артем невольно становится суше и неприятней, прежде всего для себя самого. Может быть, дело просто в том, что он сейчас очень мал. Так, наверно, и работает ревность: на уязвленности, уязвимости, на бессмысленном страхе уступить, «проиграть», оказаться «хуже».
- Ладно, щас я через три минуты...
Она оборачивается наверх, смотрит вдоль лестницы. Потом смотрит вниз.
- Ладно, посиди тут пока...
И быстро сбегает вниз.
Наконец открывается дверь на мороз и снег. Автофокус пытается поймать ветки и окна соседней пятиэтажки. Они на улице.
Warning: extremely low signal level!
И тут Артем запоздало понимает, что если робот сейчас потеряет связь, он будет пытаться вернуться к базовой станции автономно. В статичной среде это работает неплохо, но в сложных условиях этого никто не тестировал. Скорее всего, он вылезет из кармана и прыгнет в снег; нужно успеть перевести устройство в режим сна до того, как связь исчезнет. Он открывает терминал. Ничто не готово. Он пытается получить идентификатор устройства и залогиниться из терминала. Картинка замирает, потом обновляется, становясь мыльной и грубой. Видны ветки деревьев, огни и синий тяжелый шум там, где должен быть снег. Следуя бессмысленному импульсу, он поспешно снимает шлем, запускает терминал с клавиатуры, и, пока он вводит логин, связь пропадает окончательно.
Из подъезда слышна музыка, слышны пьяные голоса.
Он распахивает окно и подносит антенну к окну, но ничего не происходит. Он берет телефон и набирает Янку
- Ян, у тебя мой девайс в кармане? Нет? Точно нет? Бблин...
Надо спуститься вниз, но сначала он подходит к окну и рассматривает снег вокруг дорожки. Устройство должно мигать подсветкой два раза через равные промежутки времени. Он видит, как Яна идет по дорожке, внимательно глядя в снег по обеим сторонам.
6.
Когда он наконец спускается вниз, половина компании с четвертого этажа уже здесь. Кто-то преграждает дорогу таксисту туда, где идут поиски. Фары и несколько телефонов освещают дорожку, бордюр и рыхлый снег за ним. Машина останавливается. Пьяный довольно бодро идет к машине, открывает дверь, садится. Артем избегает смотреть на его лицо, и ему почему-то кажется, что оно по-прежнему черно.
- Ян?
Яна вытаскивает что-то из-под подкладки шубы. Сквозь ткань видны вспышки подсветки. Устройство нашлось.
- Черт. Черт... Фух. Ужасно жалко было бы. Да нет, при чем тут деньги, само по себе жалко. Конечно не разумный, но все равно сложно организованная штука, жалко. Черт...
Устройство пытается слезать по шубе вниз. Артема охватывает непонятная брезгливость. Только парные световые сигналы, которые робот посылает в пространство, помогают ему примириться с ней.
По лестнице они поднимаются в квартиру. Скоро должны прийти гости, но настроение чем-то испорчено. Не "янкиным бывшим" на холодной лестнице, и, как теперь кажется, даже не риском потерять устройство. Неприятная карманная коричневая чернота теперь примешивается ко всему: к елке, к веткам в синем небе. И к гулу подъезда тоже примешивается неприятный карманный шорох.
Connection restored
Warning: battery low!
Charger connected, 5% charged
Sleep mode:
enabled
Янка протягивает к нему свои белые прохаладные руки, обнимает его.
- Окей, год заканчивается. Выкинь из головы.
7.
Что собой представляет ночь на окраине города?
Микрорайон в глубоком сне, тела людей спят в разных позах и в разных местах пятиэтажек, будто бы написанные Люсьеном Фрейдом, но в тепловом спектре, в темноте. Они предупреждают о себе только запахом, теплом и дыханием.
Так же лежат улицы. Только неровные пятна снега предчувствуют будущий будний день, к ним время почему-то протянуто со стороны будущего, и они - первое, что откликается в городе на рассвет. Потом - бесснежная земля и ее просо для птиц, метла дворника, потом - оконные стекла, звонкие старые, в деревянных рамах, и, чуть позже, глухие в пластике.
Так же спит двухкомнатная квартира Янки и Артема. Она представляет собой единый слежавшийся массив пространства, с прихожей, окрашенной темнее и теплее. Это запах жилья, он размещен здесь и встречает всякого входящего как цветастый коврик перед дверью. В комнатах, как в граненых стаканах, темнота более прозачна. В ней темно лежат эти двое, горят несколько светодиодов, и открытая форточка сообщается с предрассветными пространствами города. Оттуда слышны дальние крики маневровых тепловозов, они, как дыхание спящих тел и огоньки светодиодов, сообщают о том, что пространство живо и одухотворено.
Но чем оно одухотворено, как и зачем начинать этому миру просыпаться через полчаса?
Общего ответа нет. Все ответы разные, и их очень много. Большинство этих ответов не знают друг о друге, но некоторые знают. Таким просыпаться интереснее.
Upd: если вдруг интересно: лет 5 назад я писал, видимо, как раз про этого Артема, нечто летнее под названием «Артем ищет Люсю»:
https://hugan.livejournal.com/10077.html и
https://hugan.livejournal.com/12683.html