(без темы) хочу кое-что зафиксировать
Я тут глубоко пропал из ЖЖ, вовлекшись в новую работу, и, кажется, относительно интересную и хорошую. Полный фриланс для меня новый опыт. Никакого теперь «отчуждения личного времени», максимальная связность смыслов делаемого и.. ну.. как это сказать-то.. смыслов всех других дел и состояний жизни. И такой теплый октябрь. Выйти во дворик посмотреть вдаль на огромную еще листву. За кирпичной стеной дома почти нет ветра, а вечером можно (в любой день) поехать в ботанический сад или куда-нибудь на Дон. На экране ноута белые пылинки и цветные строчки кода, красные листья винограда и солнце в них, в высоком соседском орехе. Осень, свобода и любовь, и все это здесь, вокруг меня и как будто бы со мной, как звезды в небе, как вода в море, и всего этого мне все равно не хватает, и я чувствую, что не весь присутствую здесь, не вполне прикасаюсь к миру, не купаюсь в нем. Это не от жадного сознания, что уходят последние теплые дни, это так всегда. Даже в море, даже под водой, даже в счастилыых, как в детстве, сумерках начала путешествия, когда выезжаешь в ночь и в даль ((маки // червонi, // вогни // на перронi... - была такая песня в детстве)) - я в контакте со средой не вполне. Может быть, утомление от осмысленной работы помогает почувствовть силу мира, прикоснуться к нему плотнее. Да, может быть, утомление от работы и действительно способствует этому, прям как у назидательного Льва Толстого (но нет, скорее как у Пастернака в Живаго, когда они уехали в эту глушь и он обустраивал хозяйство), но только когда эта работа на 100% свободна, когда в ней не находится никакого повода счесть ее принуждением.
Отучаюсь от старого марксистско-викторианского ощущения работы как «отчуждения личного времени», «сдачи части себя в наем» и пр., потому что все-таки это, похоже, в какой-то степени во мне присутствовало.
А еще очень важно то что я, кажется, успеваю по срокам с некоторым запасом, а, главное, что они не жесткие и меня не торопят.
Не хочу заканчивать свой пост. Выпишу разные разрозненные соображения и фотки - довольно случайные, (потому что хорошо их подобрать и «смонтировать» в нужные последовательноти, оказывается, долго и трудно) но все-таки, я надеюсь, добавляющие какое-то беззвучное слово.
>
Опасно легко устанавливать правила, основанные на иррациональном. Например, легко объяснить ребенку, что «нельзя чего-то трогать», сакрализовав это что-то, выведя этот объект из области, о которой ребенок может судить. Ребенок выключит разум и примет такое объяснение. Мама делает Важную Работу, ей мешать нельзя. А когда надо, например, научить младшую сестру не мешать старшему брату, задача становится сложнее: сакрализовать игры старшего брата невозможно и не нужно. Надо научить младшую понимать его интересы, не прибегая к иррациональному, в пределах вещей, о которых она может судить, и это гораздо труднее, чем ввести какой-то абсолютный иррациональный запрет «родительским авторитетом». Прибегать к этому «родительскому авторитету» - вынужденная регрессивная мера, допустимая по необходимости лишь там, где другими, более рациональными, средствами нельзя.
Кстати, исчезновение из культуры регулярного физического насилия над детьми протекало, кажется, похожим образом: прежде чем стать абсолютно неприемлемым, насилие считалось нежелательной, но допустимой крайней мерой. Мне кажется, в культуре избавление от злоупотреблением детской зависимость-внушаемостью-некритичностью идет на убыль точно так же, как и насильственные практики.
>
Я, кажется, нащупал некую важную составляющую своей «миссии» в этом ЖЖ. Она в том, чтобы «делиться хорошим». По крайней мере, это мне хотеллсь бы делать. Ничего нового, звучит банально, и не очень ясно, как можно было долго идти к такой простой и «лежащей на поверхности» мысли. Поэтому попробую развернуть. Как известно, бедствия и драмы - это обычно более специфичные состояния, чем благополучие, а значит и более описуемые, и более понятные и узнаваемые. По этой же причине негативная мотивация (ну, которая «на избегание») устроена проще и работает быстрее, чем позитивная «на достижение»: не нужно синтезировать непротиворечивую модель желаемого, достаточно перечня раздражающих стимулов. Было дело, я работал в психологическом реабилитационном центре и там имел возможность ощутить, как понятны и конкретны альтернативы «нормальной человеческой жизни» (например, химические зависимости) и как трудно на их фоне показать смысл и интересность ее самое. Та же проблема, насколько я знаю, возникает во всяческой «анти»-наркотической (и подобной) пропаганде (думаю, сама постановка задачи такой «анти»-пропаганды глубоко проблемна): любое упоминание того, против чего пытаешься агиитировать, служит ему рекламой или просвещением, а позитивные цели туманны и всегда смотрятся куда более тускло: в результате выходит всякое бессильное «я выбираю спорт» и тому подобное (бессильное, но, впрочем, не лишенное выразительности иного рода: через такие лозунги явственно просвечивает ацкая пелевинская бессмысленность и пустота, но ведь это не тот эффект, который нужен агитатору). Во всяком случае, на фоне ярких и драматичных образом, которым как бы надо противостоять, весь этот деланый агитаторский «позитив» довольно бессилен: «Смерть не за горами».
В искусстве (в том числе, кстати и в абстрактных искусствах) центральным элементом часто считают конфликт, драму, противоречие и пути его преодоления или признания/«принятия», а если произведение «бесконфликтно», то конфликт просто полагается более сложным и глубоким.
Может быть, это в конечном итоге справедливо. Но для себя я замечаю, что часто жду от искусства далеко не только драматического опыта «развития», но и опыта переживания счастья, благополучия, некоего стабильного состояния. Если продолжать мыслить в терминах конфликта и его разрешения как шага на пути «развития», получается, что такое благополучное стабильное состояние имманентно драматично, хотя бы тем, что оно ускользает. Это похоже на правду. Быть в нем надо еще уметь, а не будучи в нем, важно помнить о нем, ждать его и желать, знать, каково оно, знать, что оно - вообще бывает. В современном (все более богатом и благополучном) мире становится все более понятно, как сложен и неуловим любой сколько-нибудь осмысленный образ желаемого. Деньги и материальные блага больше не загораживают его. Сексуальность, взятая вне сложной истории личных отношений - видимо, тоже (и это, видимо, один из итогов как секусульной революции 60-х, так и общго роста культурной нормы доверия к личной ответственнсти человека). Позитивная мотивация, обессмысливания которой можно не опасаться, оказывается ценностью сама по себе. Она есть. Но она имманентно проблемна, ее переживание - не такая уж простая штука. И вот мне хочется освещать и отдавать вовне те ее куски, которые были в моей жизни, оказались мне доступны и двинули меня куда-то. Здорово, что написана «Шляпа волшебника» Туве Янссон. Способность к счастью - важный и нетривиальный опыт. Уловить и зафиксировать этот опыт - тем более нетривиальная задача. Я не уверен, что это о бесконфликтности, скорее это о сильном переносе акцента с проблем на предлагаемые решения.
>
Тут еще есть серьезная проблема: как делиться собственным хорошим (а где взять другое?) и не впадать в состояния, связанные с завистью/реваншем. Ох этот реванш.., советское детство зарядило меня им по уши, и трудно это игнорировать. Из-за этого я не выкладываю фотки из путешествий, и вообще.. Благо, в обществе беспредметная конкуренция типа «фаллометрия», кажется, идет на убыль, и, кажется, остается уделом лишь старших поколений, отравленных, как отчасти и я, этим бессмысленным нарциссическим состязанием, даже когда на идейном уровне оно отрицается и/или осуждается. Стараюсь быть все более свободным от всего этого (ну, как вот эти мои «люди нового типа» из полынного прибрежного будущего), тогда делиться станет проще и несомненнее, примесь ощущения нескоромности и «хвастовства» (или сомнения на этот счет?) перестанут тяготить, и процесс станет более непосредственным
>
Банальное, но чувствуется очень сильно: субъективное благополучное ощущение себя очень социально. Человеку даже наедине с собой часто нужно «быть кем-то», т. е. классифицировать и оценивать себя с точки зрения некоего референтного внешнего наблюдателя (интроецированный родитель, совесть, сознание) - и человек будет чувствовать себя лучше или хуже в зависимости от того, как этот собирательный интроект (или множество разных) к нему, как ему представляется, относится. Это не то же самое, что навязшая у всех на зубах «самооценка» (которая, как справедливо говорят психологи, «не бывает высокой или низкой, а бывает адекатной или неадекватной» (т е «неадекватная» - это, грубо говоря, чаще всего и высокая и низкая одновременно)). Во всяком случае, оценка - это слишком просто и грубо. Это может быть вообще не оценка, а некоторое более сложное отношение. Выбирая тот или иной вариант поведения, или рассматривая выбранный, человек взаимодействует с этими интроектами, «внутренними голосами», и от того, какие люди и какие сцены были их прообразами, зависит тон этого диалога, т е и весь репертуар эмоциональных откликов человека на собственные действия и намерения. Заимствуя стратегии поведения «значимых старших», ребенок интроецирует стиль взаимодействия с ними, и будет впоследствии воспроизводить этот стиль в самом себе.
Мне вот культура велит оценивать себя по качеству, характеру и осмысленности работы. Сложилось так, что оценку по деньгам я презрел изначально, еще в детстве, как «вульгарно фаллометрическую», хотя теперь думаю, что это все же был слишком максималистский и романтический взгляд на вещи, причем романтизм типа «юноша бледный со взором горящим» и т п - это, кажется, воплощенная проблема самоотношения. И деньги дело нужное, и свобода дело нужное, и ничегонеделанье Кристофера Робина тоже, и без путешествий и природы мне никак, и вот что надо уметь делать - так это все это совмещать, но речь не том. А речь о том, что самоотношение, даже если оно во многом зависит от отношения интроецированных родителей и других значимых-других, оказывается, сильно зависит от толкования, от угла зрания. И различные толкования - это не обязательно самообман, это может быть просто путь выработки целостного, общего. А с ним, я думаю, приходит и то чувство контакта с реальностью, полноты жизни в ней, по которому я тоскую и которое (для меня) бывало полным только в детстве (или это сейчас так кажется?), а во взослой жизни - всегда лишь мимолетно, неверно, отблесками.
Есть два противоположные взгляда на это чувство. Один - как в стихотворении «Счастья не будет» Быкова, где это счастливое чувство полноты остается в детстве и даже, может быть, только мерещится в нем, являясь артефактом воспоминаний. А другой - «счастливым быть очень легко», как будто дело тут не в детстве, и не в надеждах, ожиданиях и смыслах, а это просто какое-то безусловное, почти физиологическое умение, которое есть в репертуаре выученных эмоциональных паттернов, либо которого там его нет. Согласно этому взгляду, сетовать на отсутствие надежд, смыслов и ожиданий - это значит лишь сваливать ответственность за нспособность к счастью на внешний мир.
>
Кстати про упрощение и огрубление. Недавняя картина действия (и снижения действия) госпропаганды показала нам, как люди хищно жаждут снижать размерность описания, оценивать объекты реального мира не по множеству, а по какому-то генеральному одному параметру. Поляризация работает так, что «в человеке все должно быть прекрасно», мысли о том, что вот это в ком-то «хорошо», а вот другое «плохо» - не хотят умещаться в голове одновременно, оценки тяготеют к генерализации, особенно когда оценка делается не для выбора реального поведения во внешнем мире, а для каких-то внутренних нужд.
Впрочем, это все понятно, не буду повторяться. Но мне вот что тут показалось любопытной иллюстрацией. В разнообразном (обычно не слишком затейливом) кино и особенно мультиках часто встречается один образ, который я не знаю как назвать несмотря на всю его банальность: это изображение некоего магического качественного перехода. Ну... вот все ключи и магические артефакты собраны, пять элементов соединили вместе, и тут прямо по центру капища начинает что-то такое необратимо совершаться чудесное, протекает какой-то центральный процесс: воронка, свечение, вспышки, все изображения таких явлений или катаклизмов всегда имеют черты центральности и, мне кажется, необратимости. В иных мультиках, что, на мой вкус, похуже, такая штука вертится по экрану так часто, что, казалось бы, впору уже давно сделать из нее самоироническую самоссылку с самозасасыванием в самое себя. Но тут я понимаю, что, поскольку изображаемое никак не называется и не сильно похоже на что-то бывающее в реальности, иронически сослаться на него просто никак не получится. Что это за воронка? Это что-то вроде веры в Единый Корень Проблем, в «Первичную Сцену», как она понимается в вульгаризированном поп-психоанализе: мол, разные сложные беды порождены единой центральной причиной, которую в принципе можно найти, устранить, и тогда трах-бах, тучи рассеются, темницы падут и финал. Жажда простого мира? Вера в возможность одним скачком перейти в новое состояние? Что-то в этом роде.
>
Еще кстати о пропаганде и ее действии. Живая иллюстрации к метафоре «закона сохранения мотивеционного ресурса»: какя помню, до 12-го и 14го годов уровень бытовой ксенофобии был довольно высок, а по мере придумывания/раскручивания/создания официальных «внешних врагов» (в ходе антиукраинской и антизападной кампаний) и реканализации агрессии в процесс «вставания с колен» или как там это называется, этой бытовой ксенофобии стало заметно меньше. Ксенофобские рисунки и надписи исчезли с заборов. И это состояние держалось, постепенно спадая, до самого недавнего времени, а потом сдулось - вместе с рейтингами и доверием телеканалам. И тут же Левада фиксирует рост «диффузной» (вернее, направленной на некие старые привычные мишени) ксенофобии!
Мне нравится метафора мотивационного ресурса. Это как куча песка, на вершину которой льют воду. Вода проторяет себе пути, промывает каналы, и если какой-то объем воды ушел в какой-то канал, то он в том же количестве проявится где-то внизу. Если же канал перекрыть, ушедгая в него вода все равно «выйдет боком» - ресурс, выделенный под фрустрированную потребность, будет так или иначе «отреагирован»: в виде смеха при внезапном облегчении, в виде слез при осознании бесполезности злобы (т е тоже внезапном облегчении - при снятии необходимости удерживать злобу выделенный под нее ресурс отреагируется очень похожим на смех образом...), в виде невротического напряжения разных форм, от мышечной зажатости до... до разных сложных замещающих форм поведения, общность семантики которых с исходной фрустрированной потредностью так любили анализировать фрейдисты.
Впрочем, не буду впадать в упрощение. Это всего лишь метафора, хотя и не лишенная объяснительной и предсказующей силы для весьма разных и неожиданных психологических эффектов. Сам конструкт «ресурса» и механизмы оценки психикой его «трат», как и ошибки этих механизмов (например, при психозе) - отдельный предмет рассмотрения, накладывающий на эту метафору ограничения..
>
Все откладываю до лучших времен серию постов о своем понимании психики и принципов ее действия. Давно хочу высказаться, и вроде бы есть что сказать, но необъятная тема, в которой не могу найти баланс между точностью, простотой и объемом. Когда в году студенческие я об этом думал и все это из разных источников синтезировал, еще не было бума машиннного обучения, и заявления, в том духе, что психика - это такая оптимизирующая машина, постоянно пытающаяся предвидеть и учащаяся, сравнивая предсказание с реальностью, а в ходе предвидения научившаяся строить имитационные модели реальности, т е выявлять и аппроксимировать ее закономерности.. - ну, воппщем, такие заявления не казались ни понятными, ни естественными, не то что сейчас. Теперь уже как-то само собой начинает разуметься, что психический «акт» на любом уровне от элементарного ответа нейрона (ну, это, строго говоря, не совсем так, точнее говорить о все-же о подмножестве нейронов; если опускаемся до прям нейрона, то теряем некоторые важные обобщения) до слождного поведения - это информационный процесс, колторый, если протекает, то потому, что оценен как полезный, причем границы этого «акта» отсутствуют и определять их не обязательно, потому что все составляющие его суб-акты, вплоть до элементарных ответов самых элементарных элементов - так же точно на своем уровне оценены как полезные. И тут надо привыкнуть вот е этой необязательности выделения «акта», к тому, что дело не в нем, не в конкретном действии, а в том, как оно параллельно поддержано на разных уровнях абстрактности...
>
«Высокое» и сложное искусство и «масскульт» (который раньше в некоторых кругах полагалось чуть ли не презирать), кажется, наконец-то благополучно объединились. В произведении может быть «закопан» какой-нибудь специальный концептуальный смысл, который без контекста не понять, а может и не быть. Кто-то что-то из произведения понял, или кому-то померещилось - разницы может быть и нет, если тематика и направление размышлений у автора и зрителя сходны. Если «концептуальный» слой непонятен или неинтересен, в произведении есть другие слои, и его задача - действовать всей толщей, всей сетью смыслов. Выпадение из сети отдельных элементов не критично для итогофого эффекта. Делить же элементы на «высокие» и «низкие» нет смысла; лучше уж на искренние и неискренние/манерные.
Хотя, это тоже бывает проблемой. Иногда в самом непритязательном образе можно усмотреть манерность/нарочитость: «это он неспроста такой простой».. Например (хотя пример скорее не про искусство как таковое, в про более широко понимаемую «эстетику»), вот мне просто нравится серое предвечернее небо, ветки и все это, и то, как работает зум, и то, что есть на что навестись..
Самые простые импульсы, никакого желание произвести «минимализм» или чего-то такое еще, или что-то вообще произвести, отсутствие даже целенаправленного «выстраивания композиции». И в результате изображение достается мне даром, и от этого тоже радует.