Все-таки новый Твин-Пикс, мне кажется, действительно позволяет всерьез судить о том, как изменился мир. Именно потому, что многие свои внешние признаки он оставляет неизвенными, а отражает более тонкие изменения. Кто-то, говорят, ждал новой, "современной" техники повествования ("как в нынешних сериалах"), или более динамичного монтажа (опять "клипового"?), отказа от романтизации и большей "психологической реалистичности" персонажей (т е, как мне кажется, просто более агрессивной подачи характеров, намеренно контрастного освещения их изъянов и трещин, нередко нарисованных прямо по учебнику клинической психологии/психиатрии: не путайте тут нам, будьте бобры, социопата с психопатом в ремиссии).
Однако первые серии показали (мне), что все эти многократно реализованные штуки как раз успели устареть. Техника повествования, конечно, изменилась, но совсем в другую сторону, и дело не в ней.
Сериал отражает то, как изменился сам воздух мира. В девяностые - этот ветер в ветвях, осень, сумерки обнимают городок, и где-то рядом - другое, граница мира, волнующая тайна, которую еще можно искать с фонариками, с риском, и совы будут кричать во тьме над тобой. И тут же - желтый свет комнат, джаз, теплая духота, все знают друг друга, и волнующая тайна - рядом с каждым, каждый может оказаться не вполне тем, чем он кажется. Все в один голос признавали, что главное в сериале - атмосфера. И, определенно, она соответствовала чему-то, раз ее полюбили люди.
Сейчас другое. Визуальный ряд нового Твин-пикса - белый, бестеневой свет солнца, утренний туман над лесом. Тайн нет. есть понимание границ возможного. Необходимость смириться с тем, с чем ничего нельзя сделать, как, например, с перерождением героя (который проявил, может быть, смелость, и тем самым впал нераздельно свою и не свою вину, и, пожалуй, в преступление, и этому ничем нельзя помочь, и это - центральный персонаж и любимое дитя автора и всех). То, что раньше выглядело спасением, оказалось новым витком проблемы, от которой предполагалось спасаться: в первой части все решали проблемы Лоры-Палмер, как это справедливо и заметила ее подруга красавица Донна, сестра которой не в шутку любила поэзию и тайно одалживала ей сдутый велосипед (ПОЧЕМУ ЭТО ВАЖНО??), а родители которой удивили меня понманием и лояльностью. Посмертно решали ее проблемы, это было очень похожим на правду. Теперь всем, включая зрителей, придется, видимо, решать проблемы агента Купера, далее других заглянувшего в бездну. С первых кадров вместо осени, воды, ветвей - дневной свет, свежий и трезвый полусолнечный туман. Давней сумеречной поры, о которой можно было бы даже грустить, если забыть о иных ее сторонах, больше просто нет. Нет и молодости героев. Все, чего можно было ожидать, обнаружило себя в трезвом дневном свете. Только доктор Джакоби в лесных солнечных пятнах, как встарь, живет в старых каких-то занятиях. Бездна, в которую смотрел Купер в поисках решений, в связи с которой вообще ждали каких-то новых решений в 90-е, оказалась непреодолимой и черной бездной, в сущности, не интересной именно своей непреодолимостью, даже скучной тем, что надеяться на какое-то новое взаимодействие с ней не приходится. И, вот, никакие надежды теперь не связаны с ней, нет волнующего чувства соседства с тайной и чудом, хотя бы и мрачным, бездна более не одухотворяет мир (да, я имею в виду и Бездну Андреева тоже, вообще о влечениях, сексуальности и мотивационной картине нового мира надо порассуждать особо)
В этом новом plain-мире перестают работать привычные сюжетные отношения. Важные вещи, на которые еще недавно смотрелось (мне), как на новое, неожиданно оказались устаревшими. Они остаются все так же верны в принципе, но перестают быть актуальными, теряют прямую применимость к реальности, и пока не видно, что их заменяет. Раньше было как: надо преодолеть изоляцию, столкнуть "добро" со "злом" (или лучше сказать нейтрально - стороны конфликта, т к в общем случае не определено, какая из них злее), дать им взаимодействовать (не побороться, нет, это совсем позавчерашний день, а именно понять друг друга), и сердце сокрушится, прольется дождь (ну или вода из системы пожаротушения - дождь постмодернистски переосмыслен, все-таки это - город, вторичная среда) и наступит примирение. В этой парадигме воспринимались старые серии. От Купера можно было ждать, что, вот, наконец, он, оказавшись в самом эпицентре, сможет изнутри и внутри себя решить проблему. Решить проблему внутри себя - это казалось единственно возможным, самым честным и современным. Само по себе это остается справедливым, но не применимым на практике. Не всякий конфликт примиряется, не всякое горе возможно достаточно оплакать. Парадигма синтеза и взаимодейтсвия конфликтующих сторон, в сущности, является развитием старой сказочной парадигмы борьбы героя и чуда-юда, в которой от героя ожидаетя, что он будет проглочен, но тем самым пройдет через коцит и решит проблему в корне. Купер прыгнул в эпицентр, ну или позволил обстоятельства втянуть себя туда, что примерно то же самое. Но архетипическое решение не работает в реальности. Супергеройская стратегия имени святого Георгия - исключительно сказочная вещь. Становится видно, что такие сказочные образы нужны были, чтобы удерживать людей на каком-то пути, вести их куда-то, поддарживать в них надежду, но когда доходит дело до окончательного решения, эти стратегии пасуют. Невозможно выжить в брюхе кита. Вероятность победить злого дракона длизка к нулю. Храбрость по определению предполагает готовность к риску, и чем сильнее риск, тем храбрее считается герой. Но в реальности, вне сказки, чем сильнее риск, тем выше веротятность поражения. Мир проще и безнадежнее под этим новым белым дневным светом. В нем нет тех сумерек, в которых летают совы. В нем - другое. Контуры этого другого не ясны мне. Может быть, Линч их и вправду нащупал... Ждем следющих серий.
Купер не стал даже пытаться примирить противоречия, он, наоборот, допустил разделение и взаимную изоляцию конфликтующих сил. МОжет быть, чтоб сохранить хоть что-то хорошее в чистоте, может быть, у него и не было иных возможностей. В общем-то так чаще всего и бывает. Синтез, на который воззлагали надежды, не так прост. Тогда, в девяностые, была надежда на решение. Теперь другое.
Еще вот что. Вот я тут пишу про то, как в сумрочном осеннем воздухе первого Твин-пикса бродило смутное ожидание чего-то, было ощущение близости неведомого. Скажут: я вчитываю. У нас в 90е было начало новой постсоветской эпохи, и смутные ожидания, ощущение перемен в воздухе как бы могло объясняться этим (хотя, по-моему, это было чуть раньше, в конце 80х). Но, мне кажется, российские тогдашние ожидания и перемены были лишь частью некоторого глобального культурного процесса. Мне вообще сильно кажется, что история внутри железного занавеса не так уж была изолирована от остального мира, и одни и те же воздушные фронты проходили над всеми, принимая лишь разные поводы и формы. Это видно, например, по массовой культуре, музыке, архитектуре, дизайне, моде, по "стилю" десятилетий, за внешними чертами которого ведь стоит определенное умонастроение, мировосприятие, не всегда хорошо анализируемое, но узнаваемое "по запаху".
И еще. Стало общим местом, что была такая штука постмодернизм, ирония, игры в цитаты при заведомо Пустом Центре, а потом всем надоела и закончилась, и ей на смену вроде бы как должна прийти если и не новая искренность, то, во всяком случае, серьезность. От новой искренности ожидались драматические признания, после которых ожидалось, что воздух станет чище, самообмана станет меньше, и можно будет, приняв некое новое, горькое, скорее всего, знание, двигаться дальше, т. е. это принятие откроет пути, которые вне его люди не видят, на которые опасаются взглянуть. Новое, похоже, в том, что этого не произошло. То ли правда слишком горька, что ее принять, то ли, и это скорее, все принято, но новых перспектив не просматривается, а вместо них тяжесть принятого и депресняки. Как будто бы только обманные и игровые цели двигали человеком, а теперь они отброшены, и не движет ничто.
Постмодернизм выглядел уходом от проблем, игрой, и, одновременно (в сильнейших своих проявлениях) попыткой в этой игре проиграть и разрешить их. По мере того, как спектр решений перестал пополняться чем-то новым, игры кончились, исчерпав себя. Все возможные шаги вперед были сделаны. Еще Маятник Фуко, по-моему, заговорил о "новой серьезности" в том ключе, что откат назад, в архаику, происходит не менее серьезно, чем отказ от постмодернистских игра в духе честной надежды на решение, на новую искренность. Складывается впечатление, что, упершись в некоторое препятствие, культура, бросив игры, пытается равно серьезно и заглянуть за него, и, не веря в решение впереди, отбегать назад, в архаику (в самом деле, что может быть серьезнее первобытных всяких верований)
Но что это за препятствие или Бездна, которая не дает (во всяком случае, пока) надежд на преодоление и от которой пресерьезно отбегают в архаику?
ВОт тут надо вспомнить о мотивах действий и жизни человека, о Бездне Андреева, физиологических драйверах и над-физиологическом смыслополагании, которое я так люблю и которое, как мне становится ясным из нового Твин Пикса, не становится актуальным решением. Я даже понимаю почему. Потому что без физиологических драйверов оно не работает.
Я по-прежнему считаю, что будущее за анализом мотивационой сферы и противоречий в ней, за доведением до ума того, за что брались психоаналитики начала прошлого века. Но как-то по-другому, не так, как мне виделось, не по-стоически, и не через оплакивание разочарования. Я проспал, наверно, горюя о чем-то своем, тот факт, что разочарование это уже не ново.
Преодолевая позавчерашние табу, надо разбираться с телесными и физиологическими источниками сил к жизни. Сами по себе такие влечения парциальны и бессмысленны, не содержат решений и ни к чему не ведут. Но других-то нет. А эти - телесны, завязаны на то, что с нами тысячи лет на, в том числе, природу. Собственно, насколько я вижу, этим путем и движется мир, отрегулировав коэффициент размножения, десакрализовав сексуальность..
Но, все же, видит ли Линч что-то по ту сторону барьера? В контексте приведенных выше рассуждений мне действительно стало интересно: даже не какое решение он предложит, а - в каком духе, в каком образном и эмоциональном тоне. Какое это будет состояние природы - ведь природу определенно не стоит исключать, как это бывало делаемо в фантастике про космос. Она отлично говорит о тонких моментах, ее состояния - отличный язык для разговора о них.
(Это мы недавно устроили себе семейный-просмотр прошлых и новых серий, чтобы, кроме прочего, потенироваться в восприятии устной английской речи. Надо сказать, в оригинале воспринимается как-то более целостно и чисто, чем в русской озвучке. Становится заметно, что многие интонации русской озвучки чужды оригинальному миру.
Эйджент - Купер - //
парень работящий ....
)
И, кстати, вот еще что важно.
Коллективное домашнее смотрение чего-либо вообще мне не очень свойственно, как-то жалко времени. А зря. Странным образом придает ощущение насыщенности и счастья. Воздух за окнами наполняется чем-то. Возможно, и вправду, современная жизнь выхолощена, бедна физиологически адекватными стимулами, для поддержания мотивационно-эмоциоанльного тона объективно требует таких дополнительных стимулов. Я для себя обычно отвергал их из-за их искуственности. Может быть, напрасно. Как я теперь понимаю, я уже и раньше, не вполне осознав, высказывался примерно в этом смысле:
это серьезная игра, она достойна уважения.
Темные, интересные (по-старому интересные, как совы) процессы.
Сейчас как раз тот случай, когда новое не отменяет старого, а идет рядом.
Да, еще один момент. Мои эти рассуждения о свете и воздухе разных десятилетий относятся к сценам, так сказать, "реального плана" сериала, но я совсем упустил значительные по длительности сцены всяких сюрреальных сред с иррациональными и как будто бы не интерпретируемыми (и тем самым свежими) образами. Как и в начале 20 века, за новой серьезностью идет новый обэриутский абсурд, но надо понимать, что абсурд - это не то же самое, что бессмыслица. Человек в закрытой телефонной будке говорит, горячо убеждает кого-то, но мы не слышим слов, и испытываем ощущение абсурда, потому что абсурд - не бессмыслица, а неизвестное, то, интерпретации чего еще не сложились в общепринятых и привычных к использованию понятиях. Слепая женщина на крыше мира (привет Машинариуму, Ботаникуле и Кафке) включает рубильник и падает в Бездну, а Купер? нет, он не прыгнет в бездну. Не проложит новых путей. Он вернется назад тем же путем, которым пришел, в предыдущее странное место, в котором уже был, что, кстати, примерно соответствует приведенным выше интерпретациям. (надеюсь, это не спойлер :)
И далее - важное и актуальное, как мне кажется, состояние челоека, попавшего в реальность, о которой он Вообще Ничего Не Знает. Нулевого наблюдателя, лишенного даже возможности иметь предубеждения.
Абсурд хорошо необъяснимостью. Этим он потенциально плодотворен. Этим же он отличается от ребусов и всяких искуственно созданных загадок, в котрых некая "правильная" интерпретация зачем-то намеренно спрятана и может быть отыскана. Абсурд появляется там, где единой интерепретации еще нет, собственно, он ищет интерпретацию.
Тут приходят вголову мысли Дмитрия Быкова о Хлебникове, новом языке, беспредметном, о том, в какие эпохи и в каких условиях "безумное" становится актуальным, востребованным и важным: вот была Революция, но победила и переродилась в Реакцию, и актуальным художественным языком стал абсурд.