Последний пост про Кнопу
Кнопа умерла год назад. 19 мая 2022 года.
Ей было 15 лет. Почти 15, вроде, без пары месяцев.
В целом, она чувствовала себя неплохо. У нее была сердечная недостаточность, последние года 3-4 я ежедневно давала ей таблетки для поддержания сердечной деятельности.
За пару недель до смерти она начала писаться. Я на нее злилась, отселила ее на кресло, которое застелила пеленками. Ей уже было трудно в него залезать.
Ей вообще уже было трудно. Зимой она почти не гуляла, одежда для нее стала слишком объемной и тяжелой. Ходить стала медленно. Всю жизнь передвигалась рысцой, а тут начала идти шагом. Выглядело это непривычно. Если я шла по делам, она меня тормозила, я не могла идти в удобном темпе, за это я на нее сильно злилась. Почти перестала брать ее с собой.
Она больше спала. Хуже видела. Хуже слышала. В последние месяцы перестала встречать меня, потому что не слышала звук открывающейся двери. Она чувствовала движение воздуха и ориентировалась на него. Иногда я заходила в комнату и видела, что она смотрит на балконную дверь, потому что оттуда поднимается сквозняк, когда я захожу в квартиру. Иногда теряла меня на улице, начинала метаться, искать. Я хлопала в ладоши - и этот звук ей иногда удавалось услышать. Звать было бесполезно. Я стала чаще выгуливать ее на поводке.
На поводке она не отходила от ноги. Так уж я ее научила. Я всегда гуляла без поводка даже в центре города, потому что Кнопа была отлично выдрессирована, управлялась голосом. Она знала, что если я взяла ее на поводок, надо идти у ноги. Я могла повесить поводок на палец - она его не натягивала. Но теперь она тоже шла рядом и невозможно было объяснить, что теперь гуляем так.
Стала менее эмоциональной. Менее живой. Менее заинтересованной. Почти не слышала и почти не видела - значит получала меньше внешней информации. Стала избегать прикосновений. Ее можно было погладить и почесать, но вскоре она уходила. Не спала рядом. То ли ей было жарко, то ли чрезмерно. Не знаю.
Наша связь стала менее плотной. Она замедлялась и уходила в себя. У меня, наоборот, был период, когда я оживлялась и выходила во внешний мир.
Потом у нее случился криз. Причин вроде не было. Вечером я увидела, что она лежит и нехорошо мелко поверхностно дышит. Я всегда звоню Ане, когда я теряю способность соображать, она выруливает ситуацию из любой точки мира. Вот и в этот раз. Она обзвонила несколько клиник, выяснила, кто где работает и сказала, куда ехать.
Мы поехали в круглосуточную клинику. Отек легких. Информация была неоднозначной. Может станет лучше. Может, пора усыпить. Вроде можно ставить капельницы.
Кнопе поставили несколько уколов. Ей стало лучше. Она выбежала от врача и активной рысцой побежала обнюхивать округу.
В этот момент я увидела, что это все.
Я не могу этого объяснить. Внешне было окнорм. Собака активно двигалась, была оживленная, заинтересованная, живая.
Но я смотрела на нее и з-н-а-л-а, что это все. Она умирает. Она уходит. Не знаю, сколько осталось. Не умирает прямо в эту секунду. Но это начало. Она уходит.
Я просто знала.
Это было просто знание. Я знала внутри себя, я знала всей собой.
Если ясно-видение существует, это было оно. Я ясно видела, что она уходит.
Она тоже знала, что умирает.
Я всегда хотела не быть такой хозяйкой, которая тянет умирающее животное, мучает, лишь бы оттянуть момент собственной боли. Я надеялась, что мне хватит мужества отпустить.
Мне хватило.
Потом, правда, мне был пиздец.
Но в тот момент я была с ней. Конечно, я отвезла ее к ветеринару, которая наблюдала ее всю жизнь. Она подтвердила что собака уходит. Круглосуточный стационар был бы способом протянуть ее подольше, но подарить ей последние дни в одиночестве, в чужом месте, с больничными запахами.
Я забрала ее домой, колола мочегонные и обезболивающие уколы, была рядом. Сопровождала в уходе. Пыталась кормить, но было ясно, что еда ей уже не нужна. От еды она отказывалась, а после того, как я впихнула в нее пару ложек высококонцентрированных консервов по рекомендации ветеринара, она долго блевала. Мне до сих пор жаль, что я заставила ее есть.
Я выносила ее на балкон на солнышко. Укутывала пледом. Носила на пеленку. Иногда выносила на улицу. Брала на руки. Много гладила и грела. Она не ела и мерзла.
Я ужасно боялась найти ее мертвой. Больше всего боялась не понять, что она уже умерла. Не знать, не разобраться, не понять. Уходила работать и боялась возвращаться в квартиру. Искала ее глазами и боялась найти. Я не спала. Не могла уснуть. Ночами смотрела, дышит она или нет. От непроходящего ужаса у меня началась булимия.
Кнопа умирала пять дней.
За эти пять дней я узнала огромное количество информации, которую я вообще никогда не хотела бы знать. Как может выглядеть смертельная агония. Сколько стоит усыпление на кг веса. Нужно ли класть труп в морозилку. Сколько времени труп может лежать на балконе в мае. Какие клиники забирают труп на кремацию, а какие хоронят в общей могиле.
Узнавать это при еще живой собаке было кощунственно.
Кнопа умирала пять дней и это были спокойные пять дней. Мы спокойно жили. Она много спала. Я много ее обнимала. Гладила. Говорила, как я ее люблю. Благодарила за трогательные моменты жизни. Вспоминала, сколько приключений мы прошли вместе. Рассказывала ей истории про нее. Плакала.
Еще я ужасно боялась решения про усыпление.
Света мне сказала: «Ты узнаешь, когда пора».
Так и было.
Это трудно объяснить. Я просто знала, сейчас или не сейчас. Пока было «не сейчас», я сомневалась. А потом в один момент я посмотрела и поняла, что пора. В тот момент было неважно могу, не могу, хочу, не хочу, боюсь, не боюсь. И даже было неважно, что ни один из трех врачей не мог приехать. Я хотела усыпить ее дома, чтобы ей пахло д-о-м-о-м. Но в тот момент это стало неважно.
Я не знаю, как люди это делают. И не знаю, как я это сделала. Как я позвонила в клинику. Как я собрала вещи. Как я вынесла собаку на руках, зная, что вернусь без нее. Как я повезла ее туда, где ее убьют. Как я смотрела на ее последние шаги по траве, понимая, что сама сейчас отвезу ее на усыпление.
Меня потом страшно крыло именно этим моментом. Что я взяла на себя функции Бога. Кто я такая, чтобы решать, когда ей умирать?!
Да, она и так умирала, да, это была забота о ней, да, я ее хозяйка и никто другой не мог принять это решение.
Но, черт, это было ужасно. Особенно потом. В моменте я просто действовала и нельзя было по-другому. Но потом…
Ее усыпили у меня на руках. Поставили катетер и сделали три укола. Последний был с красивой розовой жидкостью. Какой абсурд.
Я привезла ее домой, обмыла труп, сложила красиво, как будто она спит. На следующий день похоронила. И онемела.
Следующие несколько месяцев я жила, как будто у меня никогда не было собаки. Психика услужливо отрезала все воспоминания про нее.
Иногда я рыдала.
Иногда я дьявольски хотела ее выкопать.
Большую часть времени я не помнила, что у меня была собака.
Прошел год и я скучаю по ней.
Она мне снится раз-два в неделю. Первые полгода я реально верила, что она ожила, что я ее нашла, что она просто надолго потерялась и вот вернулась. Теперь я уже даже во сне знаю, что она умерла окончательно.
Иногда я нестерпимо хочу ее вернуть.
Иногда совсем не думаю про нее.
В самые черные периоды своей жизни я выжила, благодаря тому, что она была рядом.
Я так рада, что она застала весну. Она так любила солнце. Летом ей было бы трудно и жарко. Но первые весенние солнечные дни она успела застать. Меня это утешает.
Спасибо, Кнопа, что была со мной. В моем сердце навсегда есть специальное место для тебя.