Всякое себе на поржать и подумать
Про "Алису" на японском. (оригинал тут)
Андрей Москотельников, фев 05, 2008
НОВЫЕ УЗЕЛКИ ДЛЯ ИСТОРИИ ПРО ХВОСТ,
или О переводе сказок Кэрролла - 2
«О переводе сказок Кэрролла» - так называется статья, написанная Ниной Демуровой в качестве приложения к Академическому изданию сказок об Алисе, прозаический текст которых был переведён самой Ниной Михайловной, а стихи давались в переводах С. Я. Маршака, Д. Г. Орловской и О. А. Седаковой (издательство «Наука», Москва, 1978). Статья много раз переиздавалась вместе с переизданиями Академической «Алисы» под маркой других издательств, а также отдельно от сказок, в составе сборников статей по переводоведенью и викторианской литературной сказке. Статья действительно чрезвычайно интересна для всех любителей кэрроловских книг и поучительна для переводчиков англоязычной, да и любой иной, литературы. Ведь «к обычным трудностям, связанным с переводом иноязычного автора, отдалённого от нас временем, иными нравами, литературными установками и условностями, - пишет Демурова в начале статьи, - в случае в Кэрроллом прибавляется ещё одна. Дело в том, что „могущественнейшим персонажем“ (здесь и далее переводчица цитирует слова Уильяма Хью Одена - А. М.) сказки Кэрролла является „не какое-либо лицо, а английский язык“». Соответственно, далее переводчица рассказывает, какие лингвистическим, а порой и зрительно-смысловым изменениям были по необходимости подвергнуты ею (равно как и её соратниками по созданию данного перевода) при переводе на русский язык, во-первых, имена персонажей, во-вторых, игра слов, и в-третьих, содержащиеся в тексте стихотворения.
Сюжет статьи, лежащей перед читателем в настоящую минуту, родился в тот момент, когда её будущий автор спросил себя: а как же может обстоять дело с переводом кэрроловских сочинений на какой-нибудь другой язык, ещё сильнее отличающийся от английского языка, чем русский? Ведь зачастую задача переводчика с английского языка на русский бывает облегчена тем обстоятельством, что английский и русский языки относятся к одной и той же индоевропейской языковой семье - общие корни многих слов, общий строй многих оборотов речи позволяют даже игру слов иногда успешно переводить «в лоб». Взять, хотя бы «Охоту на Снарка». Имена всех членов команды охотников, как известно, начинаются на букву «Б», начиная от капитана, Bellman’а, и заканчивая Beaver’ом. Вряд ли этот факт имеет какое-либо существенное значение для понимания поэмы (во всяком случае, такое значение ещё не выявлено исследователями), поэтому принципа «начального „Б“», вероятно, можно и не придерживаться при переводе; однако же русский язык позволяет провести его практически неукоснительно - в том числе и благодаря тому, что английское «beaver» и русское «бобр» имеют один и тот же индоевропейский корень.
«Следует помнить, что многие эпизоды и персонажи в „Алисе“ порождены каламбурами и другими лингвистическими шутками, - говорит Мартин Гарднер в предисловии к «Аннотированной Алисе»; - они были бы совсем иными, пиши Кэрролл, к примеру, по-французски». В самом деле, каковы были бы они, пиши Кэрролл, к примеру, по-японски?
Ну что ж, попытаемся это показать. Во-первых, японский язык близко знаком автору этих строк, во-вторых, японский язык - это язык не индоевропейский, по складу и ладу он далёк как от английского, так и от русского, и в-третьих, что немаловажно, автор статьи уверен в своих способностях внятно рассказать читателю обо всех открытиях, сделанных им в японских текстах, - сама иероглифическая письменность ему в том поможет.
Итак, можно ли переводить Льюиса Кэрролла на язык, столь далёкий от языка оригинала, без потерь? Нет, потери, разумеется, будут. Ведь японская поэзия, японский стих и структура японского стихотворения совершенно несхожи со структурой стиха и стихотворения западного типа. Японский язык изначально не знает рифм, а ритм японского стихотворения настолько своеобразен, что для западного уха все эти хоку и танка воспринимаются разве что «стихотворением в прозе». И чтобы японское стихотворение зазвучало в переводе на русский язык «настоящим стихотворением», переводчику, как, например, в своё время увлёкшемуся Японией Константину Бальмонту, приходится задавать своему переводу более привычный ритм - силлабо-тонику.
Я верхом проезжаю.
Конь мой щиплет траву.
Я любуюсь Луной.
Здесь ритм привнесён, количество слогов нарушено. Потеря ли это? Скорее всего, нет. Ведь читатель не пострадал. Он прочёл стихотворение, данное ему в облике стихотворения же.
Поэтому, если стихотворение западного автора переводится на японский язык без рифм и неэквилинейно, это даже и не потери, японский читатель не пострадает. Другое дело игра слов и другие особенности текста, особенно такого, как кэрролловский - без них переложения оригинала не произойдёт. Итак, способствует ли японский язык решению именно этой задачи? Автор спешит сообщить читателю: результат предпринятого исследования оказался совершенно фантастическим!
II
Наше исследование мы можем начать хотя бы с «Алисы», ведомые поначалу рассказом Нины Демуровой о преодолении языковых препятствий, встающих перед русскоязычным переводчиком. Фактами, приведёнными переводчицей, мы будем пользоваться для сравнения методов решения, разнящихся (или совпадающих?) в обоих языках.
Рассказ о переводе игры слов Нина Демурова начинает с главы II «Зазеркалья», где Алиса спрашивает у розы, не страшно ли ей и другим цветам одним в саду. Дальше в английском тексте следует такое вот объяснение Розы. «Там в середине есть дерево. Оно-то на что?» - «Но что же оно может поделать, когда возникнет опасность?» (Это спрашивает Алиса). «Оно может залаять (It says ‘Bough-wough’)». - «Потому-то его ветви и называются ветвями (boughs)», - крикнула Маргаритка.
Нина Демурова справедливо замечает, что игра тут строится на омонимии слов bough ‘ветка’ и звукоподражания bough-wough, что по-русски передаётся как ‘гав-гав’; иными словами, «ветка» и «лай» по-русски не связываются воедино. Пришлось переводчикам перебирать различные породы деревьев. «Многие из них можно было как-то обыграть. Вяз, например, мог бы «вязать» обидчиков, граб мог бы их «грабить»… В конце-концов остановились на дубе - он мог бы повести себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья». Итак, переводчица приняла такой вариант: «А дуб на что?» - ответила Роза на вопрос Алисы. И далее: «Он хоть кого может отдубасить…» - «Потому-то он и называется дуб», - вскричала Маргаритка.
Интересно привести для сравнения ещё два русских перевода этого места. Переводчик Леонид Яхнин принял здесь именно граба (который может «сграбастать»). «Видишь, какие у него ветки? Как грабли», - подхватывает и Маргаритка объяснение Розы. Но на мой взгляд, наиболее удачно - так сказать, ближе всего к смыслу и структуре оригинала - перевёл это место Ал. Ал. Щербаков.
«- А вам иногда не бывает страшно расти одним? Вас же никто не охраняет.
- А тополь в середине! - сказала Роза. - Он-то на что?
- Что же он может сделать, если кто-нибудь станет подкрадываться?
- Он топнет, - ответила Роза.
- И ещё как! - воскликнула Маргаритка. - Недаром он называется „топаль“».
Вот это «„топаль“ от слова „топнуть“», на мой взгляд, совершенно в духе русского языкового сознания, к тому же не столь упрощённо, как «„дуб“ от слова „дубасить“» или «„граб“ от слова „грабить“ или „сграбастать“». Но обратимся к японскому языку. Что-то он нам способен предложить?
Ответ оказался совершенно неожиданным! Предлагаю читателю судить самому. В переводе Хироо Ямагаты Роза говорит: «Там в середине есть дерево (ki 木). Оно-то на что?» И далее: «Всем, кто к нам подкрадывается, оно сразу говорит: „Берегись!“» - «Потому-то, - крикнула Маргаритка, - оно и называется деревом». Игра слов заключается вот в чём. «Берегись!» по-японски будет «ki-o tsukero:», то есть в этом выражении словно бы присутствует слово «дерево» (ki). Однако на самом деле в это выражение входит другое ki, которое выражается иероглифом 気 (чувства, настроения). Чтобы читатель точно понял, насколько удачен - так сказать, адекватен, - этот перевод, к данному примеру можно добавить следующее пояснение.
«Переводчики стремились, - пишет Нина Демурова, продолжая введение к своему рассказу, - не нарушая национального своеобразия подлинника, передать особую образность сказок Кэрролла, своеобразие его эксцентрических нонсенсов. Мы понимали, что, строго говоря, эта задача невыполнима: невозможно точно передать на другом языке понятия и реалии, в этом другом языке не существующие. И всё же хотелось как можно ближе приблизиться к оригиналу, пойти путём параллельным, передать если не органическую слитность буквы и духа, то хотя бы дух подлинника. „Длиной контекста“ в нашем случае должна была стать величина изменчивая и в ряде случаев весьма большая». Говоря о длине контекста, Демурова привлекает особый термин, введённый Михаилом Гаспаровым в статье «Брюсов и буквализм. (По неизданным материалам к переводу «Энеиды»). - «Мастерство перевода - 1971», с. 101 и далее: «В художественном переводе… можно говорить о „длине контекста“. Это такой объём текста оригинала, которому можно указать притязающий на художественную эквивалентность объём текста в переводе. Здесь тоже «длина контекста» может быть очень различной: словом, синтагмой, фразой, строфой, абзацем и даже целым произведением. Чем меньше «длина контекста», тем буквалистичне (не будем говорить „буквальнее“ - в теории перевода этот термин уточняется несколько иначе) перевод».
Так вот, как в случае вышеприведённых русских переводов, так и в случае японского перевода Хироо Ямагаты, длины контекстов перевода и оригинала полностью совпадают. Или, иначе говоря, превышение длины контекста переводческого эквивалента над оригиналом во всех случаях равно нулю. Более того. В переводе Хироо Ямагаты даже поступок дерева-защитника совпадает с поступком такового у Кэрролла: у второго дерево говорит («Гав-гав»), и у первого говорит («Берегись!»). В русских переводов этого нет.
Есть и другие переводы сказок об Алисе на японский; в саду, где говорят цветы, деревья, как и следовало ожидать, тоже говорят - в этих переводах. В переводе Окаты дерево говорит «Брысь! Убирайся!» («Shi, shi!»), поэтому его ветви и называются shi 枝 (разумеется, по-японски). В переводе Сумико Ягавы дерево попросту пронзительно вопит, отчего с ним попросту не хотят связываться, как с деревом неприятным (ya:na-ki 嫌な木); в то же время слово yanagi 柳 означает иву. Здесь у нас впервые появляется конкретное наименование дерева, как в русских переводах.
Но двинемся дальше по статье Нины Демуровой. Теперь мы попадаем в главу III первой сказки об Алисе, в ту самую главу, где Мышь рассказывает свою знаменитую историю про хвост. «Это очень длинная и грустная история», - начинает Мышь со вздохом - как в переводе Демуровой, так и в оригинале. Однако в оригинале тут как раз ирга слов: слово tale (история, рассказ) и слово tail (хвост) произносятся одинаково. Как объединить эти два понятия? Нина Демурова поступает так. В её переводе Мышь, произнеся слова «Длинная и грустная история», взвизгивает, словно под влиянием какого-то чувства: «Прохвост!» - «Про хвост? - повторила Алиса с недоумением и взглянула на её хвост. - Грустная история про хвост?» Далее следует сама история, не имеющая, как помнит читатель, никакого отношения к хвосту, однако напоминающая всё же хвост - визуально.
В переводе Леонида Яхнина не получилось никакой игры слов. «Эта история длинная и простая. Как хвост», - сказала мышь. «История - как хвост?» - удивилась про себя яхнинская Алиса. В переводе Щербакова игра слов очень остроумна, но, так сказать, смещена, и превращение рассказа Мыши в «историю про хвост» не получает мотивации в духе Кэрролла. «„Я исполню вам печальную канцонетту, - вздохнув, сказала Мышь. - Канцонетту, потому что она короткая“. - „Почему же? Если конца нету, значит, она должна быть очень длинной“, - недоумённо возразила Алиса».
Обратимся теперь к тексту Хироо Ямагаты. Мышь начинает в точности так же, как и у Кэрролла (или Демуровой): «„Это очень длинная и грустная история“, - начала Мышь со вздохом, обращаясь к Алисе». «История» по-японски будет o-hanashi お話, где o- - это префикс вежливости, а hanashi - это собственно «история». Однако точно также звучит и выражение o-hanashi 尾話 (尾 - значит ‘хвост’, поэтому здесь o-hanashi - ‘история про хвост’; соответственно ながーい尾話 означает не длинную (и грустную) историю, а историю про длинный (и печальный) хвост). Алисе ничего не остаётся, как заметить про себя: «Правда, что это будет рассказ про длинный хвост, но вот в каком месте он (хвост? - А. М.) печален?». Нам тоже ничего не остаётся, как признать, что и в этом случае (но уже в отличие от русских переводчиков) разница длин контекстов в японском переводе и кэрроловском оригинале равна нулю.
Силён, силён японский язык! Правда, мой собеседник по одному японоязычному интернетовскому чату, переводчик, скрывший своё имя за псевдонимом Уайлдер (Wilder, о нём самом подробнее дальше), постарался заверить меня, что пара お話 - 尾話 представляет собой всего лишь счастливую случайность. Что ж, посмотрим сами, не ждут ли нас такие случайности и дальше.
А дальше в статье Демуровой идёт рассказ про диалог на Безумном чаепитии, в главе VII «Страны чудес». Точнее, про сказку, которую рассказывает за столом Соня. «Жили-были три сестрички, - быстро начала Соня. - Звали их Элси, Лэси и Тили, а жили они на дне колодца…» Так у Кэрролла, так у Демуровой, и так у Хироо Ямагаты. Правда, здесь у Ямагаты всё же есть незаметное добавление inaka-ni, то есть «в сельской местности». Зачем это добаление понадобилось, мы вскоре увидим - для японского перевода этого места в нём всё дело.
Демурова снова обильно приводит примеры собственных переводческих решений. Автор этих строк считает своим долгом объявить, что решения Демуровой для перевода этого места абсолютно естественны и одновременно оригинальны, то есть полностью соответствуют, так сказать, «оригинальности» оригинала.
«- И надо вам сказать, что эти три сестрички жили припиваючи…
- Припеваючи? - переспросила Алиса. - А что они пели?
- Не пели, а пили, - ответила Соня. - Кисель, конечно.
<…>
- Я не понимаю, осторожно спросила Алиса, - Как же они там жили?
- Чего там понимать, - сказал Болванщик. - Живут же рыбы в воде. А эти сестрички жили в киселе! Поняла, глупышка?
- Но почему?
- Потому что они были кисельные барышни».
Разумеется, в подлиннике не кисель, а патока, но какой великолепный ряд: жить припиваючи - пить кисель - кисельные барышни! Собственно, после такого перевода, если процитировать одного кэрролловского персонажа, стряпать другие переводы «Алисы» - просто грех! Русский Кэрролл - русская «Алиса» - должна остаться именно такой. И вот Леонид Яхнин покушается на новый перевод (копирайт 1999 года). Вместо «слышания слова» (выражение Нины Демурововй) у него выходит натужная тягомотина (в конце концов, количество удачных переводов всё же ограничено, ведь ограничено количество естественных игровых замен).
«- А что же они там ели? - перебила Алиса, которая про еду никогда не забывала.
Соня помолчала минуту или даже две и протянула:
- Они ели желе.
- Только желе? - воскликнула Алиса. - Так и заболеть можно!
- Они и болели. Всё тяЖЕЛЕе и тыЖЕЛЕе. И все их очень ЖЕЛЕли, - вздохнула Соня.
<…>
- Простите, вы мне не ответили, почему они жили на дне?
- Не нравится на дне, пускай будет на утре, - хмыкнула Соня.
- На утре колодца? - переспросила Алиса. - Это чепуха».
И это ещё не вся чепуха яхнинского перевода.
«Заяц и Котелок зашикали на неё, а Соня надулась и сказала:
- Не умеешь слушать, так сама рассказывай.
- Нет, нет, пожалуйста, продолжайте. Я, честное слово, больше не перебью. Пусть хоть на утре, хоть на вечере колодца живут.
- На вечере? - сказала Соня. - Хорошо, будь по-твоему. - Она вздохнула и продолжала: - Итак, на вечере колодца была ужасная тьма…
<…>
- Вы сказали «была тьма…», - осторожно напомнила Алиса.
- Там была тьма-тьмущая риса. Неужели так трудно сообразить? - проворчал Котелок. - И три сестрички без конца рис совали.
- Что они рисовали? - не расслышала Алиса.
- Рис! - недовольно ответила Соня. - Рис совали за щеку».
Этой галиматье соответствует пара Кэрроловских омонимов «выгребать, черпать» (draw) и «рисовать» (draw) и ещё одна омонимичная пара: «колодец» (well) и выражение «жить в достатке» или же «основательно [засесть]» (to be well [in]). С обеими парами Кэрролл играет совершенно без натуги. Диалог Сони с Алисой развивается так. «„И вы знаете, эти три сестрички учились рисовать (draw)“. - „Что же они рисовали (draw - или Алиса всё-таки спрашивает, что они черпали?)?“ - „Патоку“. - „Но мне не совсем понятно. Откуда они черпали патоку (тут точно «черпали»: draw from)?“ - „Ты же можешь черпать воду из колодца с водой; точно так же, глупая, ты сможешь черпать патоку из колодца с патокой“. - „Но они же сидели в колодце (in the well)“. - „Да, и притом основательно (well in)“».
Но вернёмся к переводу Ямагаты. Оказывается, нас ждёт ещё один счастливый случай! В японском языке глагол «рисовать» и глагол «сгребать» тоже являются омонимами - kaku! Они на самом деле произносятся совершенно одинаково, что для «омонимов» в японском языке верно, вообще говоря, не всегда. Дело в том, что ударение в японском музыкальное, а не силовое, и множество слов, транскрибируемых в словарях как kaku, могут розниться тонами каждого из двух слогов. Здесь же в обоих случаях тон понижается от первого слога ко второму.
Разумеется, оба эти слова, «рисовать» и «сгребать», записываются разными иероглифами. Но их не обязательно писать иероглифами. У Ямагаты они записаны слоговой азбукой «хирагана», что и позволяет осуществить смысловую игру.
Итак, Алиса пытается выяснить, откуда же выгребали три деревенские сестрички (inaka shimai いなか姉妹) патоку. Соня объясняет: из колодца. Но ведь они же сами жили в колодце! Да, отвечает Соня, потому-то они и были inaka shimai (井中姉妹) - сестрички из колодца. Как видим, соответствие оригиналу почти полное: разница длин контекста составляет всего одно слово いなか.
-----------------------------------------------------
Посвящается всем переводчикам, имеющим склонность к Злеям, Снеггам и прочим Сумкиным.
Издательство Мэнрос представляет:
Новый Улучшенный и Дополненный Перевод Знаменитых Книг Жанны Катерины Ролинг.
Издание полностью руссифицированно - все имена, названия и реалии будут наконец-то понятны любому выросшему на В. Крапивине и А. Алексине российскому читателю. (оригинал тут)
Переводчики:
Daria
а так же:
Леночек, Марга, Jenni, Alhena, Чакра, limosium, Анимаг, Ailine, Шена, thiamat, Neal, mulrog, Esme, todesser, не бейте, кого забыла.
Дисклеймер: "ужоснах" в этом контексте принадлежит Нее, названия книг придуманы limosium и Eide.
Предыстория:
Меня тут недавно просили прояснить этимологию фамилии "Снейп", так как уж очень хотелось новоиспеченным переводчикам как-то его руссифицировать, Снегга, видать, мало показалось. А тут еще примешались обсужения насчет того, что ашки - это слизеринцы, а бэшки - гриффиндорцы... И в итоге я попробовала вообразить себе Самый Последовательный Перевод ГП - некоторые штуки уже встречались в пародиях и пр., но у нас все на полном серьезе. Переводчик переводит...
*****
Анонс:
Гарик Гончаров и Гранит Науки:
В первой книге знаменитой серии мы знакомимся с учеником 5 "Б" класса английской спецшколы Гариком Гончаровым и его друзьями - Ронькой Куницыным и Невиком Задонским. Гаррик посещает баскетбольную секцию, расследует зловещие махинации нового учителя ОБЖ Белочкина и воюет со своими злейшими врагами из 5 класса "А" во главе с Драганом Мерзавцевым - сыном высокопоставленного чиновника и по совместительству главы РОНО Луки Мерзавцева. Драган ненавидит Гарика и его друзей, особенно отличницу Геруню - только за то, что ее фамилия Аккерман. Но есть у Гарика и еще более опасный враг - рецидивист-маньяк по кличке Пан Смертолёт, из- за которого погибли когда-то мама и папа Гарика - Лиля Эванзон и Яков Гончаров... Сможет ли Гаррик противостоять ему в одиночку? Нет! Ему обязательно помогут верные друзья и старшие товарищи - учителя английской спецшколы: его классная руководительница, учитель физики Матильда Васильевна Голоногова, учительница биологии Тина Валерьяновна Зелёная, директор школы Альберт Дмитриевич Шмелев и даже зловредный и мерзкий учитель химии - классный руководитель 5-ого "А" Всеволод Тобиасович Шнейпер.
Гарик Гончаров и Тайный Зоокружок:
Во второй книге Гарику приходится выручать маленькую Женечку Куницыну, которой коварный и двуличный Лука Мерзавцев подсунул памфлет антинародного содержания. Мы также узнаем, что Смертолёта на самом деле зовут Фома Фомич Загадкер.
Гарик Гончаров и подследственный Абаканского СИЗО:
В третьей книге новый учитель ОБЖ Рем Иванович Волков (Дети! Обратите внимание - это говорящая фамилия!) обучает Гарика приемам самбо, а так же вместе с ребятами участвует в поимке сбежавшего из Абакана диссидента Сергея Чернышёва (подпольная кличка Черныш).
Гарик Гончаров и Кубок ДОСААФ:
В четвертой книге Гарик состязается с Сидором Копалкиным из 10 "В" класса за кубок ДОСААФ, а Геруня влюбляется в приехавшего по обмену школьника из ГДР Виктора Крумма.
Гарик Гончаров и его Команда:
В пятой книге из РОНО присылают новую учительницу ОБЖ, а Гарик организовывает нелегальный кружок самообороны. В результате финальной схватки с приспешниками Смертолета в подвалах Лубянки Чернышев погибает, а Луку Мерзавцева сажают в Абаканский СИЗО.
Гарик Гончаров и тов. Полукнязев:
В шестой книге учителем ОБЖ назначают химика Шнейпера (по маме Князев), что явно отрицательно на нем сказывается. Гарик влюбляется в Женечку и отправляется искать таинственные принадлежащие Смертолету ужоснахи. Мы также многое узнаем про несчастную мать Фомы - дочь славянофила Худякова, и про его хулиганское поведение в Доме Ребенка.
Рецензия восторженного критика.
Итак, господа, свершилось. Наконец-то после, не побоюсь этого слова, пересказов далеких от народа интернетчиков и только называющих себя издательствами контор, вышел в свет единственно верный и как нельзя лучше передающий и главное - объясняющий! - смысл подлинника перевод эпопеи Жанны К. Ролинг, пардон, Роликовой, о Гарике Гончарове (ранее известном как Гарри Поттер). Признаться, до этого момента я так и не удосужился прочесть ни одной ее книги - уж очень угнетало количество непонятных имен и названий - и это на русском языке! - зато, открыв ее сейчас, залился слезами радостного узнавания - да! Эта книга как будто возвращает в детство. Наше с вами родное и знакомое детство.
И особенно знакомыми кажутся характеры и типажи.
Взять хотя бы самое начало первой книги:
"Веверлей Макарович Дурсликов и жена его, Петрония Борисовна, с законной гордостью считали себя совершенно нормальными людьми - и на том спасибо."
- Эта книга про нормальных людей, про нас с вами - и она нравится нашим детям, вы понимаете, какое это эпохальное событие?! Не про каких-то там черепашек-мутантов с непонятными простому, нормальному человеку именами, а про наших с вами соседей - вот, Дурсликовых или к примеру Куницыных. Ах, Марьиванна Куницына, Маша! Как лихо дубасит она скалкой своего мужа - типичного интеллигента Артура Михалыча - ну прямо как моя супруга, честное слово! А как заботится о детях - Персике, Феде, Жоре, Роньке, Женечке... И как гордится старшими сыновьями - инкассатором Зеленоготтского отделения Сбербанка и знаменитым укротителем Цирка Карло Куниццини! Нет, недаром носит она на груди орден матери-героини! И недаром рано осиротевший Гарик Гончаров называет ее про себя "моя вторая мама"...
О Гарике - главном герое эпопеи - надо сказать отдельно. Должен признаться, что после знакомства с ним я совсем другими глазами начал смотреть на мальчишек-подростков. Раньше они были просто безголовым хулиганьем, но Гарик показал мне: не просто! Не просто жить на свете безголовому хулигану, ведь ему приходится каждый день проходить одно из самых страшных и травматизирующих испытаний всей нашей с вами жизни - Среднюю Общеобразовательную Школу. И если бы только среднюю общеобразовательную! А еще и спец. английскую! Сколько сил, упорства и мужества требуется подростку, чтобы не завалить контрольную! Чтобы сдать четвертные экзамены без троек! И хорошо, что рядом с Гариком в эти сложные времена всегда будут верные друзья и мудрые учителя. Но, к сожалению, не только с ними приходится сталкиваться бедному мальчику в школе. Да, одно удовольствие разучивать песенки с Филиппом Малютовичем Пёрышкиным, дремать на тем не менее очень полезных уроках Закона божьего Светланы Кондратьевны Цыганок или причесывать ослика Тупорыла в зооуголке Рубена Тиграновича Харитоненко, но каково после них терпеть садистские наклонности учителя химии Шнейпера, тиранию завхоза Могарыча Неколдадзе или бездарные потуги на ОБЖ интригана Белочкина, который вступил в сговор с государственным преступником и вором в законе Смертолётом и коварно саботирует игру Гарика на решающем баскетбольном матче! Хорошо, что в трудную минуту Гарика всегда поддержат товарищи-баскетболисты: Олег Деревянко, Катя Колокольчикова, Ангелина Иванович...
И разумеется, мальчишки не были бы мальчишками, если бы не дрались друг с другом. Ашки и бэшки - стенка на стенку, как нам это знакомо. А ведь Гарик сам чуть было не попал в тот самый класс "А", в котором теперь верховодит его злейший враг Драган Мерзавцев со своей неразлучной свитой - Веней Раковым, Гришкой Голиковым и Паней Трясучкиной! Так, ненавязчиво, писательница демонстрирует нам, что совсем не пропасть, а только небольшой шаг отделяет бэшек от ашек, добро от зла, мальчишек от девчонок, кошек от собак, апельсины от яблок, слеш...слепых от зрячих, красных от коричневых, запад от востока и все такое прочее.
Делать или не делать этот шаг - вот в чем вопрос. Возьмем, например, историю Пети Крысюка, лучшего друга отца Гарика. Вместе они ходили в школу, вместе играли в баскетбол, вместе удирали по ночам, вместе травили Севу Шнейпера из "А" класса... И даже такая крепкая спайка не помешала Крысюку переметнуться в стан Смертолета. Почему? Я, честно говоря, так и не понял.
Или тот же Шнейпер. И в его случае книги пока не дают нам окончательного ответа. Да, его ненавидит чуткий Гарик; да, он тоже примкнул к соратникам Смертелета - Подъедалам, - как это сделали Крысюк, Лука и Настурция Мерзавцевы, Белла и Родион Безродные и многие-многие другие приличные люди; и да, он даже поднял руку, да что там, попросту уложил наповал своего непосредственного начальника и чистейшей души человека Альберта Дмитриевича Шмелева, но все же... А почему, собственно, "но все же"? Ну что ж, про "но все же" мы, возможно, узнаем из следующей книги. Сложны судьбы и характеры главных героев, но не только они, а даже самые мелкие и незначительные персонажи приводят читателя эпопеи в бурный восторг. Чего только стоит старый опер Алик Мудило, пардон, Мудрило, по прозвищу "Вырви Глаз" и его очаровательная помощница Дора Тонких. А новый учитель научного атеизма (вместо Закона божьего) Фиренций Коновалов! А насильно разлученные по разным классам близнецы Оксана и Олена Опатылко! А веселый телеведущий Лео Сумчатый! А отец и сын Артемии Горбунковы-Морозовы! А едкий критик и отважный журналист Маргарита Правдорубова - постоянный автор МК и АиФ! Кстати, дочь главного редактора АиФ, Лужа Добролюбова, хоть и учится в "Г" классе, но тоже дружит с Гариком и его товарищами, показывая своим примером возможность межклассовых отношений. Кто как ни она помогает Гарику словить маршрутки-невидимки в пятой книге! Да, до Лужи далеко даже некоторым одноклассникам Гарика, вроде, например, братьев Криворучкиных, Коли и Дениса (отметим очередную так о многом говорящую фамилию).
Но, уважаемые читатели, наверное, не стоит мне и дальше портить вам удовольствие от прочтения таким кратким пересказом! Лучше загляните в эти книги сами - как заглядывал Гарик в вершину высоких технологий - Крышеснос директора Шмелева. Погуляйте по рекреациям школы, покидайтесь водяными бомбами с легендарным школьным барабашкой, полюбуйтесь на призраков коммунизма в учительской и школьной библиотеке (но берегитесь Ирины Андреевны Пипкиной!), попейте кофе с молоком в буфете, где вас обслужит герой труда в отставке В.В. Доббин... Покатайтесь с Гариком на Тупорыле, повздыхайте вместе с ним о недоступной Гюльчатай Илюмчанговой из 6-ого "Г", потанцуйте на школьном балу с прибалтийской красавицей Флорой Делакурвайте, погрустите на допросе у абаканских ментов, полечитесь у школьной медсестры Поли Касторкиной или даже в знаменитом институте Мунгософского - и вы не пожалеете! Это гарантирует вам
искренне ваш,
Ройдегильд Исилдурович Локохартийцев
ин-тут Мунгософского
21.09.2005 г.
(с) Долли Обломская
Андрей Москотельников, фев 05, 2008
НОВЫЕ УЗЕЛКИ ДЛЯ ИСТОРИИ ПРО ХВОСТ,
или О переводе сказок Кэрролла - 2
«О переводе сказок Кэрролла» - так называется статья, написанная Ниной Демуровой в качестве приложения к Академическому изданию сказок об Алисе, прозаический текст которых был переведён самой Ниной Михайловной, а стихи давались в переводах С. Я. Маршака, Д. Г. Орловской и О. А. Седаковой (издательство «Наука», Москва, 1978). Статья много раз переиздавалась вместе с переизданиями Академической «Алисы» под маркой других издательств, а также отдельно от сказок, в составе сборников статей по переводоведенью и викторианской литературной сказке. Статья действительно чрезвычайно интересна для всех любителей кэрроловских книг и поучительна для переводчиков англоязычной, да и любой иной, литературы. Ведь «к обычным трудностям, связанным с переводом иноязычного автора, отдалённого от нас временем, иными нравами, литературными установками и условностями, - пишет Демурова в начале статьи, - в случае в Кэрроллом прибавляется ещё одна. Дело в том, что „могущественнейшим персонажем“ (здесь и далее переводчица цитирует слова Уильяма Хью Одена - А. М.) сказки Кэрролла является „не какое-либо лицо, а английский язык“». Соответственно, далее переводчица рассказывает, какие лингвистическим, а порой и зрительно-смысловым изменениям были по необходимости подвергнуты ею (равно как и её соратниками по созданию данного перевода) при переводе на русский язык, во-первых, имена персонажей, во-вторых, игра слов, и в-третьих, содержащиеся в тексте стихотворения.
Сюжет статьи, лежащей перед читателем в настоящую минуту, родился в тот момент, когда её будущий автор спросил себя: а как же может обстоять дело с переводом кэрроловских сочинений на какой-нибудь другой язык, ещё сильнее отличающийся от английского языка, чем русский? Ведь зачастую задача переводчика с английского языка на русский бывает облегчена тем обстоятельством, что английский и русский языки относятся к одной и той же индоевропейской языковой семье - общие корни многих слов, общий строй многих оборотов речи позволяют даже игру слов иногда успешно переводить «в лоб». Взять, хотя бы «Охоту на Снарка». Имена всех членов команды охотников, как известно, начинаются на букву «Б», начиная от капитана, Bellman’а, и заканчивая Beaver’ом. Вряд ли этот факт имеет какое-либо существенное значение для понимания поэмы (во всяком случае, такое значение ещё не выявлено исследователями), поэтому принципа «начального „Б“», вероятно, можно и не придерживаться при переводе; однако же русский язык позволяет провести его практически неукоснительно - в том числе и благодаря тому, что английское «beaver» и русское «бобр» имеют один и тот же индоевропейский корень.
«Следует помнить, что многие эпизоды и персонажи в „Алисе“ порождены каламбурами и другими лингвистическими шутками, - говорит Мартин Гарднер в предисловии к «Аннотированной Алисе»; - они были бы совсем иными, пиши Кэрролл, к примеру, по-французски». В самом деле, каковы были бы они, пиши Кэрролл, к примеру, по-японски?
Ну что ж, попытаемся это показать. Во-первых, японский язык близко знаком автору этих строк, во-вторых, японский язык - это язык не индоевропейский, по складу и ладу он далёк как от английского, так и от русского, и в-третьих, что немаловажно, автор статьи уверен в своих способностях внятно рассказать читателю обо всех открытиях, сделанных им в японских текстах, - сама иероглифическая письменность ему в том поможет.
Итак, можно ли переводить Льюиса Кэрролла на язык, столь далёкий от языка оригинала, без потерь? Нет, потери, разумеется, будут. Ведь японская поэзия, японский стих и структура японского стихотворения совершенно несхожи со структурой стиха и стихотворения западного типа. Японский язык изначально не знает рифм, а ритм японского стихотворения настолько своеобразен, что для западного уха все эти хоку и танка воспринимаются разве что «стихотворением в прозе». И чтобы японское стихотворение зазвучало в переводе на русский язык «настоящим стихотворением», переводчику, как, например, в своё время увлёкшемуся Японией Константину Бальмонту, приходится задавать своему переводу более привычный ритм - силлабо-тонику.
Я верхом проезжаю.
Конь мой щиплет траву.
Я любуюсь Луной.
Здесь ритм привнесён, количество слогов нарушено. Потеря ли это? Скорее всего, нет. Ведь читатель не пострадал. Он прочёл стихотворение, данное ему в облике стихотворения же.
Поэтому, если стихотворение западного автора переводится на японский язык без рифм и неэквилинейно, это даже и не потери, японский читатель не пострадает. Другое дело игра слов и другие особенности текста, особенно такого, как кэрролловский - без них переложения оригинала не произойдёт. Итак, способствует ли японский язык решению именно этой задачи? Автор спешит сообщить читателю: результат предпринятого исследования оказался совершенно фантастическим!
II
Наше исследование мы можем начать хотя бы с «Алисы», ведомые поначалу рассказом Нины Демуровой о преодолении языковых препятствий, встающих перед русскоязычным переводчиком. Фактами, приведёнными переводчицей, мы будем пользоваться для сравнения методов решения, разнящихся (или совпадающих?) в обоих языках.
Рассказ о переводе игры слов Нина Демурова начинает с главы II «Зазеркалья», где Алиса спрашивает у розы, не страшно ли ей и другим цветам одним в саду. Дальше в английском тексте следует такое вот объяснение Розы. «Там в середине есть дерево. Оно-то на что?» - «Но что же оно может поделать, когда возникнет опасность?» (Это спрашивает Алиса). «Оно может залаять (It says ‘Bough-wough’)». - «Потому-то его ветви и называются ветвями (boughs)», - крикнула Маргаритка.
Нина Демурова справедливо замечает, что игра тут строится на омонимии слов bough ‘ветка’ и звукоподражания bough-wough, что по-русски передаётся как ‘гав-гав’; иными словами, «ветка» и «лай» по-русски не связываются воедино. Пришлось переводчикам перебирать различные породы деревьев. «Многие из них можно было как-то обыграть. Вяз, например, мог бы «вязать» обидчиков, граб мог бы их «грабить»… В конце-концов остановились на дубе - он мог бы повести себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья». Итак, переводчица приняла такой вариант: «А дуб на что?» - ответила Роза на вопрос Алисы. И далее: «Он хоть кого может отдубасить…» - «Потому-то он и называется дуб», - вскричала Маргаритка.
Интересно привести для сравнения ещё два русских перевода этого места. Переводчик Леонид Яхнин принял здесь именно граба (который может «сграбастать»). «Видишь, какие у него ветки? Как грабли», - подхватывает и Маргаритка объяснение Розы. Но на мой взгляд, наиболее удачно - так сказать, ближе всего к смыслу и структуре оригинала - перевёл это место Ал. Ал. Щербаков.
«- А вам иногда не бывает страшно расти одним? Вас же никто не охраняет.
- А тополь в середине! - сказала Роза. - Он-то на что?
- Что же он может сделать, если кто-нибудь станет подкрадываться?
- Он топнет, - ответила Роза.
- И ещё как! - воскликнула Маргаритка. - Недаром он называется „топаль“».
Вот это «„топаль“ от слова „топнуть“», на мой взгляд, совершенно в духе русского языкового сознания, к тому же не столь упрощённо, как «„дуб“ от слова „дубасить“» или «„граб“ от слова „грабить“ или „сграбастать“». Но обратимся к японскому языку. Что-то он нам способен предложить?
Ответ оказался совершенно неожиданным! Предлагаю читателю судить самому. В переводе Хироо Ямагаты Роза говорит: «Там в середине есть дерево (ki 木). Оно-то на что?» И далее: «Всем, кто к нам подкрадывается, оно сразу говорит: „Берегись!“» - «Потому-то, - крикнула Маргаритка, - оно и называется деревом». Игра слов заключается вот в чём. «Берегись!» по-японски будет «ki-o tsukero:», то есть в этом выражении словно бы присутствует слово «дерево» (ki). Однако на самом деле в это выражение входит другое ki, которое выражается иероглифом 気 (чувства, настроения). Чтобы читатель точно понял, насколько удачен - так сказать, адекватен, - этот перевод, к данному примеру можно добавить следующее пояснение.
«Переводчики стремились, - пишет Нина Демурова, продолжая введение к своему рассказу, - не нарушая национального своеобразия подлинника, передать особую образность сказок Кэрролла, своеобразие его эксцентрических нонсенсов. Мы понимали, что, строго говоря, эта задача невыполнима: невозможно точно передать на другом языке понятия и реалии, в этом другом языке не существующие. И всё же хотелось как можно ближе приблизиться к оригиналу, пойти путём параллельным, передать если не органическую слитность буквы и духа, то хотя бы дух подлинника. „Длиной контекста“ в нашем случае должна была стать величина изменчивая и в ряде случаев весьма большая». Говоря о длине контекста, Демурова привлекает особый термин, введённый Михаилом Гаспаровым в статье «Брюсов и буквализм. (По неизданным материалам к переводу «Энеиды»). - «Мастерство перевода - 1971», с. 101 и далее: «В художественном переводе… можно говорить о „длине контекста“. Это такой объём текста оригинала, которому можно указать притязающий на художественную эквивалентность объём текста в переводе. Здесь тоже «длина контекста» может быть очень различной: словом, синтагмой, фразой, строфой, абзацем и даже целым произведением. Чем меньше «длина контекста», тем буквалистичне (не будем говорить „буквальнее“ - в теории перевода этот термин уточняется несколько иначе) перевод».
Так вот, как в случае вышеприведённых русских переводов, так и в случае японского перевода Хироо Ямагаты, длины контекстов перевода и оригинала полностью совпадают. Или, иначе говоря, превышение длины контекста переводческого эквивалента над оригиналом во всех случаях равно нулю. Более того. В переводе Хироо Ямагаты даже поступок дерева-защитника совпадает с поступком такового у Кэрролла: у второго дерево говорит («Гав-гав»), и у первого говорит («Берегись!»). В русских переводов этого нет.
Есть и другие переводы сказок об Алисе на японский; в саду, где говорят цветы, деревья, как и следовало ожидать, тоже говорят - в этих переводах. В переводе Окаты дерево говорит «Брысь! Убирайся!» («Shi, shi!»), поэтому его ветви и называются shi 枝 (разумеется, по-японски). В переводе Сумико Ягавы дерево попросту пронзительно вопит, отчего с ним попросту не хотят связываться, как с деревом неприятным (ya:na-ki 嫌な木); в то же время слово yanagi 柳 означает иву. Здесь у нас впервые появляется конкретное наименование дерева, как в русских переводах.
Но двинемся дальше по статье Нины Демуровой. Теперь мы попадаем в главу III первой сказки об Алисе, в ту самую главу, где Мышь рассказывает свою знаменитую историю про хвост. «Это очень длинная и грустная история», - начинает Мышь со вздохом - как в переводе Демуровой, так и в оригинале. Однако в оригинале тут как раз ирга слов: слово tale (история, рассказ) и слово tail (хвост) произносятся одинаково. Как объединить эти два понятия? Нина Демурова поступает так. В её переводе Мышь, произнеся слова «Длинная и грустная история», взвизгивает, словно под влиянием какого-то чувства: «Прохвост!» - «Про хвост? - повторила Алиса с недоумением и взглянула на её хвост. - Грустная история про хвост?» Далее следует сама история, не имеющая, как помнит читатель, никакого отношения к хвосту, однако напоминающая всё же хвост - визуально.
В переводе Леонида Яхнина не получилось никакой игры слов. «Эта история длинная и простая. Как хвост», - сказала мышь. «История - как хвост?» - удивилась про себя яхнинская Алиса. В переводе Щербакова игра слов очень остроумна, но, так сказать, смещена, и превращение рассказа Мыши в «историю про хвост» не получает мотивации в духе Кэрролла. «„Я исполню вам печальную канцонетту, - вздохнув, сказала Мышь. - Канцонетту, потому что она короткая“. - „Почему же? Если конца нету, значит, она должна быть очень длинной“, - недоумённо возразила Алиса».
Обратимся теперь к тексту Хироо Ямагаты. Мышь начинает в точности так же, как и у Кэрролла (или Демуровой): «„Это очень длинная и грустная история“, - начала Мышь со вздохом, обращаясь к Алисе». «История» по-японски будет o-hanashi お話, где o- - это префикс вежливости, а hanashi - это собственно «история». Однако точно также звучит и выражение o-hanashi 尾話 (尾 - значит ‘хвост’, поэтому здесь o-hanashi - ‘история про хвост’; соответственно ながーい尾話 означает не длинную (и грустную) историю, а историю про длинный (и печальный) хвост). Алисе ничего не остаётся, как заметить про себя: «Правда, что это будет рассказ про длинный хвост, но вот в каком месте он (хвост? - А. М.) печален?». Нам тоже ничего не остаётся, как признать, что и в этом случае (но уже в отличие от русских переводчиков) разница длин контекстов в японском переводе и кэрроловском оригинале равна нулю.
Силён, силён японский язык! Правда, мой собеседник по одному японоязычному интернетовскому чату, переводчик, скрывший своё имя за псевдонимом Уайлдер (Wilder, о нём самом подробнее дальше), постарался заверить меня, что пара お話 - 尾話 представляет собой всего лишь счастливую случайность. Что ж, посмотрим сами, не ждут ли нас такие случайности и дальше.
А дальше в статье Демуровой идёт рассказ про диалог на Безумном чаепитии, в главе VII «Страны чудес». Точнее, про сказку, которую рассказывает за столом Соня. «Жили-были три сестрички, - быстро начала Соня. - Звали их Элси, Лэси и Тили, а жили они на дне колодца…» Так у Кэрролла, так у Демуровой, и так у Хироо Ямагаты. Правда, здесь у Ямагаты всё же есть незаметное добавление inaka-ni, то есть «в сельской местности». Зачем это добаление понадобилось, мы вскоре увидим - для японского перевода этого места в нём всё дело.
Демурова снова обильно приводит примеры собственных переводческих решений. Автор этих строк считает своим долгом объявить, что решения Демуровой для перевода этого места абсолютно естественны и одновременно оригинальны, то есть полностью соответствуют, так сказать, «оригинальности» оригинала.
«- И надо вам сказать, что эти три сестрички жили припиваючи…
- Припеваючи? - переспросила Алиса. - А что они пели?
- Не пели, а пили, - ответила Соня. - Кисель, конечно.
<…>
- Я не понимаю, осторожно спросила Алиса, - Как же они там жили?
- Чего там понимать, - сказал Болванщик. - Живут же рыбы в воде. А эти сестрички жили в киселе! Поняла, глупышка?
- Но почему?
- Потому что они были кисельные барышни».
Разумеется, в подлиннике не кисель, а патока, но какой великолепный ряд: жить припиваючи - пить кисель - кисельные барышни! Собственно, после такого перевода, если процитировать одного кэрролловского персонажа, стряпать другие переводы «Алисы» - просто грех! Русский Кэрролл - русская «Алиса» - должна остаться именно такой. И вот Леонид Яхнин покушается на новый перевод (копирайт 1999 года). Вместо «слышания слова» (выражение Нины Демурововй) у него выходит натужная тягомотина (в конце концов, количество удачных переводов всё же ограничено, ведь ограничено количество естественных игровых замен).
«- А что же они там ели? - перебила Алиса, которая про еду никогда не забывала.
Соня помолчала минуту или даже две и протянула:
- Они ели желе.
- Только желе? - воскликнула Алиса. - Так и заболеть можно!
- Они и болели. Всё тяЖЕЛЕе и тыЖЕЛЕе. И все их очень ЖЕЛЕли, - вздохнула Соня.
<…>
- Простите, вы мне не ответили, почему они жили на дне?
- Не нравится на дне, пускай будет на утре, - хмыкнула Соня.
- На утре колодца? - переспросила Алиса. - Это чепуха».
И это ещё не вся чепуха яхнинского перевода.
«Заяц и Котелок зашикали на неё, а Соня надулась и сказала:
- Не умеешь слушать, так сама рассказывай.
- Нет, нет, пожалуйста, продолжайте. Я, честное слово, больше не перебью. Пусть хоть на утре, хоть на вечере колодца живут.
- На вечере? - сказала Соня. - Хорошо, будь по-твоему. - Она вздохнула и продолжала: - Итак, на вечере колодца была ужасная тьма…
<…>
- Вы сказали «была тьма…», - осторожно напомнила Алиса.
- Там была тьма-тьмущая риса. Неужели так трудно сообразить? - проворчал Котелок. - И три сестрички без конца рис совали.
- Что они рисовали? - не расслышала Алиса.
- Рис! - недовольно ответила Соня. - Рис совали за щеку».
Этой галиматье соответствует пара Кэрроловских омонимов «выгребать, черпать» (draw) и «рисовать» (draw) и ещё одна омонимичная пара: «колодец» (well) и выражение «жить в достатке» или же «основательно [засесть]» (to be well [in]). С обеими парами Кэрролл играет совершенно без натуги. Диалог Сони с Алисой развивается так. «„И вы знаете, эти три сестрички учились рисовать (draw)“. - „Что же они рисовали (draw - или Алиса всё-таки спрашивает, что они черпали?)?“ - „Патоку“. - „Но мне не совсем понятно. Откуда они черпали патоку (тут точно «черпали»: draw from)?“ - „Ты же можешь черпать воду из колодца с водой; точно так же, глупая, ты сможешь черпать патоку из колодца с патокой“. - „Но они же сидели в колодце (in the well)“. - „Да, и притом основательно (well in)“».
Но вернёмся к переводу Ямагаты. Оказывается, нас ждёт ещё один счастливый случай! В японском языке глагол «рисовать» и глагол «сгребать» тоже являются омонимами - kaku! Они на самом деле произносятся совершенно одинаково, что для «омонимов» в японском языке верно, вообще говоря, не всегда. Дело в том, что ударение в японском музыкальное, а не силовое, и множество слов, транскрибируемых в словарях как kaku, могут розниться тонами каждого из двух слогов. Здесь же в обоих случаях тон понижается от первого слога ко второму.
Разумеется, оба эти слова, «рисовать» и «сгребать», записываются разными иероглифами. Но их не обязательно писать иероглифами. У Ямагаты они записаны слоговой азбукой «хирагана», что и позволяет осуществить смысловую игру.
Итак, Алиса пытается выяснить, откуда же выгребали три деревенские сестрички (inaka shimai いなか姉妹) патоку. Соня объясняет: из колодца. Но ведь они же сами жили в колодце! Да, отвечает Соня, потому-то они и были inaka shimai (井中姉妹) - сестрички из колодца. Как видим, соответствие оригиналу почти полное: разница длин контекста составляет всего одно слово いなか.
-----------------------------------------------------
Посвящается всем переводчикам, имеющим склонность к Злеям, Снеггам и прочим Сумкиным.
Издательство Мэнрос представляет:
Новый Улучшенный и Дополненный Перевод Знаменитых Книг Жанны Катерины Ролинг.
Издание полностью руссифицированно - все имена, названия и реалии будут наконец-то понятны любому выросшему на В. Крапивине и А. Алексине российскому читателю. (оригинал тут)
Переводчики:
Daria
а так же:
Леночек, Марга, Jenni, Alhena, Чакра, limosium, Анимаг, Ailine, Шена, thiamat, Neal, mulrog, Esme, todesser, не бейте, кого забыла.
Дисклеймер: "ужоснах" в этом контексте принадлежит Нее, названия книг придуманы limosium и Eide.
Предыстория:
Меня тут недавно просили прояснить этимологию фамилии "Снейп", так как уж очень хотелось новоиспеченным переводчикам как-то его руссифицировать, Снегга, видать, мало показалось. А тут еще примешались обсужения насчет того, что ашки - это слизеринцы, а бэшки - гриффиндорцы... И в итоге я попробовала вообразить себе Самый Последовательный Перевод ГП - некоторые штуки уже встречались в пародиях и пр., но у нас все на полном серьезе. Переводчик переводит...
*****
Анонс:
Гарик Гончаров и Гранит Науки:
В первой книге знаменитой серии мы знакомимся с учеником 5 "Б" класса английской спецшколы Гариком Гончаровым и его друзьями - Ронькой Куницыным и Невиком Задонским. Гаррик посещает баскетбольную секцию, расследует зловещие махинации нового учителя ОБЖ Белочкина и воюет со своими злейшими врагами из 5 класса "А" во главе с Драганом Мерзавцевым - сыном высокопоставленного чиновника и по совместительству главы РОНО Луки Мерзавцева. Драган ненавидит Гарика и его друзей, особенно отличницу Геруню - только за то, что ее фамилия Аккерман. Но есть у Гарика и еще более опасный враг - рецидивист-маньяк по кличке Пан Смертолёт, из- за которого погибли когда-то мама и папа Гарика - Лиля Эванзон и Яков Гончаров... Сможет ли Гаррик противостоять ему в одиночку? Нет! Ему обязательно помогут верные друзья и старшие товарищи - учителя английской спецшколы: его классная руководительница, учитель физики Матильда Васильевна Голоногова, учительница биологии Тина Валерьяновна Зелёная, директор школы Альберт Дмитриевич Шмелев и даже зловредный и мерзкий учитель химии - классный руководитель 5-ого "А" Всеволод Тобиасович Шнейпер.
Гарик Гончаров и Тайный Зоокружок:
Во второй книге Гарику приходится выручать маленькую Женечку Куницыну, которой коварный и двуличный Лука Мерзавцев подсунул памфлет антинародного содержания. Мы также узнаем, что Смертолёта на самом деле зовут Фома Фомич Загадкер.
Гарик Гончаров и подследственный Абаканского СИЗО:
В третьей книге новый учитель ОБЖ Рем Иванович Волков (Дети! Обратите внимание - это говорящая фамилия!) обучает Гарика приемам самбо, а так же вместе с ребятами участвует в поимке сбежавшего из Абакана диссидента Сергея Чернышёва (подпольная кличка Черныш).
Гарик Гончаров и Кубок ДОСААФ:
В четвертой книге Гарик состязается с Сидором Копалкиным из 10 "В" класса за кубок ДОСААФ, а Геруня влюбляется в приехавшего по обмену школьника из ГДР Виктора Крумма.
Гарик Гончаров и его Команда:
В пятой книге из РОНО присылают новую учительницу ОБЖ, а Гарик организовывает нелегальный кружок самообороны. В результате финальной схватки с приспешниками Смертолета в подвалах Лубянки Чернышев погибает, а Луку Мерзавцева сажают в Абаканский СИЗО.
Гарик Гончаров и тов. Полукнязев:
В шестой книге учителем ОБЖ назначают химика Шнейпера (по маме Князев), что явно отрицательно на нем сказывается. Гарик влюбляется в Женечку и отправляется искать таинственные принадлежащие Смертолету ужоснахи. Мы также многое узнаем про несчастную мать Фомы - дочь славянофила Худякова, и про его хулиганское поведение в Доме Ребенка.
Рецензия восторженного критика.
Итак, господа, свершилось. Наконец-то после, не побоюсь этого слова, пересказов далеких от народа интернетчиков и только называющих себя издательствами контор, вышел в свет единственно верный и как нельзя лучше передающий и главное - объясняющий! - смысл подлинника перевод эпопеи Жанны К. Ролинг, пардон, Роликовой, о Гарике Гончарове (ранее известном как Гарри Поттер). Признаться, до этого момента я так и не удосужился прочесть ни одной ее книги - уж очень угнетало количество непонятных имен и названий - и это на русском языке! - зато, открыв ее сейчас, залился слезами радостного узнавания - да! Эта книга как будто возвращает в детство. Наше с вами родное и знакомое детство.
И особенно знакомыми кажутся характеры и типажи.
Взять хотя бы самое начало первой книги:
"Веверлей Макарович Дурсликов и жена его, Петрония Борисовна, с законной гордостью считали себя совершенно нормальными людьми - и на том спасибо."
- Эта книга про нормальных людей, про нас с вами - и она нравится нашим детям, вы понимаете, какое это эпохальное событие?! Не про каких-то там черепашек-мутантов с непонятными простому, нормальному человеку именами, а про наших с вами соседей - вот, Дурсликовых или к примеру Куницыных. Ах, Марьиванна Куницына, Маша! Как лихо дубасит она скалкой своего мужа - типичного интеллигента Артура Михалыча - ну прямо как моя супруга, честное слово! А как заботится о детях - Персике, Феде, Жоре, Роньке, Женечке... И как гордится старшими сыновьями - инкассатором Зеленоготтского отделения Сбербанка и знаменитым укротителем Цирка Карло Куниццини! Нет, недаром носит она на груди орден матери-героини! И недаром рано осиротевший Гарик Гончаров называет ее про себя "моя вторая мама"...
О Гарике - главном герое эпопеи - надо сказать отдельно. Должен признаться, что после знакомства с ним я совсем другими глазами начал смотреть на мальчишек-подростков. Раньше они были просто безголовым хулиганьем, но Гарик показал мне: не просто! Не просто жить на свете безголовому хулигану, ведь ему приходится каждый день проходить одно из самых страшных и травматизирующих испытаний всей нашей с вами жизни - Среднюю Общеобразовательную Школу. И если бы только среднюю общеобразовательную! А еще и спец. английскую! Сколько сил, упорства и мужества требуется подростку, чтобы не завалить контрольную! Чтобы сдать четвертные экзамены без троек! И хорошо, что рядом с Гариком в эти сложные времена всегда будут верные друзья и мудрые учителя. Но, к сожалению, не только с ними приходится сталкиваться бедному мальчику в школе. Да, одно удовольствие разучивать песенки с Филиппом Малютовичем Пёрышкиным, дремать на тем не менее очень полезных уроках Закона божьего Светланы Кондратьевны Цыганок или причесывать ослика Тупорыла в зооуголке Рубена Тиграновича Харитоненко, но каково после них терпеть садистские наклонности учителя химии Шнейпера, тиранию завхоза Могарыча Неколдадзе или бездарные потуги на ОБЖ интригана Белочкина, который вступил в сговор с государственным преступником и вором в законе Смертолётом и коварно саботирует игру Гарика на решающем баскетбольном матче! Хорошо, что в трудную минуту Гарика всегда поддержат товарищи-баскетболисты: Олег Деревянко, Катя Колокольчикова, Ангелина Иванович...
И разумеется, мальчишки не были бы мальчишками, если бы не дрались друг с другом. Ашки и бэшки - стенка на стенку, как нам это знакомо. А ведь Гарик сам чуть было не попал в тот самый класс "А", в котором теперь верховодит его злейший враг Драган Мерзавцев со своей неразлучной свитой - Веней Раковым, Гришкой Голиковым и Паней Трясучкиной! Так, ненавязчиво, писательница демонстрирует нам, что совсем не пропасть, а только небольшой шаг отделяет бэшек от ашек, добро от зла, мальчишек от девчонок, кошек от собак, апельсины от яблок, слеш...слепых от зрячих, красных от коричневых, запад от востока и все такое прочее.
Делать или не делать этот шаг - вот в чем вопрос. Возьмем, например, историю Пети Крысюка, лучшего друга отца Гарика. Вместе они ходили в школу, вместе играли в баскетбол, вместе удирали по ночам, вместе травили Севу Шнейпера из "А" класса... И даже такая крепкая спайка не помешала Крысюку переметнуться в стан Смертолета. Почему? Я, честно говоря, так и не понял.
Или тот же Шнейпер. И в его случае книги пока не дают нам окончательного ответа. Да, его ненавидит чуткий Гарик; да, он тоже примкнул к соратникам Смертелета - Подъедалам, - как это сделали Крысюк, Лука и Настурция Мерзавцевы, Белла и Родион Безродные и многие-многие другие приличные люди; и да, он даже поднял руку, да что там, попросту уложил наповал своего непосредственного начальника и чистейшей души человека Альберта Дмитриевича Шмелева, но все же... А почему, собственно, "но все же"? Ну что ж, про "но все же" мы, возможно, узнаем из следующей книги. Сложны судьбы и характеры главных героев, но не только они, а даже самые мелкие и незначительные персонажи приводят читателя эпопеи в бурный восторг. Чего только стоит старый опер Алик Мудило, пардон, Мудрило, по прозвищу "Вырви Глаз" и его очаровательная помощница Дора Тонких. А новый учитель научного атеизма (вместо Закона божьего) Фиренций Коновалов! А насильно разлученные по разным классам близнецы Оксана и Олена Опатылко! А веселый телеведущий Лео Сумчатый! А отец и сын Артемии Горбунковы-Морозовы! А едкий критик и отважный журналист Маргарита Правдорубова - постоянный автор МК и АиФ! Кстати, дочь главного редактора АиФ, Лужа Добролюбова, хоть и учится в "Г" классе, но тоже дружит с Гариком и его товарищами, показывая своим примером возможность межклассовых отношений. Кто как ни она помогает Гарику словить маршрутки-невидимки в пятой книге! Да, до Лужи далеко даже некоторым одноклассникам Гарика, вроде, например, братьев Криворучкиных, Коли и Дениса (отметим очередную так о многом говорящую фамилию).
Но, уважаемые читатели, наверное, не стоит мне и дальше портить вам удовольствие от прочтения таким кратким пересказом! Лучше загляните в эти книги сами - как заглядывал Гарик в вершину высоких технологий - Крышеснос директора Шмелева. Погуляйте по рекреациям школы, покидайтесь водяными бомбами с легендарным школьным барабашкой, полюбуйтесь на призраков коммунизма в учительской и школьной библиотеке (но берегитесь Ирины Андреевны Пипкиной!), попейте кофе с молоком в буфете, где вас обслужит герой труда в отставке В.В. Доббин... Покатайтесь с Гариком на Тупорыле, повздыхайте вместе с ним о недоступной Гюльчатай Илюмчанговой из 6-ого "Г", потанцуйте на школьном балу с прибалтийской красавицей Флорой Делакурвайте, погрустите на допросе у абаканских ментов, полечитесь у школьной медсестры Поли Касторкиной или даже в знаменитом институте Мунгософского - и вы не пожалеете! Это гарантирует вам
искренне ваш,
Ройдегильд Исилдурович Локохартийцев
ин-тут Мунгософского
21.09.2005 г.
(с) Долли Обломская