EuroTrip, Part 1
Поскольку с наступлением лета, примерно в апреле, наши широты довольно быстро становятся непригодными для жизни, мы недавно отъехали на несколько недель на север, в Европу, где холод, снег и белые медведи. Повидали много, всего и не упомнишь, поэтому тезисно.
В Брюсселе, как положено, ужрались пивом и купили несколько кило шоколада, который потом возили за собой и постепенно ели. Совершили паломничество к первому магазину Нойхауса и в очередной раз убедились, что вкуснее его шоколада нет. Хотя на этот раз его соседи выступили тоже очень достойно.
Самый лучший музей в Брюсселе - музей музыкальных инструментов. Там дают аудиогид, который сначала молчит, как Штирлиц в гестапо, а потом, как подойдешь к какому инструменту, начинает им играть. В первый раз, услышав звуки зурны из области своего брюха, я воскликнул «шайтан, шайтан!» Потом привык.
Помимо скульптуры с писающим мальчиком, видели скульптуру с писающей девочкой. Кто считает, что такой скульптуры нет и что это бельгийские эли такие забористые, может сам поехать в Брюссель и убедиться. Это от главной площади недалеко, в переулке, где розовые слоники.
В Брюгге притворялись культурными людьми, видели картины, предметы роскоши и арфиста с коммунистическими наклонностями. Арфист сказал, что сыграет по способностям, а с нас после концерта соберет по потребностям. А если не будем сидеть тихо, то убьет всех к черту.
В храме Крови Господней, который изнутри напоминал собор Василия Блаженного снаружи, мы засели надолго. В храме водился бельгийский вариант Соловья-Разбойника - церковная служка шикала на туристов так, что дети плакали, а в десяти метрах гасли свечи. Хотели сдать ее Владимиру-Красну-Солнышку, да откуда у них в Бельгии Владимир-Красно-Солнышко.
Тем временем запасы шоколада в наших чемоданах приняли угрожающие размеры.
Из Брюгге в Амстердам ехали поездом через Брюссель, даже боялись пропустить пересадку на голландский скорый. А голландский скорый непонятно с чего встал в очереди из еще нескольких таких же скорых и стоит, словно советская плацкарта в белорусской провинции. Во избежание социального взрыва и поисков стрелочника в вагоне первого класса появились стюардессы с тележкой и стали кормить всех бесплатными пирогами и поить бесплатным пивом. Сами не заметили, как доехали.
Первым голландским словом, которое мы услышали в Амстердаме, было «Идиот!» Второе мы не разобрали. Таксисты любят велосипедистов, велосипедисты таксистов.
В прошлом году в Париже мы были на деревянном мосту у Академии, где все перила и сетка-рабица под ними увешаны памятными замочками. Какой-то абориген, увидев наши офигевшие лица, подошел и пояснил, что раз в пару лет на мост приходит человек с автогеном и срезает весь этот хлам к черту.
Этого человека, скажу я вам, заждались в Амстердаме. Все набережные заставлены ржавыми велосипедами сплошь. Ладно к воде, к перилам подойти негде. Слов просто нет, даже матерных.
Немудрено, что в Амстердаме мы стосковались по дому, нашли кафе, похожие на местные, съели гамбургер с бараниной, блин со smores, запили лапсан-сучонком (ну почти так), пытались требовать невозбранной бесплатной воды, но нам не дали.
Если кто-то вам скажет, что самые важные и фундаметальные права американского жителя - это какая-то там свобода слова или свобода совести, не верьте. Есть ли они в Америке, и если есть, то насколько - это вопрос дискуссионный. Но в Америке есть два более важных права - право бесплатно пить и право бесплатно ссать. В любой забегаловке можно невозбранно реализовать первое, а в любом магазине или общественном здании второе. Европейцам же осуществление этих прав доступно только за деньги, порой несуразные, а потому «свобода так и остается призраком на этом континенте скорби».
В Маастрихте, под стенами, где погиб Д'Артаньян, нас поймали добрые сумасшедшие люди и кормили три часа с лишним: заказали обед из четырех блюд - получили из девяти.
В целом сумасшедших людей в Маастрихте в избытке - забронировали отель на главной площади, таксист привез нас в какой-то кабак без вывески. На вопрос, где тут отель и где получать ключи, таксист ответил «в баре». Над баром действительно оказались хорошие просторные номера. Но стука в дверь и вопроса «Здесь продается славянский шкаф?» я ждал все равно. Хотел поставить на окно герань, чтобы никто не приходил, но не нашел герани.
12 июня, как раз перед нашим отъездом в Москву, над мэрией Маастрихта появился русский флаг. Учитывая напряженную внешнеполитическую обстановку, отнеслись к этому настороженно - не поймешь, то ли идти исполнять интернациональный долг и присягать Маастрихтской Народной Республике, то ли драпать первым поездом, пока не началось. На всякий случай нашли охранника и спросили его, что означает поднятый российский флаг. «Хрен знает, - меланхолично ответил охранник. - Наверно, праздник какой-то». Вот этот подход я одобряю - поднять русский флаг и праздновать.
В Брюсселе, как положено, ужрались пивом и купили несколько кило шоколада, который потом возили за собой и постепенно ели. Совершили паломничество к первому магазину Нойхауса и в очередной раз убедились, что вкуснее его шоколада нет. Хотя на этот раз его соседи выступили тоже очень достойно.
Самый лучший музей в Брюсселе - музей музыкальных инструментов. Там дают аудиогид, который сначала молчит, как Штирлиц в гестапо, а потом, как подойдешь к какому инструменту, начинает им играть. В первый раз, услышав звуки зурны из области своего брюха, я воскликнул «шайтан, шайтан!» Потом привык.
Помимо скульптуры с писающим мальчиком, видели скульптуру с писающей девочкой. Кто считает, что такой скульптуры нет и что это бельгийские эли такие забористые, может сам поехать в Брюссель и убедиться. Это от главной площади недалеко, в переулке, где розовые слоники.
В Брюгге притворялись культурными людьми, видели картины, предметы роскоши и арфиста с коммунистическими наклонностями. Арфист сказал, что сыграет по способностям, а с нас после концерта соберет по потребностям. А если не будем сидеть тихо, то убьет всех к черту.
В храме Крови Господней, который изнутри напоминал собор Василия Блаженного снаружи, мы засели надолго. В храме водился бельгийский вариант Соловья-Разбойника - церковная служка шикала на туристов так, что дети плакали, а в десяти метрах гасли свечи. Хотели сдать ее Владимиру-Красну-Солнышку, да откуда у них в Бельгии Владимир-Красно-Солнышко.
Тем временем запасы шоколада в наших чемоданах приняли угрожающие размеры.
Из Брюгге в Амстердам ехали поездом через Брюссель, даже боялись пропустить пересадку на голландский скорый. А голландский скорый непонятно с чего встал в очереди из еще нескольких таких же скорых и стоит, словно советская плацкарта в белорусской провинции. Во избежание социального взрыва и поисков стрелочника в вагоне первого класса появились стюардессы с тележкой и стали кормить всех бесплатными пирогами и поить бесплатным пивом. Сами не заметили, как доехали.
Первым голландским словом, которое мы услышали в Амстердаме, было «Идиот!» Второе мы не разобрали. Таксисты любят велосипедистов, велосипедисты таксистов.
В прошлом году в Париже мы были на деревянном мосту у Академии, где все перила и сетка-рабица под ними увешаны памятными замочками. Какой-то абориген, увидев наши офигевшие лица, подошел и пояснил, что раз в пару лет на мост приходит человек с автогеном и срезает весь этот хлам к черту.
Этого человека, скажу я вам, заждались в Амстердаме. Все набережные заставлены ржавыми велосипедами сплошь. Ладно к воде, к перилам подойти негде. Слов просто нет, даже матерных.
Немудрено, что в Амстердаме мы стосковались по дому, нашли кафе, похожие на местные, съели гамбургер с бараниной, блин со smores, запили лапсан-сучонком (ну почти так), пытались требовать невозбранной бесплатной воды, но нам не дали.
Если кто-то вам скажет, что самые важные и фундаметальные права американского жителя - это какая-то там свобода слова или свобода совести, не верьте. Есть ли они в Америке, и если есть, то насколько - это вопрос дискуссионный. Но в Америке есть два более важных права - право бесплатно пить и право бесплатно ссать. В любой забегаловке можно невозбранно реализовать первое, а в любом магазине или общественном здании второе. Европейцам же осуществление этих прав доступно только за деньги, порой несуразные, а потому «свобода так и остается призраком на этом континенте скорби».
В Маастрихте, под стенами, где погиб Д'Артаньян, нас поймали добрые сумасшедшие люди и кормили три часа с лишним: заказали обед из четырех блюд - получили из девяти.
В целом сумасшедших людей в Маастрихте в избытке - забронировали отель на главной площади, таксист привез нас в какой-то кабак без вывески. На вопрос, где тут отель и где получать ключи, таксист ответил «в баре». Над баром действительно оказались хорошие просторные номера. Но стука в дверь и вопроса «Здесь продается славянский шкаф?» я ждал все равно. Хотел поставить на окно герань, чтобы никто не приходил, но не нашел герани.
12 июня, как раз перед нашим отъездом в Москву, над мэрией Маастрихта появился русский флаг. Учитывая напряженную внешнеполитическую обстановку, отнеслись к этому настороженно - не поймешь, то ли идти исполнять интернациональный долг и присягать Маастрихтской Народной Республике, то ли драпать первым поездом, пока не началось. На всякий случай нашли охранника и спросили его, что означает поднятый российский флаг. «Хрен знает, - меланхолично ответил охранник. - Наверно, праздник какой-то». Вот этот подход я одобряю - поднять русский флаг и праздновать.