Wife Sales, Part 2
Вот подоспела и вторая часть рассказа о том, как в 19ом веке англичане продавали своих жен с аукциона, детали чего нам поведали Питер Лисон и его отважные коллеги: https://www.peterleeson.com/Wife_Sales.pdf. Кратко напомню диспозицию: в викторианской Англии удачно вышедшая замуж дама была обеспечена на всю жизнь (ну или по крайней мере на всю жизнь ее мужа), потому что, в отличие от современности, муж не мог ее выгнать вон просто потому что ему захотелось. Закон возлагал на мужа обязанность содержать жену и детей сообразно его средствам (нет, треть зарплаты на алименты жене и трем детям это не оно), платить по сделанным ею долгам, а некоторых простолюдинов, бывало, и сажали в тюрьму за то, что жена их стащила что-то на базаре: дескать, она-то что, ты-то куда смотрел, глава семьи? Муж и жена по сути образовывали такое подобие юрлица «семья», которое вовне представлял муж, раз уж с него весь спрос.
Разумеется, хотя развод был почти невозможен де-юре, он существовал де-факто: продолжая содержать жену и детей, муж мог жить отдельно. Жена имела право с него это содержание истребовать, даже и по суду, а также могла наделать от его имени долгов. Муж же имел право, соскучившись без семьи, истребовать к себе жену и/или детей. Некоторые коварные мужья, приметив, что жена, с которой он развелся, уже устроилась на содержание не только к нему, пытались открутиться от обязанности ее содержать, доказав ее измену и получив либо полный развод, либо квази-развод, при котором содержать жену не нужно, но и в другой брак вступить не можно. Женам, конечно, жить под таким дамокловым мечом тоже не нравилось - ишь, из теплого викторианства да в холодный 21й век, у нового-то мужчины, без развода с мужем, обязательства ее содержать не возникало. Хочет, так содержит, а как прошла любовь, так бросит. Не, это по викторианским меркам и не брак никакой, живешь как позорная женщина.
В общем, это подвешенное состояние, которое не вместе и не врозь, мало кому нравилось, расходящиеся супруги пытались даже заключать контракты, в которых муж отказывался от своего права истребовать к себе жену и детей, но одновременно и объявлял о том, что по долгам жены платить не будет, и сумму алиментов урежет до нашенской, прогрессивной. Стороны уповали на свободу договора, но английские суды до середины 19ого века такие контракты защищать не торопились, зато почему-то снисходительно относились к народному обычаю избавиться от жены путем продажи ее на ярмарке. Если продал, то, понятное дело, больше ты ее содержать и платить по ее долгам не должен, пусть это делает тот, кто купил, но и ты уж ее к себе истребовать не сможешь, ибо уплочено. А у проданных жен, по довольно удивительному мнению английских судей, в результате сделки, где они были не субъектом, а объектом, возникало право требовать своего содержания уже у покупателя: «бачили очи, що купували», купил жену - теперь корми, так заведено. (Насчет «бачивших очей» - на стр. 363-365 в статье можно ознакомиться с честными описаниями продаваемых жен, в которых есть едкий английский юморок).
Рабство в то время в Англии уже отменили, сподобились в конце 18ого, вроде бы, века, да и без того торговать свободными людьми было нельзя, так что продажа жены была продажей формальной - только с ее согласия и, как правило, либо любовнику, либо обратно тестю. Лисон и соавторы пишут:
«Among the 218 cases E.P. Thompson (1991, p. 430) collected covering the years from 1760 to 1880, he found only four instances in which a wife whose husband offered her for sale clearly did not consent to the transaction. Only one of these sales transpired despite the wife’s protest, and this case of allegedly successful coercion is suspect. After her sale, the supposedly unwilling wife wrote a letter of complaint to the magistrate. But she did not complain that she was sold against her will. She complained that her former husband was not honoring the terms of her sale agreement: he was pestering the man he sold her to for more money.
The offer to purchase seems to have been made by the lover on most occasions” (Menefee, 1981, p. 78). For instance, one husband “from West Hallam, named Hart, sold his wife in Nottingham Market-place, for 1s., to a fellow named Smith, with whom the woman had been living for several years. Thus adultery appears to be the “most common... cause for sales... often, but not exclusively, by the wife” (Menefee, 1981, p. 63) ... In other cases wives’ winning bidders were not men seeking new mates at all. They were wives’ family members, purchasing their sister’s or child’s right to exit her unhappy marriage
As one historian notes, “in almost all examples” we have of wife sales, “there was a tendency for the wife to be upwardly mobile.” Indeed, “in no case was the woman left with a partner who was demonstrably socially inferior to the man who sold her” (Menefee, 1981, p. 55).»
Поскольку я ожидаю вопроса от женщин, любящих симметрию и считающих, что на каждый патриархат должен быть где-то матриархат, а на многоженство - и многомужество, то освещу вопрос и о том, почему негодных мужей не продавали так же с аукциона, как хорошую, годную тягловую скотинку. Причина на то чисто экономическая, и догадаться о ней можно из русской классики. Вот, например, Тургенев приводит в «Дворянском гнезде» ситуацию фактического развода:
«Я не могу больше вас видеть; полагаю, что и вы не должны желать свидания со мною. Назначаю вам 15 000 франков в год; больше дать не могу. Присылайте ваш адрес в деревенскую контору. Делайте что хотите; живите где хотите. Желаю вам счастья. Ответа не нужно».
Как помнят читавшие трогательную историю любви Лизы и Лаврецкого, забыть об оставленной во Франции изменщице Лаврецкому не удалось: она промоталась, вернулась в его вотчину и испортила ему перспективы двоеженства. А потом опять уехала:
«Что касается до нее, то она по-прежнему постоянно живет в Париже: Федор Иваныч дал ей на себя вексель и откупился от нее, от возможности вторичного неожиданного наезда».
Вот так и викторианские мужья выкупались у жен на свободу сами, без чужой помощи. О сумме отступных и шла в высших классах торговля: если на свободу хочет муж, он установит содержание жене побольше, если на свободу хочет она, то согласится на содержание поменьше. Нобелевский лауреат по экономике Гари Беккер даже сформулировал правило о распаде несчастливых браков в духе теоремы Коуза: как развод ни запрещай, если супруги хотят разбежаться, или если один хочет разбежаться больше, чем другой хочет не разбегаться, - все равно разбегутся. Поторгуются, утрясут сумму отступных - и безо всякой совести, во славу экономической эффективности…
Так оно в теории; на практике же хорошо применять эту теорию, когда пространство для торговли составляет 15 тысяч франков в год по ценам середины 19ого века: даже в абсолютных величинах это сотня теперешних килобаксов в год, а в относительных величинах, по сравнению с окружающими французами середины 19ого века - будешь жить как современный мультимиллионер. Тут, право, есть, о чем поторговаться, когда муж по закону торчит жене примерно такую сумму.
А вот что делать, если максимальное содержание, которое может назначить бедняк муж, при всем его желании таково, что при попытке на него жить своим домом только-только ноги не протянешь? Тут торговаться уже не о чем, не может же желающая избавиться от брачных уз жена взять с мужа, не особо желающего лишиться хозяйки дома, на свое содержание ноль, а то и меньше ноля, на такие деньги не проживешь. На это циничный экономист Гари Беккер имеет сказать, что если беднякам развод не по карману, то разрешай его, не разрешай, а нищета их друг к другу прижмет.
А вот Лисон и соавторы имеют на это возразить: если поступаться в смысле содержания жене особо нечем, а задаром муж без хозяйки в доме оставаться не хочет, то деньги можно взять со стороны - например, за счет продажи жены на аукционе. Из этого следует, что продажа жен в Англии 19ого века была делом бедноты: и впрямь, в статье есть средние и медианные цены с таких аукционов. Жены в среднем уходили с аукциона за шесть фунтов без четверти, а медианная цена была всего треть фунта. Деньги не так чтобы совсем маленькие: если выразить в средних зарплатах, один фунт 1800 года можно приравнять примерно к 5000 долларам в современной Америке, это пара медианных месячных зарплат чистыми. Но и не очень большие это деньги, не тургеневских масштабов.
Поэтому под конец статьи Лисон сотоварищи делают оптимистичный вывод о том, что, как говорится в народе, «вода дырочку найдет»:
«The institution of wife sales suggests we might profitably render the Coase theorem in more encompassing terms than it is usually rendered. That rendering is this: where gains from trade exist, people find ways of overcoming hurdles that stand in the way of their ability to capture them. The presence of these gains alone may be enough to generate a tendency for individuals to capture them - i.e., a tendency toward efficiency»
А мы наконец припомним комедию Бернарда Шоу «Пигмалион», в народе более известную как «Моя прекрасная леди», дабы объяснить, откуда у Лисона в таблице на стр. 372 взялись огромные максимальные суммы продажи за 230 и 150 фунтов, создавшие нехилую разницу между средней и медианной ценой проданной с молотка жены. Дело, подсказывает нам Шоу, не всегда в отсутствии у продаваемой денег на выкуп себя самой, а в мужниной жадности. Вот мусорщик Дулитл у Шоу был честный малый и взял с Хиггинса ровно 5 фунтов, среднюю аукционную цену из таблицы Лисона:
«Дулитл. А знаете, хозяин, по правде говоря, вы мне здорово нравитесь. Если девчонка вам так уж нужна, пусть остается. Ведь если глядеть на нее как на женщину, ей-богу, она годится по всем статьям - хорошая, красивая девка. Вы, я вижу, человек справедливый, хозяин! Не хотите же вы, чтобы я уступил ее просто так, за здорово живешь? Что для вас пять фунтов? И что для меня Элиза! (Возвращается к стулу и торжественно садится.)
Пикеринг. Вам следует знать, Дулитл, что у мистера Хигинса вполне благородные намерения.
Дулитл. Само собой, благородные, хозяин. Иначе я запросил бы пятьдесят фунтов.
Хиггинс (возмущенно). Вы хотите сказать, бессердечный негодяй, что продали бы родную дочь за пятьдесят фунтов?
Дулитл. Продавать ее заведенным порядком мне ни к чему. Другое дело, услужить такому джентльмену, как вы. Тут я готов на все, верьте слову.
Пикеринг. Неужели вы начисто лишены моральных устоев?
Дулитл (откровенно). Я не могу позволить себе такую роскошь, хозяин. Да и вы не смогли бы, окажись вы в моей шкуре. Да и что тут особенного? Как, по-вашему, уж если Элизе перепало кой-что, почему бы и мне не попользоваться?»
Разумеется, хотя развод был почти невозможен де-юре, он существовал де-факто: продолжая содержать жену и детей, муж мог жить отдельно. Жена имела право с него это содержание истребовать, даже и по суду, а также могла наделать от его имени долгов. Муж же имел право, соскучившись без семьи, истребовать к себе жену и/или детей. Некоторые коварные мужья, приметив, что жена, с которой он развелся, уже устроилась на содержание не только к нему, пытались открутиться от обязанности ее содержать, доказав ее измену и получив либо полный развод, либо квази-развод, при котором содержать жену не нужно, но и в другой брак вступить не можно. Женам, конечно, жить под таким дамокловым мечом тоже не нравилось - ишь, из теплого викторианства да в холодный 21й век, у нового-то мужчины, без развода с мужем, обязательства ее содержать не возникало. Хочет, так содержит, а как прошла любовь, так бросит. Не, это по викторианским меркам и не брак никакой, живешь как позорная женщина.
В общем, это подвешенное состояние, которое не вместе и не врозь, мало кому нравилось, расходящиеся супруги пытались даже заключать контракты, в которых муж отказывался от своего права истребовать к себе жену и детей, но одновременно и объявлял о том, что по долгам жены платить не будет, и сумму алиментов урежет до нашенской, прогрессивной. Стороны уповали на свободу договора, но английские суды до середины 19ого века такие контракты защищать не торопились, зато почему-то снисходительно относились к народному обычаю избавиться от жены путем продажи ее на ярмарке. Если продал, то, понятное дело, больше ты ее содержать и платить по ее долгам не должен, пусть это делает тот, кто купил, но и ты уж ее к себе истребовать не сможешь, ибо уплочено. А у проданных жен, по довольно удивительному мнению английских судей, в результате сделки, где они были не субъектом, а объектом, возникало право требовать своего содержания уже у покупателя: «бачили очи, що купували», купил жену - теперь корми, так заведено. (Насчет «бачивших очей» - на стр. 363-365 в статье можно ознакомиться с честными описаниями продаваемых жен, в которых есть едкий английский юморок).
Рабство в то время в Англии уже отменили, сподобились в конце 18ого, вроде бы, века, да и без того торговать свободными людьми было нельзя, так что продажа жены была продажей формальной - только с ее согласия и, как правило, либо любовнику, либо обратно тестю. Лисон и соавторы пишут:
«Among the 218 cases E.P. Thompson (1991, p. 430) collected covering the years from 1760 to 1880, he found only four instances in which a wife whose husband offered her for sale clearly did not consent to the transaction. Only one of these sales transpired despite the wife’s protest, and this case of allegedly successful coercion is suspect. After her sale, the supposedly unwilling wife wrote a letter of complaint to the magistrate. But she did not complain that she was sold against her will. She complained that her former husband was not honoring the terms of her sale agreement: he was pestering the man he sold her to for more money.
The offer to purchase seems to have been made by the lover on most occasions” (Menefee, 1981, p. 78). For instance, one husband “from West Hallam, named Hart, sold his wife in Nottingham Market-place, for 1s., to a fellow named Smith, with whom the woman had been living for several years. Thus adultery appears to be the “most common... cause for sales... often, but not exclusively, by the wife” (Menefee, 1981, p. 63) ... In other cases wives’ winning bidders were not men seeking new mates at all. They were wives’ family members, purchasing their sister’s or child’s right to exit her unhappy marriage
As one historian notes, “in almost all examples” we have of wife sales, “there was a tendency for the wife to be upwardly mobile.” Indeed, “in no case was the woman left with a partner who was demonstrably socially inferior to the man who sold her” (Menefee, 1981, p. 55).»
Поскольку я ожидаю вопроса от женщин, любящих симметрию и считающих, что на каждый патриархат должен быть где-то матриархат, а на многоженство - и многомужество, то освещу вопрос и о том, почему негодных мужей не продавали так же с аукциона, как хорошую, годную тягловую скотинку. Причина на то чисто экономическая, и догадаться о ней можно из русской классики. Вот, например, Тургенев приводит в «Дворянском гнезде» ситуацию фактического развода:
«Я не могу больше вас видеть; полагаю, что и вы не должны желать свидания со мною. Назначаю вам 15 000 франков в год; больше дать не могу. Присылайте ваш адрес в деревенскую контору. Делайте что хотите; живите где хотите. Желаю вам счастья. Ответа не нужно».
Как помнят читавшие трогательную историю любви Лизы и Лаврецкого, забыть об оставленной во Франции изменщице Лаврецкому не удалось: она промоталась, вернулась в его вотчину и испортила ему перспективы двоеженства. А потом опять уехала:
«Что касается до нее, то она по-прежнему постоянно живет в Париже: Федор Иваныч дал ей на себя вексель и откупился от нее, от возможности вторичного неожиданного наезда».
Вот так и викторианские мужья выкупались у жен на свободу сами, без чужой помощи. О сумме отступных и шла в высших классах торговля: если на свободу хочет муж, он установит содержание жене побольше, если на свободу хочет она, то согласится на содержание поменьше. Нобелевский лауреат по экономике Гари Беккер даже сформулировал правило о распаде несчастливых браков в духе теоремы Коуза: как развод ни запрещай, если супруги хотят разбежаться, или если один хочет разбежаться больше, чем другой хочет не разбегаться, - все равно разбегутся. Поторгуются, утрясут сумму отступных - и безо всякой совести, во славу экономической эффективности…
Так оно в теории; на практике же хорошо применять эту теорию, когда пространство для торговли составляет 15 тысяч франков в год по ценам середины 19ого века: даже в абсолютных величинах это сотня теперешних килобаксов в год, а в относительных величинах, по сравнению с окружающими французами середины 19ого века - будешь жить как современный мультимиллионер. Тут, право, есть, о чем поторговаться, когда муж по закону торчит жене примерно такую сумму.
А вот что делать, если максимальное содержание, которое может назначить бедняк муж, при всем его желании таково, что при попытке на него жить своим домом только-только ноги не протянешь? Тут торговаться уже не о чем, не может же желающая избавиться от брачных уз жена взять с мужа, не особо желающего лишиться хозяйки дома, на свое содержание ноль, а то и меньше ноля, на такие деньги не проживешь. На это циничный экономист Гари Беккер имеет сказать, что если беднякам развод не по карману, то разрешай его, не разрешай, а нищета их друг к другу прижмет.
А вот Лисон и соавторы имеют на это возразить: если поступаться в смысле содержания жене особо нечем, а задаром муж без хозяйки в доме оставаться не хочет, то деньги можно взять со стороны - например, за счет продажи жены на аукционе. Из этого следует, что продажа жен в Англии 19ого века была делом бедноты: и впрямь, в статье есть средние и медианные цены с таких аукционов. Жены в среднем уходили с аукциона за шесть фунтов без четверти, а медианная цена была всего треть фунта. Деньги не так чтобы совсем маленькие: если выразить в средних зарплатах, один фунт 1800 года можно приравнять примерно к 5000 долларам в современной Америке, это пара медианных месячных зарплат чистыми. Но и не очень большие это деньги, не тургеневских масштабов.
Поэтому под конец статьи Лисон сотоварищи делают оптимистичный вывод о том, что, как говорится в народе, «вода дырочку найдет»:
«The institution of wife sales suggests we might profitably render the Coase theorem in more encompassing terms than it is usually rendered. That rendering is this: where gains from trade exist, people find ways of overcoming hurdles that stand in the way of their ability to capture them. The presence of these gains alone may be enough to generate a tendency for individuals to capture them - i.e., a tendency toward efficiency»
А мы наконец припомним комедию Бернарда Шоу «Пигмалион», в народе более известную как «Моя прекрасная леди», дабы объяснить, откуда у Лисона в таблице на стр. 372 взялись огромные максимальные суммы продажи за 230 и 150 фунтов, создавшие нехилую разницу между средней и медианной ценой проданной с молотка жены. Дело, подсказывает нам Шоу, не всегда в отсутствии у продаваемой денег на выкуп себя самой, а в мужниной жадности. Вот мусорщик Дулитл у Шоу был честный малый и взял с Хиггинса ровно 5 фунтов, среднюю аукционную цену из таблицы Лисона:
«Дулитл. А знаете, хозяин, по правде говоря, вы мне здорово нравитесь. Если девчонка вам так уж нужна, пусть остается. Ведь если глядеть на нее как на женщину, ей-богу, она годится по всем статьям - хорошая, красивая девка. Вы, я вижу, человек справедливый, хозяин! Не хотите же вы, чтобы я уступил ее просто так, за здорово живешь? Что для вас пять фунтов? И что для меня Элиза! (Возвращается к стулу и торжественно садится.)
Пикеринг. Вам следует знать, Дулитл, что у мистера Хигинса вполне благородные намерения.
Дулитл. Само собой, благородные, хозяин. Иначе я запросил бы пятьдесят фунтов.
Хиггинс (возмущенно). Вы хотите сказать, бессердечный негодяй, что продали бы родную дочь за пятьдесят фунтов?
Дулитл. Продавать ее заведенным порядком мне ни к чему. Другое дело, услужить такому джентльмену, как вы. Тут я готов на все, верьте слову.
Пикеринг. Неужели вы начисто лишены моральных устоев?
Дулитл (откровенно). Я не могу позволить себе такую роскошь, хозяин. Да и вы не смогли бы, окажись вы в моей шкуре. Да и что тут особенного? Как, по-вашему, уж если Элизе перепало кой-что, почему бы и мне не попользоваться?»