Сибирская кухня.Вкусные цитаты. Часть 3.
Прохор Угрюмов на своей первой ярмарке полновластным хозяином.
Молодость, задор, впечатления!
А кроме того,ему совсем юному, отец доверил такое серьезное дело!
Красавица шаманка, судьбоносной тенью пронизавшая всю жизнь Прохора..
Так и увели они вдвоем с Анфисой Прохора с земной тропы..
Тема написана для Оли cookingoffroad в ее ФМ Зимние посиделки
*** Через два дня, на закате солнца, Прохор встречал эту ярмарку. Вдали забелели оснащенные парусами баржи. Течение и попутный ветер быстро несли их к селу. Белыми лебедями, выставив выпуклые груди парусов, они плыли друг за другом.
- Сорок штук... Ибрагим, красиво? - залюбовался Прохор.
Вскоре ярмарка открылась: выкинули флаги, распахнули двери плавучих магазинов. Зачалося торжище.
Все село высыпало на берег. Выезжали из тайги с огромными караванами оленей якуты и тунгусы, по вольному простору реки со всех сторон скользили лодки: надо торопиться окрестным селам и улусам - через три дня ярмарка двинется дальше, за сотни верст.
*** Прохор вошел в первую баржу-магазин: все полки завалены мануфактурой, сияли четыре лампы-»молнии», покупатели жмурились от ослепительного света, желтый шелк и ситец полыхали от ловких взмахов молодцов-приказчиков. Тунгусы стояли как бы в оцепенении, не зная, что купить, только причмокивали безусыми губами. Пахло потом, керосиновой копотью и терпким каленым запахом от кубовых, кумачных тканей.
Хозяин, глава дома, Иннокентий Филатыч Груздев, седой, круглобородый старик - очки на лоб, бархатный картуз на затылок, - едва успевал получать деньги: звонким ручейком струилось золото, серебряной рекой текли круглые рубли, осенним листопадом шуршали бумажки. Шум, говор, крик.
- Уважь, чего ты!.. Сбрось хоть копейку.
- Дешевле дешевого... Резать, нет?
- Гвоздья бы мне... Есть гвоздье?
- Проходи в крайний...
- А крендели где у вас тут?
Прохор стоял у стены и улыбался. Ему нравился весь этот шумливый торг: вот бы встать за прилавок да поиграть аршинчиком.
*** До самой ночи гудела ярмарка. Но купец Груздев затворил магазин рано.
- Почин, слава те Христу, добер. Надобно и отдохнуть. Ну-ка, чайку нам да закусочки... с гостеньком-то, - скомандовал он и взял Прохора за руку. - Пойдем, молодчик дорогой, ко мне в берлогу... Знакомы будем... Так, стало быть, по коммерческой части? Резонт. Полный резонт, говорю. Потому - купцу везде лафа. И кушает купец всегда пироги с начинкой да со сдобной корочкой. Ну, и Богу тоже от него полный почет и уваженье.
Из мануфактурного отдела они через коломянковые, расшитые кумачом драпировки прошли во вторую баржу: «бакалею и галантерею».
Купец отобрал на закуску несколько коробок консервов:
- Я сам-то не люблю в жестянках, для тебя это. А я больше уважаю живность. Купишь осетра этак пудика на два, на три да вспорешь, ан там икры фунтиков поболе десятка, подсолишь да с лучком... Да ежели под коньячок, ну-у, черт тя дери! - захлебнулся купец и сплюнул. Сладко сглотнули и приказчики.
*** Весело возвращался Прохор домой. Вдоль берега костры горели. У костров копошились, варили оленину, лежали, пели песни охмелевшие тунгусы в ярких цветных своих, шитых бисером костюмах, меховых чикульманах, черные, волосатые, с заплетенными косичками. Пылало пламя, огнились красные повязки на черных головах, звучал гортанный говор.
Но, как говорится, делу время, потехе час.))
Сибирь сурова, в работе не до яроморочных деликатесов, кренделей да лакомств в банках.))
Трудно сказать какие такие деликатесы были в тех банках..
Но первые консервы были изобретены во Франции во времена Наполеона для снабжения быстрым питанием армии..
А задолго до этого в древности уже изобрели некий способ хранения продуктов..
В древние времена армии шли на всевозможные ухищрения, к примеру, гнали с собой отары и стада скота или впрок запасались вяленым мясом, солониной, сухарями. Приходилось возить с собой муку, полевые хлебопекарни и кухни - в общем всё то, что, как назло, снижало мобильность войск. Ещё в античные времена римский сенатор Марк Порций Катон Старший уже догадывался о консервации. Он рекомендовал в своём труде «О сельском хозяйстве»: «Если хочешь иметь круглый год виноградный сок, то влей его в амфору, засмоли пробку и спусти амфору в бассейн. Через 30 дней вынь. Сок простоит целый год...».
Источник информации - портал История РФ.
Оттуда же.
Кстати, наш великий соотечественник М.В. Ломоносов ещё в 1763 году при подготовке своей экспедиции на Север заказывал: «Изготовление сушеного супа со специями и без специй по полтора пуда каждого сорта». А это значит, что отдалённое подобие супового концентрата тогда уже было.
До нынешних бульонных кубиков оставалось сделать лишь один шаг.))
Еще через сотню лет повсеместно варились бульоны для больных в бутылках с длинным горлышком из мясных частей без воды, готовый бульон называли мясным соком.
Но настоящим «революционером» в деле длительного хранения продуктов принято считать французского кондитера Николя Франсуа Аппера.
На изыскания Аппер потратил почти 15 лет, лишь в 1809 году он добился успеха в консервировании. За это его премировал лично Наполеон Бонапарт баснословными 12 тысячами франков. Аппер открыл первую в истории торгового дела консервную лавку, дав ей смешное название: «Разная снедь в бутылках и коробках». Помимо этого, Аппер написал книгу «Искусство сохранения в течение нескольких лет животной и растительной субстанции», ставшую прологом для всех остальных «консерваторов»
И вот, уже наш журнал «Русский архив» пишет в 1821 году (так датировано в архивах):
«Теперь до такой степени совершенства дошли, что готовые обеды от Робертса в Париже посылают в Индию в каких-то жестяных посудах нового изобретения, где они сберегаются от порчи». Нетрудно догадаться, что имеется ввиду.
Изначально скудный ассортимент консервируемых продуктов, а это было мясо всех видов и супы либо бульоны, дополнился. Придумали новые консервы в США в промежутке между 1819 и 1825 годами. Тогда появились консервированные омары,
тунец и даже фрукты! В дальнейшем ассортимент консервов лишь расширялся .
И вот теперь картина прояснилась! Для начала можно вспомнить даже франсцузские паштеты в пироге, тоже ведь консервы!))
Омары, морские снеди - невиданное лакомство для русского гурмана и обжоры, а помните у Гиляровского описывается
открытие Елисеевского магазина?
Не могу удержаться, чтобы не выложить целиком такую великолепную цитату.))
Храм Бахуса.
Впрочем, это название не было официальным; в день снятия лесов назначено было торжественное, с молебствием освящение «Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин».
С утра толпы народа запрудили улицу, любуясь на щегольской фасад «нового стиля» с фронтоном, на котором вместо княжеского герба белелось что-то из мифологии, какие-то классические фигуры. На тротуаре была толчея людей, жадно рассматривавших сквозь зеркальные стекла причудливые постройки из разных неведомых доселе Москве товаров.
Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства-жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются в глубоких зеркалах, вершины которых теряются в туманной высоте.
Так был описан в одной из ненапечатанных «Поэм о Москве» этот храм обжорства:
А на Тверской в дворце роскошном Елисеев
Привлек толпы несметные народа
Блестящей выставкой колбас, печений, лакомств…
Ряды окороков, копченых и вареных,
Индейки, фаршированные гуси,
Колбасы с чесноком, с фисташками и перцем,
Сыры всех возрастов - и честер, и швейцарский,
И жидкий бри, и пармезон гранитный…
Приказчик Алексей Ильич старается у фруктов, уложенных душистой пирамидой,
наполнивших корзины в пестрых лентах…
Здесь все - от кальвиля французского с гербами до ананасов и невиданных японских вишен.
Двери магазина были еще заперты, хотя внутри стали заранее собираться приглашенные, проходя со двора.
Привезенные для молебна иконы стояли посреди магазина, среди экзотических растений.
Наконец, к полудню зашевелилась полиция, оттесняя народ на противоположную сторону улицы.
Прискакал взвод жандармов и своими конями разделил улицу для проезда важных гостей.
Во второй половине зала был сервирован завтрак.
Серебро и хрусталь сверкали на белоснежных скатертях, повторяя в своих гранях мириады электрических отблесков,
как застывшие капли водопада, переливались всеми цветами радуги. А посредине между хрустальными графинами, наполненными винами разных цветов, вкуса и возраста, стояли бутылки всевозможных форм - от простых светлых золотистого шато-икема с выпуклыми стеклянными клеймами до шампанок с бургонским, кубышек мадеры и неуклюжих, примитивных бутылок венгерского. На бутылках старого токая перламутр времени сливался с туманным фоном
стекла цвета болотной тины.
На столах все было выставлено сразу, вместе с холодными закусками.
Причудливых форм заливные, желе и галантины вздрагивали, огромные красные омары и лангусты прятались
в застывших соусах, как в облаках, и багрянили при ярком освещении, а доминировали надо всем своей громадой окорока.
Окорока вареные, с откинутой плащом кожей, румянели розоватым салом.
Окорока вестфальские провесные, тоже с откинутым плащом, спорили нежной белизной со скатертью.
Они с математической точностью нарезаны были тонкими, как лист, пластами во весь поперечник окорока,
и опять пласты были сложены на свои места так, что окорок казался целым.
Жирные остендские устрицы, фигурно разложенные на слое снега, покрывавшего блюда, казалось, дышали.
Наискось широкого стола розовели и янтарились белорыбьи и осетровые балыки. Чернелась в серебряных ведрах, в кольце прозрачного льда, стерляжья мелкая икра, высилась над краями горкой темная осетровая и крупная, зернышко к зернышку, белужья. Ароматная паюсная, мартовская, с Сальянских промыслов, пухла на серебряных блюдах; далее сухая мешочная - тонким ножом пополам каждая икринка режется - высилась, сохраняя форму мешков,
а лучшая в мире паюсная икра с особым землистым ароматом, ачуевская- кучугур, стояла огромными глыбами на блюдах…
Ряды столов представляли собой геометрическую фигуру.
Кончился молебен. Начался завтрак.
Архиерей в черной рясе и клобуке занял самое почетное место, лицом к часам и завешенной ложе.
И еще чуть-чуть отвлечемся..
Вестфальскую сыро-вяленую ветчину Westfälischer Schinken можно поставить в один ряд с такими известнейшими сортами как испанский Хамон и Серрано, итальянское Прошутто.
В Россию Вестфальская ветчина довольно широко поставлялась до революции, многие московские трактиры и магазины закупали её, о чем имеются неоспоримые документарные свидетельства.
Итак, морепродукты,отборные сорта ветчины, заморчкие фруктовые консервы,сардины в масле, прибалтийская соленая и маринованная рыба, печенья и конфеты в банках и коробках - в Сибири да еще и в таком диком непроходном крае,где коренное население якуты да эвенки и тунгусами, поистину деликатесы..заелись аршинными осетрами сибирские купцы..))
Отгуляла ярмарка, а за нею сплошные будни..А я порекомендую сходить по ссылке, которую я дала выше, рассказывая про консервы..
Любопытное чтение и за кадром осталось много интересного и познавательного.
*** - Я простоквашу, Танечка, люблю. Принеси нам с Ибрагимом кринку, - сказал поутру Прохор хозяйской востроглазой дочери. Простокваша была холодная, освежающая. Прохор крепко сдабривал ее сахаром.
*** Парней загнал в баню дождь с грозой. Сидели на полу, плечо в плечо, возле четвертной бутыли, тянули водку из банного ковша. Пили молча, торопливо, громко чавкали круто посоленный, с луком, хлеб.
*** Разложили костер, сварили чай и двух застреленных в дороге уток.
А дома у Прохора свои заботы.)) Анфиса,Анфиса, погибель Прохорова..
*** Домишко у Анфисы маленький, плохой, но рядом рубился, иждивением Петра Данилыча, новый дом - скоро новоселье.
Анфиса накрывала стол, ставила самовар. Илья вытащил из кармана бутылку рябиновой и сверток саратовской сарпинки:
- Дозвольте прикинуть. Кажись, к лицу...
*** Илья Сохатых замер. Будь проклято это низенькое подполье! Он сидел скорчившись на какой-то деревянной штуке между двух огромных кадок и вдруг почувствовал, что его новые брюки из серого трико в полоску начали сзади промокать. Он вскочил и резко ударился - черт его возьми! - теменем в потолок. «Слава Богу, кажется, не слышали, сошло». Тогда он освидетельствовал дрожащей рукой то, на чем сидел.
- Извольте радоваться... Грибы соленые, рыжики!.. - Он возмущенно засопел и сплюнул.
Накатывалась густая сизая дрема. Он заснул, клюнул носом и очнулся. Тихо. Страшно захотелось есть. Он ощупал кадку: капуста. Он ощупал другую: «Очень просто, огурцы!..» Вытащил ядреный огурец и с аппетитом съел.
- Свежепросольный, - тихонько сказал он вслух.
Повыше подобрал манжет и вновь запустил руку в кадушку. Огурец попался великолепный. Съел.
*** Петр Данилыч жил по-русски, попросту: стол у него незатейливый, крестьянский: любил простоквашу, баранину, жирные с наваром щи. Одевался без форсу, просто; в запойное время пил до потери сознания, исключительно водку. Человек без широкого размаха, он решительно не знал, куда ему тратить в этой глуши деньги. Пожертвовал в церковь, выстроил дом Анфисе, завел себе и ей обстановку, ковры, часы, узорчатые самовары. А дальше что? Эх, закатиться бы в Москву! Но крылья у него куриные, да и лета не те.
Все-таки за три-четыре месяца он успел проспиртоваться основательно: нос стал красный, лицо опухло, во сне пальцы на руках плясали, всего подергивало. А когда увидал двух мелких чертенят, сидевших, как два зайца, на шкафу, твердо решил: «Надо сделать перерыв».
Два дня отпивался квасом, ел капусту и на третий уехал верст за пятьдесят в тайгу. Даже с Анфисой не простился.
*** А в кухне троица: бродяга с Ильей Сохатых да стряпуха; лишь заперлась на всю ночь Марья Кирилловна, стали бражничать: чай да наливка, у Варвары в печке купецкий пирог стоит, сам-то вряд ли будет жрать - поди, сам-то на карачках от своей крали приползет, тьфу, тьфу!
*** Отец Ипат вставал до свету: он уже позавтракал тертой редькой с квасом и теперь, рыгая и посвистывая на веселый лад, мастерил под навесом ульи.
Тайга, Прохор с Ибрагимом..
*** Средина лета. Путники загорели, как арабы. У Прохора три раза слезала с носу кожа.
Плыть весело, и погода стояла на диво. Вставали с зарей. Пока Прохор купался, Ибрагим жарил шашлык. Фарков возился с ведерным чайником.
У Фаркова пара удочек. Один за другим беспрерывно шлепаются в лодку золотистые караси.
- Жирнущие, - радуется Фарков и через пять минут заявляет: - Ну, теперича довольно.
Прохор привык к щедрым дарам Угрюм-реки и не удивляется. Он глядит на часы - время обедать. Присматривает удобное место и командует:
- Фарков, к берегу!
- Подале бы, Прохор Петрович, - слабо возражает тот, - деревня скоро.
Прохор чувствует, что дал маху: конечно, в деревне остановиться на отдых лучше: яйца, молоко, ватрушки, но раз сказал - сказал.
- Ты слышал?
Фарков ослушаться не смеет.
Уха очень жирная, каша крутая, с маслом, сухарей изобилие, и чай пьют до седьмого пота. Ибрагим среди обеда расстегивает на штанах все пуговки, сбрасывает подтяжки и самодовольно рыгает.
- Что, Ибрагим, наелся?
- Нэт.
Глаза его горят, как у волка, потом затуманиваются; круглая ложка проворно шмыгает из котла да в рот, наконец он еще громче рыгает и, опьянев от еды, ползет на карачках в тень всхрапнуть.
*** - А-а, люча прибежаль, русак! Здраста, бойе!
Мелкими шажками, приминая белый кудрявый мох, подходил к нему старик тунгус.
- Здраста! - проговорил он гортанным голосом и потряс протянутую руку Прохора.
- Как попаль, бойе? Торговый, нет? Огненный вода есть, нет? Порох, дробь, мука, цакар, чай? А? -
Старик прищурил раскосые узенькие глаза и улыбнулся всем своим безволосым, в мелких морщинах, лицом.
- Айда! - махнул рукой тунгус, и они пошли. Тонкие стройные ноги старика в замшевых длинных унтах четко отбивали быстрые шаги.
В стойбище жили три семьи. Пылал огромный костер - гуливун, - возле него суетились бабы, старые и молодые;
они стряпали, варили в котлах мясо.
*Люча - русский.
*** - Ты, Прошка, не захворал ли?
- Нет, - отвечал Прохор, - а так чего-то.
Он вспомнил о доме, о родителях. Захотелось приласкаться к матери, - она так любит его, так бережет,
угощает малиновым вареньем... С каким бы удовольствием съел он хорошую долю сладкого пирога с густыми-густыми сливками или тарелки три киселя из облепихи. Так наскучили эти сухари, эта рыба, это оленье мясо, - все одно и то же, сегодня, завтра. Разве бросить все к чертям? Нет, взялся за дело - делай! Надо же ему на самом деле выведать: где на всем течении реки выходят с богатой пушниной тунгусы, где притаились русские торговцы? Таков наказ отца.
*** Каша была вкусная. Жмыхало в ней сало. Круто солил и ел с наслаждением, запивая кирпичным чаем с леденцами.
*** Бродяга, что монах, сытно поесть на дармовщинку любит. Бражничал на дармовщинку бродяга бородатый за поздним ночным столом, чавкал жаренную на бараньем сале картошку, мамонил пшеничный каравай и хриплым, пропитым голосом повествовал сидевшей на лавке в грустной позе Марье Кирилловне:
- Как же мне, барыня-сударыня, не знать? Я все знаю до тонкости. И тунгусишек знаю. Тунгус что зверь... Орда, и больше никаких. Он смирный-смирный, а тут нападает на него блажной стих - возьмет да и пристрелит.
Кто нынче печет дома ватрушки?
То-то и оно, забываем мы эту выпечку..а напрасно..не заменят ее никакие заморчкие чизкейки.
Чизкейк хорош иногда как десерт..
А ватрушка всегда к столу хороша, к чаю, молоку, киселику.))
*** - Ну, теперь нам не страшно, Ибрагим. Трое... Тунгус знает реку. Да ежели и зазимуем где, ему известно тут все. Ибрагим, дорогой мой, милый!
- Ничего, кунак, ничего. Теперича хорошо.
- Матушка... Эх, матушка!.. Как она обрадуется. Вот-то заживем, Ибрагим!..
- Заживем, джигит...
- Окрепну годами - буду богатый, знатный... Буду честно жить.
- Знаю, богатый будышь, знатный будышь... Честный - трудно, Прошка.
- Буду!.. А приедем в Крайск, пирожных купим... Сто штук, Ибрагим!.. Очень я люблю пирожные...
- Шашлык будым делать... Чурэк печь. Пилав любым. Чеснок класть будым, кышмышь.
Ну вот, стоило о волке словечко, а он недалечко.))
Уже тогда народец избаловался пирожными.))
А в бреду Прохор все же вспоминал маменькины пироги а малину в густых сливках..
*** Грязным полотенцем черкес туго забинтовал себе грудь и вновь ушел в тайгу. Перед утром вернулся с большим куском мяса и пушистой шкурой.
Весь день, не угасая, горел огонь, вкусным духом дымился котел с крепким мясным наваром. Прохор вяло глотал горячую пищу. Ибрагим же ел алчно, до одурения.
*** Под вечер черкес кое-как кончил шубу.
- На-ка, получай бобра... Все равно - енот, все равно - лис... Давай бурка мне, ха-ха - теперича мороз тьфу! Разводи костер, сейчас мяса принесу: лосиный губа будэм варить, почка в сале жарить. - Черкес от удовольствия зажмурился и смачно сплюнул.
- Пойду.
*** Отец, я жив!! Не скучайте. Вот напишу страницу, вырву и пошлю к вам с ветром. Или сам явлюсь во сне. Матушка, почему ты мне не снишься? Ибрагим, друг мой! Ты убил сохатого. Мы умерли бы от голода - я ведь знаю, что запасов нет. Что ты ни говори мне, Ибрагим, голубчик, я знаю, что крупа вся, сухари все. А теперь мы, слава Богу, сыты. Мяса хватит нам на полгода. Матушка, ура! Кричи - ура! Твой мальчонка жив-живехонек. Вот приедем к тебе и будем пить чай со сдобными пирогами и вареньем.
Вот на сдобных пирогах с вареньем мы сегодня и остановимся, тем более, что нынче праздник и у многих на столах если не сдобные пироги, то какая то выпечка все равно есть! ))
Молодость, задор, впечатления!
А кроме того,ему совсем юному, отец доверил такое серьезное дело!
Красавица шаманка, судьбоносной тенью пронизавшая всю жизнь Прохора..
Так и увели они вдвоем с Анфисой Прохора с земной тропы..
Тема написана для Оли cookingoffroad в ее ФМ Зимние посиделки
*** Через два дня, на закате солнца, Прохор встречал эту ярмарку. Вдали забелели оснащенные парусами баржи. Течение и попутный ветер быстро несли их к селу. Белыми лебедями, выставив выпуклые груди парусов, они плыли друг за другом.
- Сорок штук... Ибрагим, красиво? - залюбовался Прохор.
Вскоре ярмарка открылась: выкинули флаги, распахнули двери плавучих магазинов. Зачалося торжище.
Все село высыпало на берег. Выезжали из тайги с огромными караванами оленей якуты и тунгусы, по вольному простору реки со всех сторон скользили лодки: надо торопиться окрестным селам и улусам - через три дня ярмарка двинется дальше, за сотни верст.
*** Прохор вошел в первую баржу-магазин: все полки завалены мануфактурой, сияли четыре лампы-»молнии», покупатели жмурились от ослепительного света, желтый шелк и ситец полыхали от ловких взмахов молодцов-приказчиков. Тунгусы стояли как бы в оцепенении, не зная, что купить, только причмокивали безусыми губами. Пахло потом, керосиновой копотью и терпким каленым запахом от кубовых, кумачных тканей.
Хозяин, глава дома, Иннокентий Филатыч Груздев, седой, круглобородый старик - очки на лоб, бархатный картуз на затылок, - едва успевал получать деньги: звонким ручейком струилось золото, серебряной рекой текли круглые рубли, осенним листопадом шуршали бумажки. Шум, говор, крик.
- Уважь, чего ты!.. Сбрось хоть копейку.
- Дешевле дешевого... Резать, нет?
- Гвоздья бы мне... Есть гвоздье?
- Проходи в крайний...
- А крендели где у вас тут?
Прохор стоял у стены и улыбался. Ему нравился весь этот шумливый торг: вот бы встать за прилавок да поиграть аршинчиком.
*** До самой ночи гудела ярмарка. Но купец Груздев затворил магазин рано.
- Почин, слава те Христу, добер. Надобно и отдохнуть. Ну-ка, чайку нам да закусочки... с гостеньком-то, - скомандовал он и взял Прохора за руку. - Пойдем, молодчик дорогой, ко мне в берлогу... Знакомы будем... Так, стало быть, по коммерческой части? Резонт. Полный резонт, говорю. Потому - купцу везде лафа. И кушает купец всегда пироги с начинкой да со сдобной корочкой. Ну, и Богу тоже от него полный почет и уваженье.
Из мануфактурного отдела они через коломянковые, расшитые кумачом драпировки прошли во вторую баржу: «бакалею и галантерею».
Купец отобрал на закуску несколько коробок консервов:
- Я сам-то не люблю в жестянках, для тебя это. А я больше уважаю живность. Купишь осетра этак пудика на два, на три да вспорешь, ан там икры фунтиков поболе десятка, подсолишь да с лучком... Да ежели под коньячок, ну-у, черт тя дери! - захлебнулся купец и сплюнул. Сладко сглотнули и приказчики.
*** Весело возвращался Прохор домой. Вдоль берега костры горели. У костров копошились, варили оленину, лежали, пели песни охмелевшие тунгусы в ярких цветных своих, шитых бисером костюмах, меховых чикульманах, черные, волосатые, с заплетенными косичками. Пылало пламя, огнились красные повязки на черных головах, звучал гортанный говор.
Но, как говорится, делу время, потехе час.))
Сибирь сурова, в работе не до яроморочных деликатесов, кренделей да лакомств в банках.))
Трудно сказать какие такие деликатесы были в тех банках..
Но первые консервы были изобретены во Франции во времена Наполеона для снабжения быстрым питанием армии..
А задолго до этого в древности уже изобрели некий способ хранения продуктов..
В древние времена армии шли на всевозможные ухищрения, к примеру, гнали с собой отары и стада скота или впрок запасались вяленым мясом, солониной, сухарями. Приходилось возить с собой муку, полевые хлебопекарни и кухни - в общем всё то, что, как назло, снижало мобильность войск. Ещё в античные времена римский сенатор Марк Порций Катон Старший уже догадывался о консервации. Он рекомендовал в своём труде «О сельском хозяйстве»: «Если хочешь иметь круглый год виноградный сок, то влей его в амфору, засмоли пробку и спусти амфору в бассейн. Через 30 дней вынь. Сок простоит целый год...».
Источник информации - портал История РФ.
Оттуда же.
Кстати, наш великий соотечественник М.В. Ломоносов ещё в 1763 году при подготовке своей экспедиции на Север заказывал: «Изготовление сушеного супа со специями и без специй по полтора пуда каждого сорта». А это значит, что отдалённое подобие супового концентрата тогда уже было.
До нынешних бульонных кубиков оставалось сделать лишь один шаг.))
Еще через сотню лет повсеместно варились бульоны для больных в бутылках с длинным горлышком из мясных частей без воды, готовый бульон называли мясным соком.
Но настоящим «революционером» в деле длительного хранения продуктов принято считать французского кондитера Николя Франсуа Аппера.
На изыскания Аппер потратил почти 15 лет, лишь в 1809 году он добился успеха в консервировании. За это его премировал лично Наполеон Бонапарт баснословными 12 тысячами франков. Аппер открыл первую в истории торгового дела консервную лавку, дав ей смешное название: «Разная снедь в бутылках и коробках». Помимо этого, Аппер написал книгу «Искусство сохранения в течение нескольких лет животной и растительной субстанции», ставшую прологом для всех остальных «консерваторов»
И вот, уже наш журнал «Русский архив» пишет в 1821 году (так датировано в архивах):
«Теперь до такой степени совершенства дошли, что готовые обеды от Робертса в Париже посылают в Индию в каких-то жестяных посудах нового изобретения, где они сберегаются от порчи». Нетрудно догадаться, что имеется ввиду.
Изначально скудный ассортимент консервируемых продуктов, а это было мясо всех видов и супы либо бульоны, дополнился. Придумали новые консервы в США в промежутке между 1819 и 1825 годами. Тогда появились консервированные омары,
тунец и даже фрукты! В дальнейшем ассортимент консервов лишь расширялся .
И вот теперь картина прояснилась! Для начала можно вспомнить даже франсцузские паштеты в пироге, тоже ведь консервы!))
Омары, морские снеди - невиданное лакомство для русского гурмана и обжоры, а помните у Гиляровского описывается
открытие Елисеевского магазина?
Не могу удержаться, чтобы не выложить целиком такую великолепную цитату.))
Храм Бахуса.
Впрочем, это название не было официальным; в день снятия лесов назначено было торжественное, с молебствием освящение «Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин».
С утра толпы народа запрудили улицу, любуясь на щегольской фасад «нового стиля» с фронтоном, на котором вместо княжеского герба белелось что-то из мифологии, какие-то классические фигуры. На тротуаре была толчея людей, жадно рассматривавших сквозь зеркальные стекла причудливые постройки из разных неведомых доселе Москве товаров.
Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства-жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются в глубоких зеркалах, вершины которых теряются в туманной высоте.
Так был описан в одной из ненапечатанных «Поэм о Москве» этот храм обжорства:
А на Тверской в дворце роскошном Елисеев
Привлек толпы несметные народа
Блестящей выставкой колбас, печений, лакомств…
Ряды окороков, копченых и вареных,
Индейки, фаршированные гуси,
Колбасы с чесноком, с фисташками и перцем,
Сыры всех возрастов - и честер, и швейцарский,
И жидкий бри, и пармезон гранитный…
Приказчик Алексей Ильич старается у фруктов, уложенных душистой пирамидой,
наполнивших корзины в пестрых лентах…
Здесь все - от кальвиля французского с гербами до ананасов и невиданных японских вишен.
Двери магазина были еще заперты, хотя внутри стали заранее собираться приглашенные, проходя со двора.
Привезенные для молебна иконы стояли посреди магазина, среди экзотических растений.
Наконец, к полудню зашевелилась полиция, оттесняя народ на противоположную сторону улицы.
Прискакал взвод жандармов и своими конями разделил улицу для проезда важных гостей.
Во второй половине зала был сервирован завтрак.
Серебро и хрусталь сверкали на белоснежных скатертях, повторяя в своих гранях мириады электрических отблесков,
как застывшие капли водопада, переливались всеми цветами радуги. А посредине между хрустальными графинами, наполненными винами разных цветов, вкуса и возраста, стояли бутылки всевозможных форм - от простых светлых золотистого шато-икема с выпуклыми стеклянными клеймами до шампанок с бургонским, кубышек мадеры и неуклюжих, примитивных бутылок венгерского. На бутылках старого токая перламутр времени сливался с туманным фоном
стекла цвета болотной тины.
На столах все было выставлено сразу, вместе с холодными закусками.
Причудливых форм заливные, желе и галантины вздрагивали, огромные красные омары и лангусты прятались
в застывших соусах, как в облаках, и багрянили при ярком освещении, а доминировали надо всем своей громадой окорока.
Окорока вареные, с откинутой плащом кожей, румянели розоватым салом.
Окорока вестфальские провесные, тоже с откинутым плащом, спорили нежной белизной со скатертью.
Они с математической точностью нарезаны были тонкими, как лист, пластами во весь поперечник окорока,
и опять пласты были сложены на свои места так, что окорок казался целым.
Жирные остендские устрицы, фигурно разложенные на слое снега, покрывавшего блюда, казалось, дышали.
Наискось широкого стола розовели и янтарились белорыбьи и осетровые балыки. Чернелась в серебряных ведрах, в кольце прозрачного льда, стерляжья мелкая икра, высилась над краями горкой темная осетровая и крупная, зернышко к зернышку, белужья. Ароматная паюсная, мартовская, с Сальянских промыслов, пухла на серебряных блюдах; далее сухая мешочная - тонким ножом пополам каждая икринка режется - высилась, сохраняя форму мешков,
а лучшая в мире паюсная икра с особым землистым ароматом, ачуевская- кучугур, стояла огромными глыбами на блюдах…
Ряды столов представляли собой геометрическую фигуру.
Кончился молебен. Начался завтрак.
Архиерей в черной рясе и клобуке занял самое почетное место, лицом к часам и завешенной ложе.
И еще чуть-чуть отвлечемся..
Вестфальскую сыро-вяленую ветчину Westfälischer Schinken можно поставить в один ряд с такими известнейшими сортами как испанский Хамон и Серрано, итальянское Прошутто.
В Россию Вестфальская ветчина довольно широко поставлялась до революции, многие московские трактиры и магазины закупали её, о чем имеются неоспоримые документарные свидетельства.
Итак, морепродукты,отборные сорта ветчины, заморчкие фруктовые консервы,сардины в масле, прибалтийская соленая и маринованная рыба, печенья и конфеты в банках и коробках - в Сибири да еще и в таком диком непроходном крае,где коренное население якуты да эвенки и тунгусами, поистину деликатесы..заелись аршинными осетрами сибирские купцы..))
Отгуляла ярмарка, а за нею сплошные будни..А я порекомендую сходить по ссылке, которую я дала выше, рассказывая про консервы..
Любопытное чтение и за кадром осталось много интересного и познавательного.
*** - Я простоквашу, Танечка, люблю. Принеси нам с Ибрагимом кринку, - сказал поутру Прохор хозяйской востроглазой дочери. Простокваша была холодная, освежающая. Прохор крепко сдабривал ее сахаром.
*** Парней загнал в баню дождь с грозой. Сидели на полу, плечо в плечо, возле четвертной бутыли, тянули водку из банного ковша. Пили молча, торопливо, громко чавкали круто посоленный, с луком, хлеб.
*** Разложили костер, сварили чай и двух застреленных в дороге уток.
А дома у Прохора свои заботы.)) Анфиса,Анфиса, погибель Прохорова..
*** Домишко у Анфисы маленький, плохой, но рядом рубился, иждивением Петра Данилыча, новый дом - скоро новоселье.
Анфиса накрывала стол, ставила самовар. Илья вытащил из кармана бутылку рябиновой и сверток саратовской сарпинки:
- Дозвольте прикинуть. Кажись, к лицу...
*** Илья Сохатых замер. Будь проклято это низенькое подполье! Он сидел скорчившись на какой-то деревянной штуке между двух огромных кадок и вдруг почувствовал, что его новые брюки из серого трико в полоску начали сзади промокать. Он вскочил и резко ударился - черт его возьми! - теменем в потолок. «Слава Богу, кажется, не слышали, сошло». Тогда он освидетельствовал дрожащей рукой то, на чем сидел.
- Извольте радоваться... Грибы соленые, рыжики!.. - Он возмущенно засопел и сплюнул.
Накатывалась густая сизая дрема. Он заснул, клюнул носом и очнулся. Тихо. Страшно захотелось есть. Он ощупал кадку: капуста. Он ощупал другую: «Очень просто, огурцы!..» Вытащил ядреный огурец и с аппетитом съел.
- Свежепросольный, - тихонько сказал он вслух.
Повыше подобрал манжет и вновь запустил руку в кадушку. Огурец попался великолепный. Съел.
*** Петр Данилыч жил по-русски, попросту: стол у него незатейливый, крестьянский: любил простоквашу, баранину, жирные с наваром щи. Одевался без форсу, просто; в запойное время пил до потери сознания, исключительно водку. Человек без широкого размаха, он решительно не знал, куда ему тратить в этой глуши деньги. Пожертвовал в церковь, выстроил дом Анфисе, завел себе и ей обстановку, ковры, часы, узорчатые самовары. А дальше что? Эх, закатиться бы в Москву! Но крылья у него куриные, да и лета не те.
Все-таки за три-четыре месяца он успел проспиртоваться основательно: нос стал красный, лицо опухло, во сне пальцы на руках плясали, всего подергивало. А когда увидал двух мелких чертенят, сидевших, как два зайца, на шкафу, твердо решил: «Надо сделать перерыв».
Два дня отпивался квасом, ел капусту и на третий уехал верст за пятьдесят в тайгу. Даже с Анфисой не простился.
*** А в кухне троица: бродяга с Ильей Сохатых да стряпуха; лишь заперлась на всю ночь Марья Кирилловна, стали бражничать: чай да наливка, у Варвары в печке купецкий пирог стоит, сам-то вряд ли будет жрать - поди, сам-то на карачках от своей крали приползет, тьфу, тьфу!
*** Отец Ипат вставал до свету: он уже позавтракал тертой редькой с квасом и теперь, рыгая и посвистывая на веселый лад, мастерил под навесом ульи.
Тайга, Прохор с Ибрагимом..
*** Средина лета. Путники загорели, как арабы. У Прохора три раза слезала с носу кожа.
Плыть весело, и погода стояла на диво. Вставали с зарей. Пока Прохор купался, Ибрагим жарил шашлык. Фарков возился с ведерным чайником.
У Фаркова пара удочек. Один за другим беспрерывно шлепаются в лодку золотистые караси.
- Жирнущие, - радуется Фарков и через пять минут заявляет: - Ну, теперича довольно.
Прохор привык к щедрым дарам Угрюм-реки и не удивляется. Он глядит на часы - время обедать. Присматривает удобное место и командует:
- Фарков, к берегу!
- Подале бы, Прохор Петрович, - слабо возражает тот, - деревня скоро.
Прохор чувствует, что дал маху: конечно, в деревне остановиться на отдых лучше: яйца, молоко, ватрушки, но раз сказал - сказал.
- Ты слышал?
Фарков ослушаться не смеет.
Уха очень жирная, каша крутая, с маслом, сухарей изобилие, и чай пьют до седьмого пота. Ибрагим среди обеда расстегивает на штанах все пуговки, сбрасывает подтяжки и самодовольно рыгает.
- Что, Ибрагим, наелся?
- Нэт.
Глаза его горят, как у волка, потом затуманиваются; круглая ложка проворно шмыгает из котла да в рот, наконец он еще громче рыгает и, опьянев от еды, ползет на карачках в тень всхрапнуть.
*** - А-а, люча прибежаль, русак! Здраста, бойе!
Мелкими шажками, приминая белый кудрявый мох, подходил к нему старик тунгус.
- Здраста! - проговорил он гортанным голосом и потряс протянутую руку Прохора.
- Как попаль, бойе? Торговый, нет? Огненный вода есть, нет? Порох, дробь, мука, цакар, чай? А? -
Старик прищурил раскосые узенькие глаза и улыбнулся всем своим безволосым, в мелких морщинах, лицом.
- Айда! - махнул рукой тунгус, и они пошли. Тонкие стройные ноги старика в замшевых длинных унтах четко отбивали быстрые шаги.
В стойбище жили три семьи. Пылал огромный костер - гуливун, - возле него суетились бабы, старые и молодые;
они стряпали, варили в котлах мясо.
*Люча - русский.
*** - Ты, Прошка, не захворал ли?
- Нет, - отвечал Прохор, - а так чего-то.
Он вспомнил о доме, о родителях. Захотелось приласкаться к матери, - она так любит его, так бережет,
угощает малиновым вареньем... С каким бы удовольствием съел он хорошую долю сладкого пирога с густыми-густыми сливками или тарелки три киселя из облепихи. Так наскучили эти сухари, эта рыба, это оленье мясо, - все одно и то же, сегодня, завтра. Разве бросить все к чертям? Нет, взялся за дело - делай! Надо же ему на самом деле выведать: где на всем течении реки выходят с богатой пушниной тунгусы, где притаились русские торговцы? Таков наказ отца.
*** Каша была вкусная. Жмыхало в ней сало. Круто солил и ел с наслаждением, запивая кирпичным чаем с леденцами.
*** Бродяга, что монах, сытно поесть на дармовщинку любит. Бражничал на дармовщинку бродяга бородатый за поздним ночным столом, чавкал жаренную на бараньем сале картошку, мамонил пшеничный каравай и хриплым, пропитым голосом повествовал сидевшей на лавке в грустной позе Марье Кирилловне:
- Как же мне, барыня-сударыня, не знать? Я все знаю до тонкости. И тунгусишек знаю. Тунгус что зверь... Орда, и больше никаких. Он смирный-смирный, а тут нападает на него блажной стих - возьмет да и пристрелит.
Кто нынче печет дома ватрушки?
То-то и оно, забываем мы эту выпечку..а напрасно..не заменят ее никакие заморчкие чизкейки.
Чизкейк хорош иногда как десерт..
А ватрушка всегда к столу хороша, к чаю, молоку, киселику.))
*** - Ну, теперь нам не страшно, Ибрагим. Трое... Тунгус знает реку. Да ежели и зазимуем где, ему известно тут все. Ибрагим, дорогой мой, милый!
- Ничего, кунак, ничего. Теперича хорошо.
- Матушка... Эх, матушка!.. Как она обрадуется. Вот-то заживем, Ибрагим!..
- Заживем, джигит...
- Окрепну годами - буду богатый, знатный... Буду честно жить.
- Знаю, богатый будышь, знатный будышь... Честный - трудно, Прошка.
- Буду!.. А приедем в Крайск, пирожных купим... Сто штук, Ибрагим!.. Очень я люблю пирожные...
- Шашлык будым делать... Чурэк печь. Пилав любым. Чеснок класть будым, кышмышь.
Ну вот, стоило о волке словечко, а он недалечко.))
Уже тогда народец избаловался пирожными.))
А в бреду Прохор все же вспоминал маменькины пироги а малину в густых сливках..
*** Грязным полотенцем черкес туго забинтовал себе грудь и вновь ушел в тайгу. Перед утром вернулся с большим куском мяса и пушистой шкурой.
Весь день, не угасая, горел огонь, вкусным духом дымился котел с крепким мясным наваром. Прохор вяло глотал горячую пищу. Ибрагим же ел алчно, до одурения.
*** Под вечер черкес кое-как кончил шубу.
- На-ка, получай бобра... Все равно - енот, все равно - лис... Давай бурка мне, ха-ха - теперича мороз тьфу! Разводи костер, сейчас мяса принесу: лосиный губа будэм варить, почка в сале жарить. - Черкес от удовольствия зажмурился и смачно сплюнул.
- Пойду.
*** Отец, я жив!! Не скучайте. Вот напишу страницу, вырву и пошлю к вам с ветром. Или сам явлюсь во сне. Матушка, почему ты мне не снишься? Ибрагим, друг мой! Ты убил сохатого. Мы умерли бы от голода - я ведь знаю, что запасов нет. Что ты ни говори мне, Ибрагим, голубчик, я знаю, что крупа вся, сухари все. А теперь мы, слава Богу, сыты. Мяса хватит нам на полгода. Матушка, ура! Кричи - ура! Твой мальчонка жив-живехонек. Вот приедем к тебе и будем пить чай со сдобными пирогами и вареньем.
Вот на сдобных пирогах с вареньем мы сегодня и остановимся, тем более, что нынче праздник и у многих на столах если не сдобные пироги, то какая то выпечка все равно есть! ))