Виктор Астафьев "Последний поклон"
Нашелся у меня в моих закромах рассказ В.Астафьева.
В нем рассказывается о сибирском застолье на бабушкин день рождения.
Т.к. у меня есть «Сибирь далекая и близкая», хочу сохранить этот рассказ
у себя. Хорош он и для моего ФМ как кулинарная цитата из которой можно выбрать и приготовить немало вкусного.))
Бабушкин праздник.
К полудню в горнице накрыты столы.Тетки и бабушка, исчезнувшие на время, явились немыслимо нарядные, важные. Правда, важничает бабушка да еще тетка Мария. Апроня же и Августа - насмешницы, зубоскалки, и хватает их серьезности ненадолго.
Дед распахнул одну створку двери, бабушка другую, и напевно, с плохо скрытым волнением начали они приглашать гостей:
- Милости прошу, гостеньки дорогие! Милости прошу отведать угощения нашего. Уж не обессудьте, чего бог послал.
А дед сам себе в бороду:
- Проходите, будьте ласковы, проходите!
Церемонность эта угнетала его, не по сердцу она ему, но, не раз ж коренный бабушкой за то, что и людей-то приветить не умеет, и слова на них жалеет, дед выполнял гнетущую обязанность до конца. Сыны проходили мимо деда и подмигивали ему, ободряли всячески и даже предлагали бросить пост и отправиться за стол. Но бабушка бдит - и дед умырнуть к столу не решался.
После шутливой возни, короткой, шумной междоусобицы, стараясь не уронить чего и не облить наряд себе или соседу, расселось наше большое семейство - взрослые за двумя столами, а дети за третьим. К столам еще приделаны подставки, и они, совсем как в сплавщицкой столовой, от стены до стены. В конце того стола, который упирался под божницу два свободных мечта - это места дедушки и бабушки.
Столы накрыты по-сибиряцки, закон которых такой: всё что есть в печи, в погребе, в кладовке, всё, что скоплено за долгий срок, теперь должно оказаться на столе. И чем больше, тем лучше. Поэтому все на столах крупно, ядрено, всё зажарено и запечено с красотою, большим старанием и умением.
Студень - гордость бабушкина, чуть только жирком подернутый сверху, как колыхнулся при появлении гостей в горнице, так и дрожит. Прозрачен студень, легок на вид, а резать его надо ножом. Капуста в пластах, капуста крошевом. Соленые огурцы ломтиками. Петух отварной из чашки лапы выпростал. Рыжики с луком по всему столу на мелких тарелочках, радужно улыбаются пестрыми губами. Рыжик у нас не моют перед засолкой, а протирают тряпками каждый по отдельности, и от этого рыжики не вянут, не темнеют и на зубу хрустят свежо. В двух больших чугунных сковородах зажаренные в русской печи ельцы. Они не пересохшие, но подрумяненные так, что есть их можно с головой, - только похрумкивай знай. Перцу в них, листа лаврового впору, а жиров к ним не добавляют - что за елец, если он своего соку на себя не даст. Тут уж или елец плох, или стряпка никудышная. Рыбный пирог из таймененка, привезенного Зыряновым. У нас его делают по величине рыбы: какая рыба - такой и пирог, лишь бы в печку влез. На этот раз пирог получился не велик, но запашист. Нет лучше пирога, чем из тайменя. Как и к ельцу в пирог, кроме перца и лаврового листа, ничего не добавляют. Он сам даст сок, жир и аромат.
Шаньги, печенюшки, мясо так, мясо этак. Малосольная стерлядь, верещага-яичница, сладкие пироги, вазы с брусникой, еще с прошлогодней, вазы с вареньем черничным, еще позапрошлогодним, хворост, печенье, сушки, орешки из теста нажаренные!.. Все горой, всего много, все со стола валится.
Сейчас бы есть и пить начинать, а не тут-то было! В последний момент бабушка исчезла куда-то, и все сидели, ждали томительно. Дед потоптался, потоптался, буркнул что-то в бороду и определился под божницу, на свое место.
- Вечно выламывается!
Поднялись Кольча-старший и дядя Ваня. Они бережно ввели бабушку под локти. В горнице они подморгнули Августе и Апроне, чтоб те не прыснули и не нарушили бы церемонии. Дальним путем, мимо ребятишек, провели бабушку старшие сыновья в передний угол, отодвинули стул и сказали:
- Мама, тебе почет и место!
Бабушка знала, как трудно даются речи этим пятидесятилетним ребятам, и на большее не рассчитывала. Скромно так, застенчиво опустила она глаза и ответствовала, дрогнув губами:
- Спасибо, дети мои, спасибо за уважение и ласку. - Мимоходом она сразила деда взглядом за то, что нарушает он ритуал и цену себе не знает. Дед досадливо отвернулся, и борода его заходила вверх-вниз, вверх-вниз.
Это еще не всё, далеко не всё! Вот бабушка повернулась к божнице, однако позицию выбрала такую, чтобы всё застолье охватить взглядом можно было, и начала креститься. Все задвигали стульями, скамейками, уронили вилку со звоном, зашикали друг на дружку, и взрослые перекрестились на образа следом за бабушкой.
Бабушка на месте. Ждет. Теперь в роль вступил дед. Из-под стола он выудил четверть с водкой и молча разлил её по стаканам, а тетя Люба наливала рюмочки, которые мы охотно и наперебой подставляли, брусничной настойкой.
Четверти хватило лишь на один разлив. Дед поднял граненый стакан и негромко, стеснительно призвал:
- Ну, давайте, ребята, со свиданьицем, за здоровье старухи! - Он первым ударился стаканом о бабушкину рюмку. Над столом стеклянный звяк. Ребятишки тоже чокаются друг с другом.
- Мама, за твое здоровье! Тятя, с именинницей тебя!
Истомившиеся мужики быстренько опрокинули водку, и, пока женщины еще жеманились, пригубляли чуть-чуть, совестясь друг дружки, они принялись за дело: потащили со сковороды ельцов, студень.
Возникла вторая четверть. Теперь уже сыны приняли её от деда, - хватит, мол, поработал на них, пора самим за ум браться. После второй застолье колыхнуло смехом, говором, и вскорости нас, ребятишек, спросили, наелись ли мы, дали орехов, конфеток и с гостинцами выдворили из-за стола, а приставку убрали, чтобы посвободней было в горнице.
Бабушкин праздник начался!
В нем рассказывается о сибирском застолье на бабушкин день рождения.
Т.к. у меня есть «Сибирь далекая и близкая», хочу сохранить этот рассказ
у себя. Хорош он и для моего ФМ как кулинарная цитата из которой можно выбрать и приготовить немало вкусного.))
Бабушкин праздник.
К полудню в горнице накрыты столы.Тетки и бабушка, исчезнувшие на время, явились немыслимо нарядные, важные. Правда, важничает бабушка да еще тетка Мария. Апроня же и Августа - насмешницы, зубоскалки, и хватает их серьезности ненадолго.
Дед распахнул одну створку двери, бабушка другую, и напевно, с плохо скрытым волнением начали они приглашать гостей:
- Милости прошу, гостеньки дорогие! Милости прошу отведать угощения нашего. Уж не обессудьте, чего бог послал.
А дед сам себе в бороду:
- Проходите, будьте ласковы, проходите!
Церемонность эта угнетала его, не по сердцу она ему, но, не раз ж коренный бабушкой за то, что и людей-то приветить не умеет, и слова на них жалеет, дед выполнял гнетущую обязанность до конца. Сыны проходили мимо деда и подмигивали ему, ободряли всячески и даже предлагали бросить пост и отправиться за стол. Но бабушка бдит - и дед умырнуть к столу не решался.
После шутливой возни, короткой, шумной междоусобицы, стараясь не уронить чего и не облить наряд себе или соседу, расселось наше большое семейство - взрослые за двумя столами, а дети за третьим. К столам еще приделаны подставки, и они, совсем как в сплавщицкой столовой, от стены до стены. В конце того стола, который упирался под божницу два свободных мечта - это места дедушки и бабушки.
Столы накрыты по-сибиряцки, закон которых такой: всё что есть в печи, в погребе, в кладовке, всё, что скоплено за долгий срок, теперь должно оказаться на столе. И чем больше, тем лучше. Поэтому все на столах крупно, ядрено, всё зажарено и запечено с красотою, большим старанием и умением.
Студень - гордость бабушкина, чуть только жирком подернутый сверху, как колыхнулся при появлении гостей в горнице, так и дрожит. Прозрачен студень, легок на вид, а резать его надо ножом. Капуста в пластах, капуста крошевом. Соленые огурцы ломтиками. Петух отварной из чашки лапы выпростал. Рыжики с луком по всему столу на мелких тарелочках, радужно улыбаются пестрыми губами. Рыжик у нас не моют перед засолкой, а протирают тряпками каждый по отдельности, и от этого рыжики не вянут, не темнеют и на зубу хрустят свежо. В двух больших чугунных сковородах зажаренные в русской печи ельцы. Они не пересохшие, но подрумяненные так, что есть их можно с головой, - только похрумкивай знай. Перцу в них, листа лаврового впору, а жиров к ним не добавляют - что за елец, если он своего соку на себя не даст. Тут уж или елец плох, или стряпка никудышная. Рыбный пирог из таймененка, привезенного Зыряновым. У нас его делают по величине рыбы: какая рыба - такой и пирог, лишь бы в печку влез. На этот раз пирог получился не велик, но запашист. Нет лучше пирога, чем из тайменя. Как и к ельцу в пирог, кроме перца и лаврового листа, ничего не добавляют. Он сам даст сок, жир и аромат.
Шаньги, печенюшки, мясо так, мясо этак. Малосольная стерлядь, верещага-яичница, сладкие пироги, вазы с брусникой, еще с прошлогодней, вазы с вареньем черничным, еще позапрошлогодним, хворост, печенье, сушки, орешки из теста нажаренные!.. Все горой, всего много, все со стола валится.
Сейчас бы есть и пить начинать, а не тут-то было! В последний момент бабушка исчезла куда-то, и все сидели, ждали томительно. Дед потоптался, потоптался, буркнул что-то в бороду и определился под божницу, на свое место.
- Вечно выламывается!
Поднялись Кольча-старший и дядя Ваня. Они бережно ввели бабушку под локти. В горнице они подморгнули Августе и Апроне, чтоб те не прыснули и не нарушили бы церемонии. Дальним путем, мимо ребятишек, провели бабушку старшие сыновья в передний угол, отодвинули стул и сказали:
- Мама, тебе почет и место!
Бабушка знала, как трудно даются речи этим пятидесятилетним ребятам, и на большее не рассчитывала. Скромно так, застенчиво опустила она глаза и ответствовала, дрогнув губами:
- Спасибо, дети мои, спасибо за уважение и ласку. - Мимоходом она сразила деда взглядом за то, что нарушает он ритуал и цену себе не знает. Дед досадливо отвернулся, и борода его заходила вверх-вниз, вверх-вниз.
Это еще не всё, далеко не всё! Вот бабушка повернулась к божнице, однако позицию выбрала такую, чтобы всё застолье охватить взглядом можно было, и начала креститься. Все задвигали стульями, скамейками, уронили вилку со звоном, зашикали друг на дружку, и взрослые перекрестились на образа следом за бабушкой.
Бабушка на месте. Ждет. Теперь в роль вступил дед. Из-под стола он выудил четверть с водкой и молча разлил её по стаканам, а тетя Люба наливала рюмочки, которые мы охотно и наперебой подставляли, брусничной настойкой.
Четверти хватило лишь на один разлив. Дед поднял граненый стакан и негромко, стеснительно призвал:
- Ну, давайте, ребята, со свиданьицем, за здоровье старухи! - Он первым ударился стаканом о бабушкину рюмку. Над столом стеклянный звяк. Ребятишки тоже чокаются друг с другом.
- Мама, за твое здоровье! Тятя, с именинницей тебя!
Истомившиеся мужики быстренько опрокинули водку, и, пока женщины еще жеманились, пригубляли чуть-чуть, совестясь друг дружки, они принялись за дело: потащили со сковороды ельцов, студень.
Возникла вторая четверть. Теперь уже сыны приняли её от деда, - хватит, мол, поработал на них, пора самим за ум браться. После второй застолье колыхнуло смехом, говором, и вскорости нас, ребятишек, спросили, наелись ли мы, дали орехов, конфеток и с гостинцами выдворили из-за стола, а приставку убрали, чтобы посвободней было в горнице.
Бабушкин праздник начался!