С Рождеством Христовым! часть 2.
Если эстонское Рождество тихое и сугубо семейное,то православное именно открытое,в доме много гостей,принимают всех.
Как и в прошлом году, последние приехали с визитом действительный статский советник Крылин и известный адвокат Лысевич. Приехали они, когда на дворе становилось уже темно. Крылин, старик за 60 лет, с широким ртом и с седыми бакенами около ушей, похожий лицом на рысь, был в мундире с аннинскою лентой и в белых штанах. Он долго держал руку Анны Акимовны в своих обеих руках, глядел ей пристально в лицо, шевелил губами и наконец сказал с расстановкой, в одну ноту:
- Я уважал вашего дядюшку… и батюшку, и пользовался их расположением. Теперь считаю приятным долгом, как видите, поздравить их уважаемую наследницу… несмотря на болезнь и на значительное расстояние… И весьма рад видеть вас в добром здоровье.
Присяжный поверенный Лысевич, высокий красивый блондин, с легкою проседью в висках и бороде, отличается необыкновенно изящными манерами. Он входит с перевальцем, кланяется будто нехотя и, разговаривая, поводит плечами, и всё это с ленивою грацией, как застоявшийся избалованный конь. Он сыт, чрезвычайно здоров и богат; раз даже выиграл сорок тысяч, но скрыл это от своих знакомых. Любит хорошо покушать, особенно сыры, трюфели, тертую редьку с конопляным маслом, а в Париже, по его словам, он ел жареные немытые кишки. Говорит он складно, плавно, без запинки, и лишь из кокетства иной раз позволит себе запнуться и щёлкнуть пальцами, как бы подбирая слово.
Кроме обеда, состоящего из щей, поросенка, гуся с яблоками и проч., на кухне в большие праздники готовили еще так называемый французский или поварской обед, на случай, если кто из гостей в верхнем этаже пожелает откушать. Когда в столовой застучали посудой, Лысевич стал проявлять заметное возбуждение; он потирал руки, поводил плечами, жмурился и с чувством рассказывал о том, какие обеды когда-то задавали старики и какой чудесный матлот из налимов умеет готовить здешний повар, - не матлот, а откровение! Он предвкушал обед, уже ел его мысленно и наслаждался. Когда же Анна Акимовна повела его под руку в столовую и он, наконец, выпил рюмку водки и положил себе в рот кусочек семги, то даже замурлыкал от удовольствия. Жевал он громко, противно, издавая носом какие-то звуки, и глаза его при этом становились масляными и алчными.
Закуска была роскошная. Были, между прочим, свежие белые грибы в сметане и соус провансаль из жареных устриц и раковых шеек, сильно сдобренный горькими пикулями. Самый обед состоял из праздничных, изысканных блюд, и вина были прекрасные. Мишенька прислуживал за столом с упоением. Когда он ставил на стол какое-нибудь новое кушанье и снимал с блестящей кастрюли крышку или наливал вино, то делал это с важностью профессора черной магии, и, глядя на его лицо и на походку, похожую на первую фигуру кадрили, адвокат несколько раз подумал: «Какой дурак!»
Тетушка в просторной ситцевой блузе, Варварушка и еще каких-то две старушки сидели в столовой и ужинали. Перед ними на столе лежали большой кусок солонины, окорок и разные соленые закуски, и от солонины, очень жирной и вкусной на вид, валил к потолку пар. В нижнем этаже виноградных вин не употребляли, но зато было много разного рода водок и наливок. Кухарка Агафьюшка, полная, белая, сытая, стояла у двери, скрестивши руки, и разговаривала со старухами, а кушанья подавала и принимала нижняя Маша, брюнетка с пунцовою лентой в волосах. Старухи были сыты еще с утра и за час до ужина пили чай со сладким сдобным пирогом, а потому ели теперь через силу, как бы по обязанности.
- Ох, матушки! - охнула тетушка, когда в столовую вдруг вбежала Анна Акимовна и села на стул рядом с ней. - Испугала до смерти!
В доме любили, когда Анна Акимовна бывала в духе и дурачилась; это всякий раз напоминало, что старики уже умерли, а старухи в доме не имеют уже никакой власти и каждый может жить как угодно, не боясь, что с него сурово взыщут. Только две незнакомые старухи покосились на Анну Акимовну с недоумением: она напевала, а за столом грех петь.
- Матушка наша, красавица, картина писаная! - начала слащаво причитывать Агафьюшка. - Алмаз наш драгоценный!.. Народу-то, народу нынче приезжало нашу королевну глядеть - господи, твоя воля! И генералы, и офицеры, и господа… Я в окно глядела-глядела, считала-считала, да и бросила.
- А по мне, они хоть бы вовсе не ездили, подлецы! - сказала тетушка; она с грустью поглядела на племянницу и добавила: - Только время провели сиротке моей бедной.
Анна Акимовна была голодна, так как с самого утра ничего не ела. Ей налили какой-то очень горькой настойки, она выпила и закусила солониной с горчицей и нашла, что это необыкновенно вкусно. Потом нижняя Маша подала индейку, моченые яблоки и крыжовник. И это тоже понравилось. Но только одно было неприятно: от изразцовой печки веяло жаром, было душно, и у всех разгорелись щеки. После ужина убрали со стола скатерть и поставили тарелки с мятными пряниками, орехами и изюмом.
- Садись и ты… чего там! - сказала тетушка кухарке.
Агафьюшка вздохнула и села за стол; перед ней Маша поставила тоже рюмку для наливки, и Анне Акимовне стало уже казаться, что одинаково, как от печки, так и от белой шеи Агафьюшки, веет жаром. Говорили все о том, как теперь трудно стало выходить замуж, что в прежнее время мужчины если не на красоту, то хоть на деньги льстились, а теперь не разберешь, что им нужно, и прежде оставались в девушках только горбатые и хромые, а теперь не берут даже красивых и богатых. Тетушка стала объяснять это безнравственностью и тем, что люди бога не боятся, но вдруг вспомнила, что ее брат Иван Иваныч и Варварушка - оба святой жизни - и бога боялись, а все же потихоньку детей рожали и отправляли в воспитательный дом; она спохватилась и перевела разговор на то, какой у нее когда-то женишок был, из заводских, и как она его любила, но ее насильно братья выдали за вдовца иконописца, который, слава богу, через два года помер. Нижняя Маша тоже подсела к столу и с таинственным видом рассказала, что вот уже неделя, как каждый день по утрам во дворе показывается какой-то неизвестный мужчина с черными усами и в пальто с барашковым воротником: войдет во двор, поглядит на окна большого дома и пойдет дальше - к корпусам; мужчина ничего себе, видный…
От всех этих разговоров Анне Акимовне почему-то вдруг захотелось замуж, захотелось сильно, до тоски; кажется, полжизни и все состояние отдала бы, только знать бы, что в верхнем этаже есть человек, который для нее ближе всех на свете, что он крепко любит ее и скучает по ней; и мысль об этой близости, восхитительной, невыразимой на словах, волновала ее душу. И инстинкт здоровья и молодости льстил ей и лгал, что настоящая поэзия жизни не пришла, а еще впереди, и она верила и, откинувшись на спинку стула (у нее распустились волосы при этом), стала смеяться, а глядя на нее, смеялись и остальные. И в столовой долго не умолкал беспричинный смех.
Доложили, что пришла ночевать Жужелица. Это была богомолка Паша, или Спиридоновна, маленькая худенькая женщина, лет пятидесяти, в черном платье и белом платочке, остроглазая, остроносая, с острым подбородком; глаза у нее были хитрые, ехидные, и глядела она с таким выражением, как. будто всех насквозь видела. Губы у нее были сердечком. За ехидство и ненавистничество в купеческих домах ее прозвали Жужелицей.
Войдя в столовую, она, ни на кого не глядя, направилась к образам и запела альтом «Рождество твое», потом спела «Дева днесь», потом «Христос рождается», затем обернулась и пронизала всех взглядом.
- С праздничком! - сказала она и поцеловала в плечо Анну Акимовну. - Насилу, насилу добралась до вас, благодетели мои. - Она поцеловала в плечо тетушку. - Пошла я к вам еще утром, да по дороге к добрым людям заходила отдохнуть. «Останься да останься, Спиридоновна», - ан, и не видала, как вечер настал.
Так как она не употребляла мясного, то ей подали икры и семги. Она кушала, поглядывая на всех исподлобья, и водочки три рюмки выпила. Накушавшись, помолилась богу и поклонилась Анне Акимовне в ноги.
Закончу я о рассказе Чехова вот этой цитатой:
Праздничное возбуждение уже проходило, и чтобы поддержать его, Анна Акимовна села опять за рояль и тихо заиграла один из новых вальсов, потом вспомнила, как умно и честно она мыслила и говорила сегодня за обедом. Поглядела она кругом на темные окна и стены с картинами, на слабый свет, который шел из залы, и вдруг нечаянно заплакала, и ей досадно стало, что она так одинока, что ей не с кем поговорить, посоветоваться.
День был длинный,суматошный и тем не менее Анна Акимовна не хотела,чтобы он закончился.
Из последней строки видно,что православное Рождество так же очень личное и семейное,хотя двери в дом открыты всем.
Готовились к Рождеству,прихорашивая дом.
Все начисто отмывали,не оставляя грязным даже уголка,мол,чумичка спрячется в грязи и испортит грядущий год.))
Я тоже стараюсь чумичке не оставлять грязных уголков и весь декабрь мою,чищу,стираю и скребу.))
В Бога верили,а языческие навыки помнили..
Иван Шмелев,которого я очень люблю,рассказывает как готовились в его семье к Рождеству.
Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну, что же... Не поймешь чего - подскажет сердце.
Как будто я такой, как ты. Снежок ты знаешь? Здесь он - редко, выпадет - и стаял. А у нас повалит - свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит. На улицах - сугробы, всё бело. На крышах, на заборах, на фонарях - вот сколько снегу! С крыш свисает. Висит - и рухнет мягко, как мука. Ну, за ворот засыплет. Дворники сгребают в кучи, свозят. А не сгребай - увязнешь. Тихо у нас зимой и глухо. Несутся санки, а не слышно. Только в мороз визжат полозья. Зато весной услышишь первые колёса... - вот радость!..
ТУТ читаем всю главу.
Наверное, мало кто сумел так передать атмосферу праздника…
Вся глава просто необыкновенная!
так сильно передано человеколюбие!
Шмелев рос в той атмосфере, о какой я бы только мечтала..))
Но доля у него была незавидная..
мать его не любила,сына при жизни лишился,как лишился и Родины-умер в эмиграции..
наверное,потому и писал с особенной любовью о России..
Я даже приведу строки его детского воспоминания..))
- Зайдешь к Бушую. Это у нас была собака, лохматая, большая, в конуре жила. Сено там у ней, тепло ей. Хочется сказать Бушую, что Рождество, что даже волки добрые теперь и ходят со звездой... Крикнешь в конуру: "Бушуйка!" Цепью загремит, проснется, фыркнет, посунет мордой, добрый, мягкий. Полижет руку, будто скажет: да. Рождество. И - на душе тепло, от счастья.
Вы будете смеяться,но наши звери тоже получают в праздники вкусную еду.))
Кошка Фроська ест сырое мясо,которым я её редко балую,а кот Филимон в подвале получает самые любимые консервы..
твари божьи..они тоже должны радоваться.))
В домах состоятельных кормили пришлый народ
Об этом рассказывает И.Шмелев в «Лето Господне.» глава «Обед для разных.»
Накрывают в холодной комнате, где в парадные дни устраиваются официанты. Постилают голубою, рождественскую, скатерть, и посуду ставят тоже парадную, с голубыми каемочками. На лежанке устраивают закуску. Ни икры, ни сардинок, ни семги, ни золотого сига копченого, а просто: толстая колбаса с языком, толстая копченая, селедки с луком, соленые снеточки, кильки и пироги длинные, с капустой и яйцами. Пузатые графины рябиновки и водки и бутылка шато-д-икема, для знаменитого нашего плотника - «филенщика» - Михал Панкратыча Горкина, который только в праздники «принимает», как и отец, и для женского пола.
Едят горячую солонину с огурцами, свинину со сметанным хреном, лапшу с гусиными потрохами и рассольник, жареного гуся с мочеными яблоками, поросенка с кашей, драчену на черных сковородах и блинчики с клюквенным вареньем.
У Мельникова-Печерского в романах «В лесах и на горах» упоминается,как готовились к Рождеству.Убирали начисто весь дом вместе с хозяйственными пристройками и двором.
А Шмелев вспоминает,что меняли даже ковры и портьеры на все голубого цвета..
Почему?
Скорее всего это зимний цвет,олицетворение холода,льда и снега.
Перемывали даже посуду в «горках».
Горки-это что-то типа буфетов,далее сервантов,где хранилась праздничая посуда-хрусталь,
фарфор и т.д.
Дома у моих родителей был сервант и там была праздничная посуда..
Её доставали по особым случаям.
Дочери Прохора Петровича из романа «В лесах и на горах.» к празднику каждая перемывала всю посуду в своих «горках»,которая им предназначалась как приданое.
Я делаю тоже самое-отмываю все,чтобы блеск посуды нес в дом благополучие..есть у меня кой какие хрустали из советского времени.))
А все оттенки синего и голубого мы очень любим с дочей…
В моей комнате преобладает голубой во всех его оттенках…
Мне в этом сочетании очень комфортно..))
В старое время ходили ряженые,их везде приветствовали,угощали и одаривали.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом все веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры». Л.Н. Толстой. Война и мир.
Нашлось в сети и вот это.
В мемориальной библиотеке Л.Н. Толстого достаточно широко представлен такой жанр, как рождественский или святочный рассказ, относящийся к категории календарной литературы. В самом общем виде его можно определить как рассказ о случившихся в период зимних праздников чудес. Свое название они получили от слова «святки», т.е. святые дни от Рождества Христова до праздника Богоявления. Это своеобразная проповедь человечности, любви, добра, призыва изменить мир к лучшему через собственное преображение.
Гоголь посвятил Рождеству не одно произведение,но более известное нам «Ночь перед Рождеством.» по которому поставлен фильм-сказка «Вечера на хуторе близ Диканьки.»
Есть одноименный мультфильм,есть мюзикл,снятый по этой сказке.
«7 декабря, ровно за месяц до Светлого Праздника Рождества, на сцене театра «Русская песня» состоялась премьера фолк-мюзикла по повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством».
Когда завоет вьюга, наметёт метель высоченные сугробы и закружатся в хороводе белоснежные снежинки, тогда наступит самая мистическая, волшебная ночь в году - Ночь перед Рождеством. И сожмутся, сместятся пространство и время, и возникнет деревенька, то утопающая в ночном мраке, то переливающаяся радужным блеском сухого морозного снега. Растворятся в небытии прошлое, настоящее и будущее… И встретятся здесь и сейчас силы добра и зла, света и тьмы, мир земной и мир небесный… Чудеса, да и только!
Повесть Николая Васильевича Гоголя «Ночь перед Рождеством» открывает второй том сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Это одно из самых сказочных, театральных, музыкальных произведений Гоголя, насквозь пропитанное народными обычаями, поверьями и бытом восточных славян. Поэтому не случайно при выборе литературного материала для новой постановки художественный руководитель музыкального театра фольклора «Русская песня» Надежда Бабкина обратилась именно к этому произведению.
В построении сюжета повести «Ночь перед Рождеством» Гоголь опирался на обряд колядования, широко распространённый в народной традиции Украины, России, Белоруссии, и исполняемый в канун Рождества для отпугивания злых духов. С колядок же начинается и действие спектакля. «Щедрый вечер добрым людям», - поют артисты, и перед зрителями возникают почти прозрачные силуэты персонажей спектакля.
Насыщенность текста Гоголя колядками, щедровками, народными песнями позволила режиссеру Нине Чусовой определить жанр спектакля, как фолк-мюзикл. Разноцветная палитра форм русской и украинской народной музыки в современной аранжировке - от плясовой до духовной - стала доминантой и настоящим украшением спектакля. А связующей нитью, логическим аккордом, обрамляющим музыкальную ткань постановки, выступила сказочная и пронзительная музыка композитора Михаила Броннера, написанная специально для спектакля.
Используя традиции рождественского вертепа, где действо разыгрывается в двух ярусах: верхнем и нижнем, Гоголь в своей повести перемешивает оба эти мира-яруса так, что они оказываются взаимопроникающими. Солоха - земная баба, которая водит дружбу с нечистой силой, а Чёрт - житель мира небесного - оказывается персонажем, участником вполне бытовых сцен. Гоголь как Творец перемешивает реальность и величественную историю о рождении Христа.»
Полностью текст ЗДЕСЬ.
Есть и фильм-мюзикл «Вечера на хуторе близ Диканьки.» 2001 года.
Полностью его можно посмотреть здесь.
Мы с дочей его обожаем..хорошо сняли,с изрядной долей юмора..))
Удивительным образом мифология переплетена с религией именно в Рождество.
Я хочу специально оставить ссылку где рассказывается о Дедушке Морозе,Снегурочке
и других персонажах Рождества как очень нам знакомых и как незнакомых совсем.
В заключение хочу предложить отрывок из романа Нечуй-Левицкого «Старосветские батюшки и матушки.» 1881 года.
Отрывок большой,поэтому спрячу его под спойлер.
Но книга эта довольно редкая и её не так то просто отыскать в сети.
А отрывок замечательный..))
Автор писал его с изрядной долей иронии,но когда я читаю это описание,то мне кажется,что я и сама там нахожусь.)) Очень хочется им поделиться с вами.))
Балабуха священник,его жена Олеся,особа ветреная и влюбчивая.
Мужу доставила этим немало хлопот..))
Балабуха когда то сватался к Онисе,дочери священника,но получил гарбузов в ответ полную бричку,а Олеся вышла замуж за дьячка Харитона Мосаковского.
К ним то Олеся и повезла всю компанию гусар,которые зимовали в их селении.
Пышную, веселую зиму прожила Олеся. Она не чувствовала, как проходило время, не успела опомниться, как прошли филипповки и наступило Рождество; эта зима показалась ей горячим, знойным летом: для нее, как летом, грело солнце, цвели душистые цветы, пели соловьи. Казанцев с товарищами заходил к Балабухе почти каждый день, приглашал Балабуху с женой к себе в гости. Олеся привезла к себе своих сестер: она думала, - может быть, кто-нибудь из офицеров женится на них; ей казалось, что и сама она еще не вышла замуж, что она вот-вот обвенчается с Казанцевым. Олеся еженедельно устраивала вечера для гусар, танцевала до утра и вытрясла до дна карманы своего мужа на наряды и на вечеринки. Чтобы гусары не скучали, Олеся начала возить их в гости к соседям-священникам: на Рождество повезла их к своему родственнику - отцу Мельхиседеку, а на Новый год надумала повезти их к Мосаковскому.
- Поедемте-ка в гости к нашему ближайшему соседу, отцу Харитону, - говорила Олеся гусарам. - Я вам покажу прежнюю любовь моего мужа. Онисия Степановна - это солидная женщина, не такая лентяйка, как я: она угостит вас такой гусятиной и поросятиной, какой вы отродясь не ели и в Петербурге; доберемся мы и до ее наливок и варенухи.
Гусары запрягли своих резвых коней, усадили Олесю и всех ее сестер и махнули по прекрасной санной дороге в Вильшаницу. Олеся потащила с собой и Балабуху, чтобы было кому разговаривать с хозяином, отцом Харитоном. Гусары усадили с собой дам- по даме на каждые саночки, а Балабуху повезли одного в задних санях, запряженных одной лошадкой.
День выдался погожий, тихий и не очень холодный; санная дорога стлалась будто гладкий белый холст; кони весело летели в Вильшаницу; на каждой упряжке звенели бубенцы. А в это время в Вильшанице никто не ждал таких гостей. К отцу Харитону собралась своя сельская компания; светлица была полна мужиков и молодиц, даже с маленькими детьми на руках. В гости пришел и старец Шмид, кум отца Харитона. Посредине светлицы стоял накрытый стол, а на нем бутылки с водкой, тарелки с полдником, лежали целые горы нарезанного хлеба. Мужики и молодицы, выпив вдоволь, ради праздника, разговаривали и шумели на весь двор; звонкие голоса молодиц сливались с мужскими, словно маленькие колокольчики с большими; в покоях кипело, будто в огромном котле. Онисия Степановна угощала молодиц, отец Харитон - мужиков.
Вдруг на улице зазвенел один колокольчик, за ним - другой, и в ворота влетели сани, запряженные ретивыми конями; за ними вскочили вторые, потом третьи; колокольчики зазвенели под самыми окнами. Все гости бросились к окнам и увидели полные сани гусар.
- Ой, беда! становые приехали, - закричала одна молодица.
- Ох, солдаты! Да как их много! Это московская экзекуция приехала! - крикнул ктитор.
Все гости отца Харитона вскочили с мест и опрометью бросились удирать: одни убегали в сени, другие в комнату; некоторые перепуганные молодицы даже оставили детей в светлице и бросились врассыпную, как всполошившиеся птицы, кто в кухню, кто на задворки; некоторые удрали в кладовую, а кое-кто по лестнице взобрался на чердак; старец Шмид схватил костыль, махнул через сенные двери на задворки и спрятался в овине; мужчины рассыпались по огороду, оставив в светлице шапки и рукавицы; некоторые молодицы сгоряча и с перепуга бросились через сенную дверь на крыльцо, прямо в гущу гусар и барышень и чуть было не сбили их с ног.
Отец Харитон, перепуганный насмерть, не знал, что делать, и лишь бегал по комнате из угла в угол. Онися, заметив в окне среди гусар Олесю, хлопнула себя по бокам: в светлице был такой беспорядок, что она не знала, за что браться, - схватила бутылку водки, бросила ее в миску со сметаной, выбежала из светлицы, бросила миску на перину, потом вытолкнула двух перепуганных молодиц из опочивальни в светлицу и почти таинственно зашептала:
- Верите стол да выносите в соседнюю комнату!
Молодицы схватили стол со всем добром и понесли его не в комнату, а в сени.
Гусары и дамы увидели в сенях, как стол, заваленный бутылками и мисками, застрял в двери вместе с молодицами.
- Хорошая примета! - не утерпел Казанцев.
- Видать, что хозяин и в самом деле солидный, любит принимать гостей.
- И встречает нас хлебом-солью, - тихо отозвалась Олеся.
- И бутылками и чарками, - промолвил Балабуха, вступая на порог сеней.
Молодицы протиснули в сени стол и дали проход гостям.
Гости вошли в светлицу; она была похожа на поле боя после сражения; трое оставленных
крестьянских детей ползали возле печки и с перепугу кричали не своим голосом; посреди комнаты валялись куски хлеба, каталась бутылка, сваленная со стола, валялись шапки и рукавицы. Отец Харитон собирал шапки, а Онися, схватив за руки сразу троих детей, выволокла их в соседнюю комнату и прикрыла дверь.
Балабуха с женой, три сестры Олеси и десять гусар заполнили всю светлицу. Хозяин стоял столбом посреди светлицы, а за дверью гремел такой оркестр, какого гусарам не приходилось слышать и в Петербурге.
- Просим прощенья! Наверное, мы не в подходящее время приехали, - сказал Казанцев хозяину.
Хозяин молча стоял посреди комнаты и только глядел, как раздевались гусары, как блестели на них эполеты и воротники, - ему, по всей видимости, было не по себе.
Балабуха подошел к отцу Харитону, трижды поцеловадся с ним, поздравляя с Новым годом.
- Ох, упаду в обморок! здесь так разит водкой.- шептала Олеся на ухо Казанцеву.
- Мы, кажется, разогнали веселую компанию.- тихо сказал Казанцев Олесе.
-Прежняя любовь Марка Павловича пила водочку с молодицами, - тихо отозвалась Олеся.
Гусары и дамы разделись, накидав, как попало, на стулья и диван целую гору одежды. Балабуха, поздоровавшись с отцом Харитоном и Онисей, отрекомендовал Казанцева. Офицер перед Онисей так стукнул каблуками, что вырыл ими порядочную ложбинку в глиняном полу. После Казанцева к Онисе подскочили остальные гусары, шаркали каблуками по полу и, как петухи, выгребли в нем настоящую яму. Какие-то фамилии так и сыпались на Онисю, словно их кто-то вытряхивал из сумы.
«Это Олеся привезла гусар... У какого беса она их столько насобирала», - думала Онисия Степановна.
А Олеся села на диван и закрыла нос надушенным платком; ее сестры переглядывались, улыбались и подмигивали одна другой. Гусары посмеиваясь, стали расхаживать по светлице, как у себя дома. Картина в светлице изменилась, словно по волшебству: вместо свиток и корсеток синели обшитые серебром мундиры, краснели тонкие ноги, звенели шпоры, рдели и белели платья девиц. Гусары вели себя с хозяином и хозяйкой так, как будто прожили с ними весь век.
- Как ваше здоровье? - приставал к Онисии Степановне Казанцев.
- Благодарю вас! Слава богу, здорова пока что, - неохотно отозвалась Онися.
А тем временем она обвела взглядом гостей, посчитала, сколько придется изжарить гусей и поросят для такой компании.
- А дети ваши здоровы? Наверное, у вас есть дети? - спросил Казанцев.
- Слава богу, есть, и все здоровы, - ответила Онися, а тем временем занималась мысленно подсчетом: «По половине гуся на каждого солдатюгу, для благочинного полпоросенка, для благочинной тоже полпоросенка, а для девиц хоть но ножке».
- Весело ли провели святки? Бывали ли в гостях?- поддерживал разговор Казанцев.
Онися же его не слушала и все думала: «По половине гуся сожрут - солдатюги здоровы! Получается пять гусей и поросенок; да надо, наверное, заколоть большого, ибо этот Балабуха хорошо уплетает поросятину, да и благочинная ему не уступит, тоже очень любит поросятину».
- Нет, еще нигде не были в гостях, думаем послезавтра поехать к родителям, - неохотно отстала Онися.
«Ох, пропадут мои откормленные гуси! Отец приедет на крещение и гусятины не попробует, - вертелась в голове Ониси мысль.
- Эта Олеська навезла своих проходимцев, - наверное, нечего было дома подать им на ужин, вот и затащила их на моих гусей. Это дело ее рук. А, чтоб ты по дороге себе голову свернула вместе с твоими солдатиками!
Один гусар выглянул в окно и увидел во дворе большое стадо гусей.
- Как много у вас гусей! Ей-богу, полдвора! закричал гусар на всю хату.
- Я еще нигде не видел так много гусей! Вот было бы хорошее жаркое!
Так оно и есть, - подумала Онися, - это они привезла такую голодную стаю грачей на моих гусей, наверное, они об этом и говорили дорогой. А ну-ка, будут ли на поросят намекать?»
Благодарение богу, в этом году у нас гуси хорошо разводились, - поддержал отец Харитон, - да и поросят наплодилось очень много.
Этот дурак сам обо всем расскажет», - подумала Описи.
- Слава богу, наплодилось много, да половину волки выкрали в кустах, - добавила Онися.
- Однако же не всех выкрали: госпоже благочинной еще осталось на ужин, - старался быть как можно добрее отец Харитон.
- Как я вижу, у вас волки совсем приличные, - сказал Казанцев, - если оставили на ужин; у нас как начнут красть, так уж нисколечко не оставят.
- А как же ваши волы и коровы? - спросил у отца Харитона один гусар, лишь бы что- ни
будь сказать.
- Слава богу, все целы, только комолая бесхвостая корова сбежала куда-то в богуславский лес,
и до сих пор ее не нашли.
- Нашли ее или до сих пор там гуляет? - спросила Олеся, искоса, с усмешкой поглядывая на Казанцева.
Острые глаза Ониси поймали это переглядывание.
«Она со своим мерзким любовником насмехается надо мной, - подумала Онися. - Подожди же, посмеюсь и я над тобой и над твоим милым! Говорил мне еврей портной, что ты каждый вечер тайком бегаешь от своего Балабухи к своему гусару. Я ославлю тебя на весь уезд! Я отблагодарю тебя!»
- Что-то я никак не согреюсь, а на дворе, кажется, оттепель и не очень холодно, - говорил один гусар, бегая по светлице и потирая руки.
- И я будто замерз, - отозвался другой гусар, тоже бегая по светлице.
«Добиваются по чарке»,- подумала Онися.
- Может, по чарке да по другой, тогда сразу и согреетесь, - отозвался отец Харитон.
- если по чарке, то и по чарке, - передразнил Казанцев отца Харитона по-украински.
Онися ушла в комнату и вынесла оттуда большую бутыль водки и миску пирогов с начинкой. Гусары набросились на водку, купленную в корчме Шулимова и беззастенчиво пили.
Миска с пирогами вмиг опустела.
За столом поднялся шум, как и час тому назад: гусары пили водку и кричали так же, как перед этим компания мужиков. По дому разнесся свежий запах водки, но Олеся уже не закрывала нос платочком и не думала падать в обморок.
Гусары развеселились и вместе с девушками стали петь романсы. Им захотелось потанцевать.
- Нельзя ли достать у вас музыкантов? бы мы и потанцевали! - промолвил Казанцев. - Жаль, что мы не взяли с собой оркестр.
- Где же у нас найдешь музыкантов! Разве позвать старого нищего Шмида с лирой, - молвил отец Харитон.
- Вот еще выдумал людям на смех, - отозвалась Онися.
Олеся закрылась платочком и хохотала, Онися посмотрела на нее с презрением.
- А почему же? - отозвался отец Харитон.
- Он на лире как ударит козачка, так и музыкантов не надо, - можно прыгать хоть до вечера.
- Вот то-то! В самом деле, козачка? Это очень и нтересно!
- это будет что-то необычное, очень эффектное, -сказал Казанцев.
- А позовите-ка в самом деле! Я отроду еще не танцевал под звуки лиры.
Отец Харитон послал за Шмидом.
Как услыхал Шмид, что его приглашают к солдатам, тут же схватил шапку и дал стрекача прямо в Чайки.
Гусары стали танцевать и кружиться с девицами без музыки.
Онися глядела на благочинную и прямо в глаза смеялась над ней.
- Что это у вас за напиток такой, он называется варенухой, что ли? - спросил Казанцев у отца Харитона.
- Да, да, - ответил отец Харитон, - варенухой! А вы разве ее никогда не пили?
- Никогда не пил! Это, говорят, что-то уж очень вкусное, - сказал Казанцев.
- О, вкусное и крепкое; как ударит в голову, так и к утру не очухаешься.
Сварите-ка, Онисия Степановна, варенухи, пусть гости попробуют, - сказал отец Харитон.
«Придется звать ктиторшу»,- подумала Онися.
- Хорошо, сейчас сварим, - ответила она громко.
Онися пошла в кухню, велела зажарить трех гусей и заколоть двух поросят. Ктиторша взялась варить варенуху, да еще и очень крепкую.
Тем временем, пока жена ктитора жарила гусей и поросят, в селе поднялся переполох. Люди разнесли по селу весть, что приехал становой, приехала «московская зекуция» и будут взыскивать недоимки по податям. Люди бросились прятать свое добро: закапывали в землю мониста, полотно, полотенца, прятали в скирдах соломы свитки и кожухи; некоторые
удрали за Рось в Чайки и забрали с собой все более ценное из одежды: люди победнее, не взирая на ночь, погнали в Чайки волов, коров и овец.
В селе будто ждали нашествия татар; все говорили, что за офицерами едет из Богуслава целый полк солдат, что они заберут все добро, побьют посуду, порежут и поедят кур, гусей, свиней и распродадут имущество.
Только поздно вечером Онися накрыла столы и подала ужин. Гусары набросились на гусей и поросят, как голодные волки на овцу: кости трещали, гусятина исчезала кусок за куском. Онися сама положила половину поросенка перед благочинным, а другую перед благочинной. Олеся с жадностью съела весь огромный кусок, а сестрам оставила только ножки да хвостик. Гусары без приглашения сами наливали водку и пили. После ужина подали варенуху; гусары попробовали и, убедившись, что она очень вкусная, пили целыми стаканами.
- Ну и крепкий же этот медведь! - обратился Казанцев к гусарам. - Если выпьем все, так и в дверь не попадем.
Он сказал правду: «медведь» сильно ударил в гусарские головы; гусары развеселились, закурили сигары, расстегнули мундиры и начали горланить солдатские песни. В хате поднялся страшный крик; все громко разговаривали и никто никого не слушал; дым стоял такой, что едва виднелись огни свечей. Пьяные офицеры лезли обниматься и целоваться с хозяином; некоторые из них уж очень близко подсаживались к девицам и чуть ли не лезли целоваться с ними.
На этом я хочу закончить тему,надеюсь,она получилась интересной.))
Одного не хватает- я не сильна в в вере,поскольку самой в неё идти не совсем просто,а учителей рядом нет.
Знаю только,что были заутрени в Храмах на Рождество,перед этим строго постились, а уж после заутрени разговлялись самым вкусным.
Были у нас с Каталин разговоры о сладостях на православном Рождестве.
Сколько ни смотрела книг и инфо,так ничего толком и не нашла..
На сладкое в богатых домах подавали подносы с конфетами,сухофруктами,были и турецкие лакомства и русские варенья,украинские сухие варенья,постила, драже,марципан, пряники,орехи,шоколад,в дворянских домах дамам дарили бонбоньерки с конфетами,
а на столах попроще ставили и тарелки с семечками подсолнуха,жомками-деревенским лакомством из выжимок от масла подсолнухов,пряники,сушеные яблоки дольками,моченый горох,пареная репа,клюква,кисели ягодные-нехитрые деревенские лакомства,а в сибирских местах были и колобки из выжимок кедрового ореха.
Из орехов давили масло.
Выжимки же шли на кедровое молоко,а уж что оставалось после молока тоже шло в дело-готовили из них колобки.Я в детстве их пробовала у кого-то в гостях,необыкновенно было вкусно..
Но сейчас я даже не могу сказать,как это готовилось.
Были сладкие большие пироги на дрожжевом тесте и как правило с вареньем,открытые и на весь противень.В русской кухне очень много ритуальной выпечки,поэтому казалось бы её и нет на Рождественском столе..но вспомним Чехова и его «Бабье царство.» когда тетушки разговлялись за час до ужина сладким пирогом.))
Впереди Крещение.
А мне предстоит еще разобраться с Крестопоклонной,о которой упоминал Шмелев.
Кто знает тонкости,поделитесь знаниями,буду благодарна!
И конечно же,я испеку кресты,потому что рецепт уже подобрала.))
Счастливого всем Рождества!
Как и в прошлом году, последние приехали с визитом действительный статский советник Крылин и известный адвокат Лысевич. Приехали они, когда на дворе становилось уже темно. Крылин, старик за 60 лет, с широким ртом и с седыми бакенами около ушей, похожий лицом на рысь, был в мундире с аннинскою лентой и в белых штанах. Он долго держал руку Анны Акимовны в своих обеих руках, глядел ей пристально в лицо, шевелил губами и наконец сказал с расстановкой, в одну ноту:
- Я уважал вашего дядюшку… и батюшку, и пользовался их расположением. Теперь считаю приятным долгом, как видите, поздравить их уважаемую наследницу… несмотря на болезнь и на значительное расстояние… И весьма рад видеть вас в добром здоровье.
Присяжный поверенный Лысевич, высокий красивый блондин, с легкою проседью в висках и бороде, отличается необыкновенно изящными манерами. Он входит с перевальцем, кланяется будто нехотя и, разговаривая, поводит плечами, и всё это с ленивою грацией, как застоявшийся избалованный конь. Он сыт, чрезвычайно здоров и богат; раз даже выиграл сорок тысяч, но скрыл это от своих знакомых. Любит хорошо покушать, особенно сыры, трюфели, тертую редьку с конопляным маслом, а в Париже, по его словам, он ел жареные немытые кишки. Говорит он складно, плавно, без запинки, и лишь из кокетства иной раз позволит себе запнуться и щёлкнуть пальцами, как бы подбирая слово.
Кроме обеда, состоящего из щей, поросенка, гуся с яблоками и проч., на кухне в большие праздники готовили еще так называемый французский или поварской обед, на случай, если кто из гостей в верхнем этаже пожелает откушать. Когда в столовой застучали посудой, Лысевич стал проявлять заметное возбуждение; он потирал руки, поводил плечами, жмурился и с чувством рассказывал о том, какие обеды когда-то задавали старики и какой чудесный матлот из налимов умеет готовить здешний повар, - не матлот, а откровение! Он предвкушал обед, уже ел его мысленно и наслаждался. Когда же Анна Акимовна повела его под руку в столовую и он, наконец, выпил рюмку водки и положил себе в рот кусочек семги, то даже замурлыкал от удовольствия. Жевал он громко, противно, издавая носом какие-то звуки, и глаза его при этом становились масляными и алчными.
Закуска была роскошная. Были, между прочим, свежие белые грибы в сметане и соус провансаль из жареных устриц и раковых шеек, сильно сдобренный горькими пикулями. Самый обед состоял из праздничных, изысканных блюд, и вина были прекрасные. Мишенька прислуживал за столом с упоением. Когда он ставил на стол какое-нибудь новое кушанье и снимал с блестящей кастрюли крышку или наливал вино, то делал это с важностью профессора черной магии, и, глядя на его лицо и на походку, похожую на первую фигуру кадрили, адвокат несколько раз подумал: «Какой дурак!»
Тетушка в просторной ситцевой блузе, Варварушка и еще каких-то две старушки сидели в столовой и ужинали. Перед ними на столе лежали большой кусок солонины, окорок и разные соленые закуски, и от солонины, очень жирной и вкусной на вид, валил к потолку пар. В нижнем этаже виноградных вин не употребляли, но зато было много разного рода водок и наливок. Кухарка Агафьюшка, полная, белая, сытая, стояла у двери, скрестивши руки, и разговаривала со старухами, а кушанья подавала и принимала нижняя Маша, брюнетка с пунцовою лентой в волосах. Старухи были сыты еще с утра и за час до ужина пили чай со сладким сдобным пирогом, а потому ели теперь через силу, как бы по обязанности.
- Ох, матушки! - охнула тетушка, когда в столовую вдруг вбежала Анна Акимовна и села на стул рядом с ней. - Испугала до смерти!
В доме любили, когда Анна Акимовна бывала в духе и дурачилась; это всякий раз напоминало, что старики уже умерли, а старухи в доме не имеют уже никакой власти и каждый может жить как угодно, не боясь, что с него сурово взыщут. Только две незнакомые старухи покосились на Анну Акимовну с недоумением: она напевала, а за столом грех петь.
- Матушка наша, красавица, картина писаная! - начала слащаво причитывать Агафьюшка. - Алмаз наш драгоценный!.. Народу-то, народу нынче приезжало нашу королевну глядеть - господи, твоя воля! И генералы, и офицеры, и господа… Я в окно глядела-глядела, считала-считала, да и бросила.
- А по мне, они хоть бы вовсе не ездили, подлецы! - сказала тетушка; она с грустью поглядела на племянницу и добавила: - Только время провели сиротке моей бедной.
Анна Акимовна была голодна, так как с самого утра ничего не ела. Ей налили какой-то очень горькой настойки, она выпила и закусила солониной с горчицей и нашла, что это необыкновенно вкусно. Потом нижняя Маша подала индейку, моченые яблоки и крыжовник. И это тоже понравилось. Но только одно было неприятно: от изразцовой печки веяло жаром, было душно, и у всех разгорелись щеки. После ужина убрали со стола скатерть и поставили тарелки с мятными пряниками, орехами и изюмом.
- Садись и ты… чего там! - сказала тетушка кухарке.
Агафьюшка вздохнула и села за стол; перед ней Маша поставила тоже рюмку для наливки, и Анне Акимовне стало уже казаться, что одинаково, как от печки, так и от белой шеи Агафьюшки, веет жаром. Говорили все о том, как теперь трудно стало выходить замуж, что в прежнее время мужчины если не на красоту, то хоть на деньги льстились, а теперь не разберешь, что им нужно, и прежде оставались в девушках только горбатые и хромые, а теперь не берут даже красивых и богатых. Тетушка стала объяснять это безнравственностью и тем, что люди бога не боятся, но вдруг вспомнила, что ее брат Иван Иваныч и Варварушка - оба святой жизни - и бога боялись, а все же потихоньку детей рожали и отправляли в воспитательный дом; она спохватилась и перевела разговор на то, какой у нее когда-то женишок был, из заводских, и как она его любила, но ее насильно братья выдали за вдовца иконописца, который, слава богу, через два года помер. Нижняя Маша тоже подсела к столу и с таинственным видом рассказала, что вот уже неделя, как каждый день по утрам во дворе показывается какой-то неизвестный мужчина с черными усами и в пальто с барашковым воротником: войдет во двор, поглядит на окна большого дома и пойдет дальше - к корпусам; мужчина ничего себе, видный…
От всех этих разговоров Анне Акимовне почему-то вдруг захотелось замуж, захотелось сильно, до тоски; кажется, полжизни и все состояние отдала бы, только знать бы, что в верхнем этаже есть человек, который для нее ближе всех на свете, что он крепко любит ее и скучает по ней; и мысль об этой близости, восхитительной, невыразимой на словах, волновала ее душу. И инстинкт здоровья и молодости льстил ей и лгал, что настоящая поэзия жизни не пришла, а еще впереди, и она верила и, откинувшись на спинку стула (у нее распустились волосы при этом), стала смеяться, а глядя на нее, смеялись и остальные. И в столовой долго не умолкал беспричинный смех.
Доложили, что пришла ночевать Жужелица. Это была богомолка Паша, или Спиридоновна, маленькая худенькая женщина, лет пятидесяти, в черном платье и белом платочке, остроглазая, остроносая, с острым подбородком; глаза у нее были хитрые, ехидные, и глядела она с таким выражением, как. будто всех насквозь видела. Губы у нее были сердечком. За ехидство и ненавистничество в купеческих домах ее прозвали Жужелицей.
Войдя в столовую, она, ни на кого не глядя, направилась к образам и запела альтом «Рождество твое», потом спела «Дева днесь», потом «Христос рождается», затем обернулась и пронизала всех взглядом.
- С праздничком! - сказала она и поцеловала в плечо Анну Акимовну. - Насилу, насилу добралась до вас, благодетели мои. - Она поцеловала в плечо тетушку. - Пошла я к вам еще утром, да по дороге к добрым людям заходила отдохнуть. «Останься да останься, Спиридоновна», - ан, и не видала, как вечер настал.
Так как она не употребляла мясного, то ей подали икры и семги. Она кушала, поглядывая на всех исподлобья, и водочки три рюмки выпила. Накушавшись, помолилась богу и поклонилась Анне Акимовне в ноги.
Закончу я о рассказе Чехова вот этой цитатой:
Праздничное возбуждение уже проходило, и чтобы поддержать его, Анна Акимовна села опять за рояль и тихо заиграла один из новых вальсов, потом вспомнила, как умно и честно она мыслила и говорила сегодня за обедом. Поглядела она кругом на темные окна и стены с картинами, на слабый свет, который шел из залы, и вдруг нечаянно заплакала, и ей досадно стало, что она так одинока, что ей не с кем поговорить, посоветоваться.
День был длинный,суматошный и тем не менее Анна Акимовна не хотела,чтобы он закончился.
Из последней строки видно,что православное Рождество так же очень личное и семейное,хотя двери в дом открыты всем.
Готовились к Рождеству,прихорашивая дом.
Все начисто отмывали,не оставляя грязным даже уголка,мол,чумичка спрячется в грязи и испортит грядущий год.))
Я тоже стараюсь чумичке не оставлять грязных уголков и весь декабрь мою,чищу,стираю и скребу.))
В Бога верили,а языческие навыки помнили..
Иван Шмелев,которого я очень люблю,рассказывает как готовились в его семье к Рождеству.
Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну, что же... Не поймешь чего - подскажет сердце.
Как будто я такой, как ты. Снежок ты знаешь? Здесь он - редко, выпадет - и стаял. А у нас повалит - свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит. На улицах - сугробы, всё бело. На крышах, на заборах, на фонарях - вот сколько снегу! С крыш свисает. Висит - и рухнет мягко, как мука. Ну, за ворот засыплет. Дворники сгребают в кучи, свозят. А не сгребай - увязнешь. Тихо у нас зимой и глухо. Несутся санки, а не слышно. Только в мороз визжат полозья. Зато весной услышишь первые колёса... - вот радость!..
ТУТ читаем всю главу.
Наверное, мало кто сумел так передать атмосферу праздника…
Вся глава просто необыкновенная!
так сильно передано человеколюбие!
Шмелев рос в той атмосфере, о какой я бы только мечтала..))
Но доля у него была незавидная..
мать его не любила,сына при жизни лишился,как лишился и Родины-умер в эмиграции..
наверное,потому и писал с особенной любовью о России..
Я даже приведу строки его детского воспоминания..))
- Зайдешь к Бушую. Это у нас была собака, лохматая, большая, в конуре жила. Сено там у ней, тепло ей. Хочется сказать Бушую, что Рождество, что даже волки добрые теперь и ходят со звездой... Крикнешь в конуру: "Бушуйка!" Цепью загремит, проснется, фыркнет, посунет мордой, добрый, мягкий. Полижет руку, будто скажет: да. Рождество. И - на душе тепло, от счастья.
Вы будете смеяться,но наши звери тоже получают в праздники вкусную еду.))
Кошка Фроська ест сырое мясо,которым я её редко балую,а кот Филимон в подвале получает самые любимые консервы..
твари божьи..они тоже должны радоваться.))
В домах состоятельных кормили пришлый народ
Об этом рассказывает И.Шмелев в «Лето Господне.» глава «Обед для разных.»
Накрывают в холодной комнате, где в парадные дни устраиваются официанты. Постилают голубою, рождественскую, скатерть, и посуду ставят тоже парадную, с голубыми каемочками. На лежанке устраивают закуску. Ни икры, ни сардинок, ни семги, ни золотого сига копченого, а просто: толстая колбаса с языком, толстая копченая, селедки с луком, соленые снеточки, кильки и пироги длинные, с капустой и яйцами. Пузатые графины рябиновки и водки и бутылка шато-д-икема, для знаменитого нашего плотника - «филенщика» - Михал Панкратыча Горкина, который только в праздники «принимает», как и отец, и для женского пола.
Едят горячую солонину с огурцами, свинину со сметанным хреном, лапшу с гусиными потрохами и рассольник, жареного гуся с мочеными яблоками, поросенка с кашей, драчену на черных сковородах и блинчики с клюквенным вареньем.
У Мельникова-Печерского в романах «В лесах и на горах» упоминается,как готовились к Рождеству.Убирали начисто весь дом вместе с хозяйственными пристройками и двором.
А Шмелев вспоминает,что меняли даже ковры и портьеры на все голубого цвета..
Почему?
Скорее всего это зимний цвет,олицетворение холода,льда и снега.
Перемывали даже посуду в «горках».
Горки-это что-то типа буфетов,далее сервантов,где хранилась праздничая посуда-хрусталь,
фарфор и т.д.
Дома у моих родителей был сервант и там была праздничная посуда..
Её доставали по особым случаям.
Дочери Прохора Петровича из романа «В лесах и на горах.» к празднику каждая перемывала всю посуду в своих «горках»,которая им предназначалась как приданое.
Я делаю тоже самое-отмываю все,чтобы блеск посуды нес в дом благополучие..есть у меня кой какие хрустали из советского времени.))
А все оттенки синего и голубого мы очень любим с дочей…
В моей комнате преобладает голубой во всех его оттенках…
Мне в этом сочетании очень комфортно..))
В старое время ходили ряженые,их везде приветствовали,угощали и одаривали.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом все веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры». Л.Н. Толстой. Война и мир.
Нашлось в сети и вот это.
В мемориальной библиотеке Л.Н. Толстого достаточно широко представлен такой жанр, как рождественский или святочный рассказ, относящийся к категории календарной литературы. В самом общем виде его можно определить как рассказ о случившихся в период зимних праздников чудес. Свое название они получили от слова «святки», т.е. святые дни от Рождества Христова до праздника Богоявления. Это своеобразная проповедь человечности, любви, добра, призыва изменить мир к лучшему через собственное преображение.
Гоголь посвятил Рождеству не одно произведение,но более известное нам «Ночь перед Рождеством.» по которому поставлен фильм-сказка «Вечера на хуторе близ Диканьки.»
Есть одноименный мультфильм,есть мюзикл,снятый по этой сказке.
«7 декабря, ровно за месяц до Светлого Праздника Рождества, на сцене театра «Русская песня» состоялась премьера фолк-мюзикла по повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством».
Когда завоет вьюга, наметёт метель высоченные сугробы и закружатся в хороводе белоснежные снежинки, тогда наступит самая мистическая, волшебная ночь в году - Ночь перед Рождеством. И сожмутся, сместятся пространство и время, и возникнет деревенька, то утопающая в ночном мраке, то переливающаяся радужным блеском сухого морозного снега. Растворятся в небытии прошлое, настоящее и будущее… И встретятся здесь и сейчас силы добра и зла, света и тьмы, мир земной и мир небесный… Чудеса, да и только!
Повесть Николая Васильевича Гоголя «Ночь перед Рождеством» открывает второй том сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Это одно из самых сказочных, театральных, музыкальных произведений Гоголя, насквозь пропитанное народными обычаями, поверьями и бытом восточных славян. Поэтому не случайно при выборе литературного материала для новой постановки художественный руководитель музыкального театра фольклора «Русская песня» Надежда Бабкина обратилась именно к этому произведению.
В построении сюжета повести «Ночь перед Рождеством» Гоголь опирался на обряд колядования, широко распространённый в народной традиции Украины, России, Белоруссии, и исполняемый в канун Рождества для отпугивания злых духов. С колядок же начинается и действие спектакля. «Щедрый вечер добрым людям», - поют артисты, и перед зрителями возникают почти прозрачные силуэты персонажей спектакля.
Насыщенность текста Гоголя колядками, щедровками, народными песнями позволила режиссеру Нине Чусовой определить жанр спектакля, как фолк-мюзикл. Разноцветная палитра форм русской и украинской народной музыки в современной аранжировке - от плясовой до духовной - стала доминантой и настоящим украшением спектакля. А связующей нитью, логическим аккордом, обрамляющим музыкальную ткань постановки, выступила сказочная и пронзительная музыка композитора Михаила Броннера, написанная специально для спектакля.
Используя традиции рождественского вертепа, где действо разыгрывается в двух ярусах: верхнем и нижнем, Гоголь в своей повести перемешивает оба эти мира-яруса так, что они оказываются взаимопроникающими. Солоха - земная баба, которая водит дружбу с нечистой силой, а Чёрт - житель мира небесного - оказывается персонажем, участником вполне бытовых сцен. Гоголь как Творец перемешивает реальность и величественную историю о рождении Христа.»
Полностью текст ЗДЕСЬ.
Есть и фильм-мюзикл «Вечера на хуторе близ Диканьки.» 2001 года.
Полностью его можно посмотреть здесь.
Мы с дочей его обожаем..хорошо сняли,с изрядной долей юмора..))
Удивительным образом мифология переплетена с религией именно в Рождество.
Я хочу специально оставить ссылку где рассказывается о Дедушке Морозе,Снегурочке
и других персонажах Рождества как очень нам знакомых и как незнакомых совсем.
В заключение хочу предложить отрывок из романа Нечуй-Левицкого «Старосветские батюшки и матушки.» 1881 года.
Отрывок большой,поэтому спрячу его под спойлер.
Но книга эта довольно редкая и её не так то просто отыскать в сети.
А отрывок замечательный..))
Автор писал его с изрядной долей иронии,но когда я читаю это описание,то мне кажется,что я и сама там нахожусь.)) Очень хочется им поделиться с вами.))
Балабуха священник,его жена Олеся,особа ветреная и влюбчивая.
Мужу доставила этим немало хлопот..))
Балабуха когда то сватался к Онисе,дочери священника,но получил гарбузов в ответ полную бричку,а Олеся вышла замуж за дьячка Харитона Мосаковского.
К ним то Олеся и повезла всю компанию гусар,которые зимовали в их селении.
Пышную, веселую зиму прожила Олеся. Она не чувствовала, как проходило время, не успела опомниться, как прошли филипповки и наступило Рождество; эта зима показалась ей горячим, знойным летом: для нее, как летом, грело солнце, цвели душистые цветы, пели соловьи. Казанцев с товарищами заходил к Балабухе почти каждый день, приглашал Балабуху с женой к себе в гости. Олеся привезла к себе своих сестер: она думала, - может быть, кто-нибудь из офицеров женится на них; ей казалось, что и сама она еще не вышла замуж, что она вот-вот обвенчается с Казанцевым. Олеся еженедельно устраивала вечера для гусар, танцевала до утра и вытрясла до дна карманы своего мужа на наряды и на вечеринки. Чтобы гусары не скучали, Олеся начала возить их в гости к соседям-священникам: на Рождество повезла их к своему родственнику - отцу Мельхиседеку, а на Новый год надумала повезти их к Мосаковскому.
- Поедемте-ка в гости к нашему ближайшему соседу, отцу Харитону, - говорила Олеся гусарам. - Я вам покажу прежнюю любовь моего мужа. Онисия Степановна - это солидная женщина, не такая лентяйка, как я: она угостит вас такой гусятиной и поросятиной, какой вы отродясь не ели и в Петербурге; доберемся мы и до ее наливок и варенухи.
Гусары запрягли своих резвых коней, усадили Олесю и всех ее сестер и махнули по прекрасной санной дороге в Вильшаницу. Олеся потащила с собой и Балабуху, чтобы было кому разговаривать с хозяином, отцом Харитоном. Гусары усадили с собой дам- по даме на каждые саночки, а Балабуху повезли одного в задних санях, запряженных одной лошадкой.
День выдался погожий, тихий и не очень холодный; санная дорога стлалась будто гладкий белый холст; кони весело летели в Вильшаницу; на каждой упряжке звенели бубенцы. А в это время в Вильшанице никто не ждал таких гостей. К отцу Харитону собралась своя сельская компания; светлица была полна мужиков и молодиц, даже с маленькими детьми на руках. В гости пришел и старец Шмид, кум отца Харитона. Посредине светлицы стоял накрытый стол, а на нем бутылки с водкой, тарелки с полдником, лежали целые горы нарезанного хлеба. Мужики и молодицы, выпив вдоволь, ради праздника, разговаривали и шумели на весь двор; звонкие голоса молодиц сливались с мужскими, словно маленькие колокольчики с большими; в покоях кипело, будто в огромном котле. Онисия Степановна угощала молодиц, отец Харитон - мужиков.
Вдруг на улице зазвенел один колокольчик, за ним - другой, и в ворота влетели сани, запряженные ретивыми конями; за ними вскочили вторые, потом третьи; колокольчики зазвенели под самыми окнами. Все гости бросились к окнам и увидели полные сани гусар.
- Ой, беда! становые приехали, - закричала одна молодица.
- Ох, солдаты! Да как их много! Это московская экзекуция приехала! - крикнул ктитор.
Все гости отца Харитона вскочили с мест и опрометью бросились удирать: одни убегали в сени, другие в комнату; некоторые перепуганные молодицы даже оставили детей в светлице и бросились врассыпную, как всполошившиеся птицы, кто в кухню, кто на задворки; некоторые удрали в кладовую, а кое-кто по лестнице взобрался на чердак; старец Шмид схватил костыль, махнул через сенные двери на задворки и спрятался в овине; мужчины рассыпались по огороду, оставив в светлице шапки и рукавицы; некоторые молодицы сгоряча и с перепуга бросились через сенную дверь на крыльцо, прямо в гущу гусар и барышень и чуть было не сбили их с ног.
Отец Харитон, перепуганный насмерть, не знал, что делать, и лишь бегал по комнате из угла в угол. Онися, заметив в окне среди гусар Олесю, хлопнула себя по бокам: в светлице был такой беспорядок, что она не знала, за что браться, - схватила бутылку водки, бросила ее в миску со сметаной, выбежала из светлицы, бросила миску на перину, потом вытолкнула двух перепуганных молодиц из опочивальни в светлицу и почти таинственно зашептала:
- Верите стол да выносите в соседнюю комнату!
Молодицы схватили стол со всем добром и понесли его не в комнату, а в сени.
Гусары и дамы увидели в сенях, как стол, заваленный бутылками и мисками, застрял в двери вместе с молодицами.
- Хорошая примета! - не утерпел Казанцев.
- Видать, что хозяин и в самом деле солидный, любит принимать гостей.
- И встречает нас хлебом-солью, - тихо отозвалась Олеся.
- И бутылками и чарками, - промолвил Балабуха, вступая на порог сеней.
Молодицы протиснули в сени стол и дали проход гостям.
Гости вошли в светлицу; она была похожа на поле боя после сражения; трое оставленных
крестьянских детей ползали возле печки и с перепугу кричали не своим голосом; посреди комнаты валялись куски хлеба, каталась бутылка, сваленная со стола, валялись шапки и рукавицы. Отец Харитон собирал шапки, а Онися, схватив за руки сразу троих детей, выволокла их в соседнюю комнату и прикрыла дверь.
Балабуха с женой, три сестры Олеси и десять гусар заполнили всю светлицу. Хозяин стоял столбом посреди светлицы, а за дверью гремел такой оркестр, какого гусарам не приходилось слышать и в Петербурге.
- Просим прощенья! Наверное, мы не в подходящее время приехали, - сказал Казанцев хозяину.
Хозяин молча стоял посреди комнаты и только глядел, как раздевались гусары, как блестели на них эполеты и воротники, - ему, по всей видимости, было не по себе.
Балабуха подошел к отцу Харитону, трижды поцеловадся с ним, поздравляя с Новым годом.
- Ох, упаду в обморок! здесь так разит водкой.- шептала Олеся на ухо Казанцеву.
- Мы, кажется, разогнали веселую компанию.- тихо сказал Казанцев Олесе.
-Прежняя любовь Марка Павловича пила водочку с молодицами, - тихо отозвалась Олеся.
Гусары и дамы разделись, накидав, как попало, на стулья и диван целую гору одежды. Балабуха, поздоровавшись с отцом Харитоном и Онисей, отрекомендовал Казанцева. Офицер перед Онисей так стукнул каблуками, что вырыл ими порядочную ложбинку в глиняном полу. После Казанцева к Онисе подскочили остальные гусары, шаркали каблуками по полу и, как петухи, выгребли в нем настоящую яму. Какие-то фамилии так и сыпались на Онисю, словно их кто-то вытряхивал из сумы.
«Это Олеся привезла гусар... У какого беса она их столько насобирала», - думала Онисия Степановна.
А Олеся села на диван и закрыла нос надушенным платком; ее сестры переглядывались, улыбались и подмигивали одна другой. Гусары посмеиваясь, стали расхаживать по светлице, как у себя дома. Картина в светлице изменилась, словно по волшебству: вместо свиток и корсеток синели обшитые серебром мундиры, краснели тонкие ноги, звенели шпоры, рдели и белели платья девиц. Гусары вели себя с хозяином и хозяйкой так, как будто прожили с ними весь век.
- Как ваше здоровье? - приставал к Онисии Степановне Казанцев.
- Благодарю вас! Слава богу, здорова пока что, - неохотно отозвалась Онися.
А тем временем она обвела взглядом гостей, посчитала, сколько придется изжарить гусей и поросят для такой компании.
- А дети ваши здоровы? Наверное, у вас есть дети? - спросил Казанцев.
- Слава богу, есть, и все здоровы, - ответила Онися, а тем временем занималась мысленно подсчетом: «По половине гуся на каждого солдатюгу, для благочинного полпоросенка, для благочинной тоже полпоросенка, а для девиц хоть но ножке».
- Весело ли провели святки? Бывали ли в гостях?- поддерживал разговор Казанцев.
Онися же его не слушала и все думала: «По половине гуся сожрут - солдатюги здоровы! Получается пять гусей и поросенок; да надо, наверное, заколоть большого, ибо этот Балабуха хорошо уплетает поросятину, да и благочинная ему не уступит, тоже очень любит поросятину».
- Нет, еще нигде не были в гостях, думаем послезавтра поехать к родителям, - неохотно отстала Онися.
«Ох, пропадут мои откормленные гуси! Отец приедет на крещение и гусятины не попробует, - вертелась в голове Ониси мысль.
- Эта Олеська навезла своих проходимцев, - наверное, нечего было дома подать им на ужин, вот и затащила их на моих гусей. Это дело ее рук. А, чтоб ты по дороге себе голову свернула вместе с твоими солдатиками!
Один гусар выглянул в окно и увидел во дворе большое стадо гусей.
- Как много у вас гусей! Ей-богу, полдвора! закричал гусар на всю хату.
- Я еще нигде не видел так много гусей! Вот было бы хорошее жаркое!
Так оно и есть, - подумала Онися, - это они привезла такую голодную стаю грачей на моих гусей, наверное, они об этом и говорили дорогой. А ну-ка, будут ли на поросят намекать?»
Благодарение богу, в этом году у нас гуси хорошо разводились, - поддержал отец Харитон, - да и поросят наплодилось очень много.
Этот дурак сам обо всем расскажет», - подумала Описи.
- Слава богу, наплодилось много, да половину волки выкрали в кустах, - добавила Онися.
- Однако же не всех выкрали: госпоже благочинной еще осталось на ужин, - старался быть как можно добрее отец Харитон.
- Как я вижу, у вас волки совсем приличные, - сказал Казанцев, - если оставили на ужин; у нас как начнут красть, так уж нисколечко не оставят.
- А как же ваши волы и коровы? - спросил у отца Харитона один гусар, лишь бы что- ни
будь сказать.
- Слава богу, все целы, только комолая бесхвостая корова сбежала куда-то в богуславский лес,
и до сих пор ее не нашли.
- Нашли ее или до сих пор там гуляет? - спросила Олеся, искоса, с усмешкой поглядывая на Казанцева.
Острые глаза Ониси поймали это переглядывание.
«Она со своим мерзким любовником насмехается надо мной, - подумала Онися. - Подожди же, посмеюсь и я над тобой и над твоим милым! Говорил мне еврей портной, что ты каждый вечер тайком бегаешь от своего Балабухи к своему гусару. Я ославлю тебя на весь уезд! Я отблагодарю тебя!»
- Что-то я никак не согреюсь, а на дворе, кажется, оттепель и не очень холодно, - говорил один гусар, бегая по светлице и потирая руки.
- И я будто замерз, - отозвался другой гусар, тоже бегая по светлице.
«Добиваются по чарке»,- подумала Онися.
- Может, по чарке да по другой, тогда сразу и согреетесь, - отозвался отец Харитон.
- если по чарке, то и по чарке, - передразнил Казанцев отца Харитона по-украински.
Онися ушла в комнату и вынесла оттуда большую бутыль водки и миску пирогов с начинкой. Гусары набросились на водку, купленную в корчме Шулимова и беззастенчиво пили.
Миска с пирогами вмиг опустела.
За столом поднялся шум, как и час тому назад: гусары пили водку и кричали так же, как перед этим компания мужиков. По дому разнесся свежий запах водки, но Олеся уже не закрывала нос платочком и не думала падать в обморок.
Гусары развеселились и вместе с девушками стали петь романсы. Им захотелось потанцевать.
- Нельзя ли достать у вас музыкантов? бы мы и потанцевали! - промолвил Казанцев. - Жаль, что мы не взяли с собой оркестр.
- Где же у нас найдешь музыкантов! Разве позвать старого нищего Шмида с лирой, - молвил отец Харитон.
- Вот еще выдумал людям на смех, - отозвалась Онися.
Олеся закрылась платочком и хохотала, Онися посмотрела на нее с презрением.
- А почему же? - отозвался отец Харитон.
- Он на лире как ударит козачка, так и музыкантов не надо, - можно прыгать хоть до вечера.
- Вот то-то! В самом деле, козачка? Это очень и нтересно!
- это будет что-то необычное, очень эффектное, -сказал Казанцев.
- А позовите-ка в самом деле! Я отроду еще не танцевал под звуки лиры.
Отец Харитон послал за Шмидом.
Как услыхал Шмид, что его приглашают к солдатам, тут же схватил шапку и дал стрекача прямо в Чайки.
Гусары стали танцевать и кружиться с девицами без музыки.
Онися глядела на благочинную и прямо в глаза смеялась над ней.
- Что это у вас за напиток такой, он называется варенухой, что ли? - спросил Казанцев у отца Харитона.
- Да, да, - ответил отец Харитон, - варенухой! А вы разве ее никогда не пили?
- Никогда не пил! Это, говорят, что-то уж очень вкусное, - сказал Казанцев.
- О, вкусное и крепкое; как ударит в голову, так и к утру не очухаешься.
Сварите-ка, Онисия Степановна, варенухи, пусть гости попробуют, - сказал отец Харитон.
«Придется звать ктиторшу»,- подумала Онися.
- Хорошо, сейчас сварим, - ответила она громко.
Онися пошла в кухню, велела зажарить трех гусей и заколоть двух поросят. Ктиторша взялась варить варенуху, да еще и очень крепкую.
Тем временем, пока жена ктитора жарила гусей и поросят, в селе поднялся переполох. Люди разнесли по селу весть, что приехал становой, приехала «московская зекуция» и будут взыскивать недоимки по податям. Люди бросились прятать свое добро: закапывали в землю мониста, полотно, полотенца, прятали в скирдах соломы свитки и кожухи; некоторые
удрали за Рось в Чайки и забрали с собой все более ценное из одежды: люди победнее, не взирая на ночь, погнали в Чайки волов, коров и овец.
В селе будто ждали нашествия татар; все говорили, что за офицерами едет из Богуслава целый полк солдат, что они заберут все добро, побьют посуду, порежут и поедят кур, гусей, свиней и распродадут имущество.
Только поздно вечером Онися накрыла столы и подала ужин. Гусары набросились на гусей и поросят, как голодные волки на овцу: кости трещали, гусятина исчезала кусок за куском. Онися сама положила половину поросенка перед благочинным, а другую перед благочинной. Олеся с жадностью съела весь огромный кусок, а сестрам оставила только ножки да хвостик. Гусары без приглашения сами наливали водку и пили. После ужина подали варенуху; гусары попробовали и, убедившись, что она очень вкусная, пили целыми стаканами.
- Ну и крепкий же этот медведь! - обратился Казанцев к гусарам. - Если выпьем все, так и в дверь не попадем.
Он сказал правду: «медведь» сильно ударил в гусарские головы; гусары развеселились, закурили сигары, расстегнули мундиры и начали горланить солдатские песни. В хате поднялся страшный крик; все громко разговаривали и никто никого не слушал; дым стоял такой, что едва виднелись огни свечей. Пьяные офицеры лезли обниматься и целоваться с хозяином; некоторые из них уж очень близко подсаживались к девицам и чуть ли не лезли целоваться с ними.
На этом я хочу закончить тему,надеюсь,она получилась интересной.))
Одного не хватает- я не сильна в в вере,поскольку самой в неё идти не совсем просто,а учителей рядом нет.
Знаю только,что были заутрени в Храмах на Рождество,перед этим строго постились, а уж после заутрени разговлялись самым вкусным.
Были у нас с Каталин разговоры о сладостях на православном Рождестве.
Сколько ни смотрела книг и инфо,так ничего толком и не нашла..
На сладкое в богатых домах подавали подносы с конфетами,сухофруктами,были и турецкие лакомства и русские варенья,украинские сухие варенья,постила, драже,марципан, пряники,орехи,шоколад,в дворянских домах дамам дарили бонбоньерки с конфетами,
а на столах попроще ставили и тарелки с семечками подсолнуха,жомками-деревенским лакомством из выжимок от масла подсолнухов,пряники,сушеные яблоки дольками,моченый горох,пареная репа,клюква,кисели ягодные-нехитрые деревенские лакомства,а в сибирских местах были и колобки из выжимок кедрового ореха.
Из орехов давили масло.
Выжимки же шли на кедровое молоко,а уж что оставалось после молока тоже шло в дело-готовили из них колобки.Я в детстве их пробовала у кого-то в гостях,необыкновенно было вкусно..
Но сейчас я даже не могу сказать,как это готовилось.
Были сладкие большие пироги на дрожжевом тесте и как правило с вареньем,открытые и на весь противень.В русской кухне очень много ритуальной выпечки,поэтому казалось бы её и нет на Рождественском столе..но вспомним Чехова и его «Бабье царство.» когда тетушки разговлялись за час до ужина сладким пирогом.))
Впереди Крещение.
А мне предстоит еще разобраться с Крестопоклонной,о которой упоминал Шмелев.
Кто знает тонкости,поделитесь знаниями,буду благодарна!
И конечно же,я испеку кресты,потому что рецепт уже подобрала.))
Счастливого всем Рождества!