Про чудеса
Джекичька хорошая не отпустила без подарков. Подарила мне французский национальный компас и набор репродукций старинных географических карт. Одна карта совершенно чумовая: La Carte de Tendre, The Sentimental Map, - такая была выпущена в Париже в 1654 году. Там к Опасному морю стремятся реки Уважение и Признательность. На их берегах раскинулись городки с названиями Доброта, Искренность, и Нежность, и много других. Но меня влечет неодолимо огромное ледяное озеро Безразличие - и рядом с ним крошечный поселок Забвение. Теперь-то, с такими подарками, я непременно найду туда дорогу. Джеки смеется, она и забыла совсем, что Север не найден, а компас потерян.
Она мне показала свои удивительные картины: там в основном ангелы, коты и собаки - то что надо, одним словом. Все они немного негры, потому что масляная пастель на черной бумаге. Политкорректней будет сказать, афроангелы, афрокоты и афрособаки, конечно. Они в полосатых ярких носках и шапках, играют на дудках, катаются на коньках и славят Господа, я так понимаю. Это одни из самых правильных картин, которые я видела в жизни.
Еще она дала мне пластинку с фильмом "Наука сна", и я вот только сегодня села его смотреть. И знаете, братцы, не досмотрела. Не потому, что фильм плохой, а потому что грустно мне стало и завидно. Там у людей в этом фильме сплошь каждый день чудеса случаются - не просто так, разумеется, герои сами для этого стараются, - но все равно, все равно.
( И не говорите мне, пожалуйста, мол, чудеса вокруг тебя, раскрой свое сердце, и они тебе посыпятся будто перхоть в рекламе шампуня. Не говорите. Я натаскана на чудеса, как собака на трюфели, и даже лучше собаки, потому что она сама не умеет трюфели делать, а я чудеса - умею. Не говорите, особенно если вы очень молоды. Легко вам говорить, когда вы с бутылкой игристого ночью выскакиваете в подъезд, а там Хабенский; или возвращаетесь домой, а на лестнице Шарлотта Генсбур, страшная капец, но руки тонкие и глаза отчаянные из-за вас. А мне, может, именно сегодня не досталось чуда, и поэтому сегодня я вас не пойму. Как я пойму вас, когда я кручу телефон в руках, и если куда хочу позвонить, так только в девяносто седьмой год, а он молчит так страшно, ни гудочка. Целая пропасть между нами, особенно когда вы очень молоды, и еще живы все, кого вы любите, и еще есть кого полюбить завтра и послезавтра. И не надо мне говорить, мол, раскрой свое сердце и люби кого хочешь: велика вероятность, что доживете и поймете, почему иногда это бывает невозможно).
Тогда я позвонила прекрасному моему Косинскому, и он спросил строго:
- Плакала?
- А ты откуда знаешь?
- Меня не обманешь: я все вижу в телефон! У меня там дырочки специальные!
- А в ухе-то небось палочки и колбочки?
- А также пробирочки и реторточки.
- Ретортик помойму лучше звучит?..
- Ну нет, ретортик - это когда блеванули тортиком.
И мы, конечно, хохочем и перебиваем друг друга, переспрашиваем, недослышим и снова хохочем, сорок минут, пока у него не отмерзнут руки. Чудо, чудо, такое, что сердце замирает, настоящее чудо иметь таких друзей.
Она мне показала свои удивительные картины: там в основном ангелы, коты и собаки - то что надо, одним словом. Все они немного негры, потому что масляная пастель на черной бумаге. Политкорректней будет сказать, афроангелы, афрокоты и афрособаки, конечно. Они в полосатых ярких носках и шапках, играют на дудках, катаются на коньках и славят Господа, я так понимаю. Это одни из самых правильных картин, которые я видела в жизни.
Еще она дала мне пластинку с фильмом "Наука сна", и я вот только сегодня села его смотреть. И знаете, братцы, не досмотрела. Не потому, что фильм плохой, а потому что грустно мне стало и завидно. Там у людей в этом фильме сплошь каждый день чудеса случаются - не просто так, разумеется, герои сами для этого стараются, - но все равно, все равно.
( И не говорите мне, пожалуйста, мол, чудеса вокруг тебя, раскрой свое сердце, и они тебе посыпятся будто перхоть в рекламе шампуня. Не говорите. Я натаскана на чудеса, как собака на трюфели, и даже лучше собаки, потому что она сама не умеет трюфели делать, а я чудеса - умею. Не говорите, особенно если вы очень молоды. Легко вам говорить, когда вы с бутылкой игристого ночью выскакиваете в подъезд, а там Хабенский; или возвращаетесь домой, а на лестнице Шарлотта Генсбур, страшная капец, но руки тонкие и глаза отчаянные из-за вас. А мне, может, именно сегодня не досталось чуда, и поэтому сегодня я вас не пойму. Как я пойму вас, когда я кручу телефон в руках, и если куда хочу позвонить, так только в девяносто седьмой год, а он молчит так страшно, ни гудочка. Целая пропасть между нами, особенно когда вы очень молоды, и еще живы все, кого вы любите, и еще есть кого полюбить завтра и послезавтра. И не надо мне говорить, мол, раскрой свое сердце и люби кого хочешь: велика вероятность, что доживете и поймете, почему иногда это бывает невозможно).
Тогда я позвонила прекрасному моему Косинскому, и он спросил строго:
- Плакала?
- А ты откуда знаешь?
- Меня не обманешь: я все вижу в телефон! У меня там дырочки специальные!
- А в ухе-то небось палочки и колбочки?
- А также пробирочки и реторточки.
- Ретортик помойму лучше звучит?..
- Ну нет, ретортик - это когда блеванули тортиком.
И мы, конечно, хохочем и перебиваем друг друга, переспрашиваем, недослышим и снова хохочем, сорок минут, пока у него не отмерзнут руки. Чудо, чудо, такое, что сердце замирает, настоящее чудо иметь таких друзей.