Про сокращения и усекновения в последней версии экранизации «Мастера и Маргариты»
Сокращения были неизбежны. Спору нет. Надо было. Но все ли они оказались удачными? Мне вот одно сокращение совсем пришлось не по душе. Надо было иначе. Явная сценарная недоработка! Необязательно было весь текст сохранять… я не об этом… но надо было найти вариант получше!
О чём я? Вот об этом фрагменте.
В фильме:
- Так что же ты всё-таки говорил про храм в толпе на базаре?
- В числе прочего я говорил, что всякая власть является насилием над людьми. И что настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти.
Всё. Full stop. Пилат спрашивает про храм, а Иешуа отвечает про власть. Тут практически невозможно понять, за что же был осуждён Иешуа Пилатом.
* * *
В книге так (я тоже подсократил текст чуток):
Пилат заговорил по-гречески:
- Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
- Я, доб… - тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, - я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
<...>
- Слушай, Га-Ноцри, - заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, - ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или... не... говорил? - Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.
- Правду говорить легко и приятно, - заметил арестант.
<...>
- Итак, - говорил он, - отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
- В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
<…>
- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! - сорванный и больной голос Пилата разросся.
* * *
Если оставить те две реплики, что звучат в фильме, совершенно невозможно понять одну из важных идей романа:
Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Нет, философ, я тебе возражаю. Это самый страшный порок.
О чём я? Вот об этом фрагменте.
В фильме:
- Так что же ты всё-таки говорил про храм в толпе на базаре?
- В числе прочего я говорил, что всякая власть является насилием над людьми. И что настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти.
Всё. Full stop. Пилат спрашивает про храм, а Иешуа отвечает про власть. Тут практически невозможно понять, за что же был осуждён Иешуа Пилатом.
* * *
В книге так (я тоже подсократил текст чуток):
Пилат заговорил по-гречески:
- Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
- Я, доб… - тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, - я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
<...>
- Слушай, Га-Ноцри, - заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, - ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или... не... говорил? - Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.
- Правду говорить легко и приятно, - заметил арестант.
<...>
- Итак, - говорил он, - отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
- В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
<…>
- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! - сорванный и больной голос Пилата разросся.
* * *
Если оставить те две реплики, что звучат в фильме, совершенно невозможно понять одну из важных идей романа:
Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Нет, философ, я тебе возражаю. Это самый страшный порок.