Атр-терапия
Графоманство, поверженное в семнадцать лет, вернулось, забыв прихватить с собой юношескую фантазию и легкость восприятия собственных ошибок. Необходимо писать, чтобы сохранить рассудок, когда о разуме речи уже не идет. Рассудок будет цепляться за любую возможность выживания, перекладывая на слова то, что разрывает его на клочья и тем самым избавляясь от демонов.
А демоны и сами рады покинуть столько скучное существо, которое не оказывает радушного приема и ведет себя слишком тривиально для душевно больного. Депрессанты помогают умерить суицидальный пыл, дают потоку сознания снизить скорость, чтобы зафиксироваться на бумаге. Демонам это опостылело, им не хватает драматичности, яркости действия и динамики развития сюжета. Но сюжета не будет. Собравшись в кучку, демоны посовещаются и покинут унылое место, ставшее прибежищем на вечер, и придет осознание: без демонов пусто. Без них не осталось никого, с кем можно поговорить, а они были бы прекрасными собеседниками для безумного. И - тишина, и летние полуночные сумерки, едва голубое небо и эхо лая собак. Людей нет в этом мире, людей нет в состоянии, этот мир породившем. Не осталось даже памяти об их голосах.
Романтическая транцедентальность исчерпала себя, как и трансцедентальная романтика, и нет прелести в одиночестве, а желание выйти в люди все никак не появится, как и сами люди. Подойдя к зеркалу, увидишь только мрачное лицо и то ли тени, то ли синяки под усталыми глазами. Ничего в этом лице не может нравится. И в том мире, который был до сего момента, в мире людей, все ошибались, все были слепы и поверхностны, не замечая этой посредственности. И правильно, что люди исчезли, коль даже демоны не вынесли этого уныния, словно вязкая жидкость наполняющего все пространство вокруг. Не хочется обременять, но хочется смерти, а умереть нужно только от ветра. Ведь ветер очистит, вцепится в плоть и не отпустит, пока не вынет все черное и отвратительное, а когда черное закончится, не останется ничего, и наступит покой от несуществования. Но смерти от ветра добиться непросто: ни бури, ни хотя бы шторма не предвидится в ближайшие часы, а позже это желание растает вместе с отхлынувшим безумием, которое покинет с рассветом. Мир снова наводнится людьми, тени под глазами перестанут быть настолько резкими, что отражение в зеркале кажется на тридцать лет старше. Можно будет уснуть и увидеть какой-нибудь сон с открытым концом. И так раз за разом.
Все кончится однажды ночью, когда демоны решат остаться, возраст отражения в зеркале перевалит за семьдесят, а за окном будет шквал неистовства такого же, как внутри. Будет ливень и град, летящий вдоль земли из-за неудержимого жестокого ветра.
Тогда покой и наступит.
А демоны и сами рады покинуть столько скучное существо, которое не оказывает радушного приема и ведет себя слишком тривиально для душевно больного. Депрессанты помогают умерить суицидальный пыл, дают потоку сознания снизить скорость, чтобы зафиксироваться на бумаге. Демонам это опостылело, им не хватает драматичности, яркости действия и динамики развития сюжета. Но сюжета не будет. Собравшись в кучку, демоны посовещаются и покинут унылое место, ставшее прибежищем на вечер, и придет осознание: без демонов пусто. Без них не осталось никого, с кем можно поговорить, а они были бы прекрасными собеседниками для безумного. И - тишина, и летние полуночные сумерки, едва голубое небо и эхо лая собак. Людей нет в этом мире, людей нет в состоянии, этот мир породившем. Не осталось даже памяти об их голосах.
Романтическая транцедентальность исчерпала себя, как и трансцедентальная романтика, и нет прелести в одиночестве, а желание выйти в люди все никак не появится, как и сами люди. Подойдя к зеркалу, увидишь только мрачное лицо и то ли тени, то ли синяки под усталыми глазами. Ничего в этом лице не может нравится. И в том мире, который был до сего момента, в мире людей, все ошибались, все были слепы и поверхностны, не замечая этой посредственности. И правильно, что люди исчезли, коль даже демоны не вынесли этого уныния, словно вязкая жидкость наполняющего все пространство вокруг. Не хочется обременять, но хочется смерти, а умереть нужно только от ветра. Ведь ветер очистит, вцепится в плоть и не отпустит, пока не вынет все черное и отвратительное, а когда черное закончится, не останется ничего, и наступит покой от несуществования. Но смерти от ветра добиться непросто: ни бури, ни хотя бы шторма не предвидится в ближайшие часы, а позже это желание растает вместе с отхлынувшим безумием, которое покинет с рассветом. Мир снова наводнится людьми, тени под глазами перестанут быть настолько резкими, что отражение в зеркале кажется на тридцать лет старше. Можно будет уснуть и увидеть какой-нибудь сон с открытым концом. И так раз за разом.
Все кончится однажды ночью, когда демоны решат остаться, возраст отражения в зеркале перевалит за семьдесят, а за окном будет шквал неистовства такого же, как внутри. Будет ливень и град, летящий вдоль земли из-за неудержимого жестокого ветра.
Тогда покой и наступит.