Быков Д.Л. «Дружба Народов» :: № 8, 2013 год
Оригинал взят у kozatchenko в «Дружба Народов» :: № 8, 2013 год
Маяковский
Главы из книги
Невротик
Разговоры о душевной болезни Маяковского вспыхивают нередко, но интереса не представляют: он был, конечно, невротик - но с полным сохранением самоконтроля, интеллекта, с безупречной нравственной шкалой. Иные полагают, что все эти неврозы были компенсацией огромного интеллектуального напряжения - увы, так не бывает: именно беспрерывная занятость, ежедневный плотнейший график были средством отвлечься от депрессии, от любых обсессий и от навязчивых мыслей о будущем, о старости, которой он боялся, и смерти, о которой предпочитал не думать вовсе. В свете его известного признания - двумя главными чертами своего характера он назвал строжайшую обязательность и ненависть к любому принуждению - смерть в самом деле возможна для него лишь как самоуничтожение: все остальное - жестокое и бессмысленное принуждение, цель которого ему непонятна. Отсюда постоянные мечты либо о бессмертии, либо о самоубийстве. Отсюда же и навязчивый страх старости. От всего этого отвлекала работа, и той же сосредоточенности на ней он требовал от других - но у других-то не было таких неврозов, их вполне устраивала и нормальная жизнь, и нормальная смерть. Холостяк - полчеловека. Все ради детей. Не нами началось, не нами и кончится. Такие уютные люди еще очень любят слова «спатки», «спатеньки». Засыпают они мгновенно и спят с храпом.
«Гнусно мне, рвотно мне, отойди от меня, сатана», - писал Блок, наблюдая чужой быт. В «Про это» содержится по этому поводу еще и более страстная тирада.
У Маяковского, насколько можно судить по мемуарам и письмам, было два особенно выраженных невроза - обсессивно-компульсивное расстройство, оно же синдром навязчивых состояний, и игромания, которая была, в сущности, лишь одной из форм все того же ОКР. Синдром этот особенно часто встречается у мужчин с высоким уровнем интеллекта, холостяков (48% случаев) и у людей с незаконченным высшим образованием - интересный показатель: видимо, высшее как-то приучает к более высокой самодисциплине. Маяков-ский - и, кстати, Хармс, у которого ОКР был еще мучительнее - попадает во все группы риска. ОКР выражается в том, что больной окружает свою жизнь огромным количеством трудновыполнимых заданий, условий, ритуалов, не наступает на трещины, не может пройти мимо стола или стула, не постучав по нему, не ложится спать без долгой и строго индивидуальной молитвы либо иной практики, - словом, живет в паутине тончайших обязательств. Это наверняка замечал за собой всякий, но у Маяковского тот самый случай, когда болезнь выходит наружу. Самая частая обсессия - мания чистоты, стремление постоянно мыть руки, страх прикасаться к дверным ручкам (протирание их перед этим), ношение с собою личной посуды - стаканов, вилок; это многократно подтверждено мемуаристами и у Маяковского, и у Хармса. Причины неясны, и вряд ли стоит тут углубляться в психиатрические материи: одна версия сводится к нарушениям в обмене нейромедиаторов (конкретно - серотонина), другая - павловская - к тому, что нарушено соотношение между возбуждением и торможением, и все это ровно ничего не скажет дилетанту. Есть версия, что ОКР чаще возникает у людей, склонных к особенному перфекционизму, не способных ничего закончить вовремя, - это так называемый анаксантический тип; нельзя сказать, чтобы Маяковский был перфекционистом в одежде или даже в стихах, - но в уборке квартиры, в наведении чистоты, безусловно, был. Лавут вспоминает несколько эпизодов, когда они чуть не опаздывали на поезд именно из-за обсессий или фобий Маяковского: один раз он на полчаса дольше, чем надо, наводил порядок в уже прибранной комнате, в другой раз не мог прервать бильярдную игру, пока не выиграл. Об игромании поговорим отдельно. Можно сказать, что мнительность у него прогрессировала - он становился подозрителен даже по отношению к друзьям, в «Хорошо!» шлифовал каждую деталь, опасаясь малейших и, в сущности, третьестепенных неточно-стей. Ревность и подозрительность во время романа с Полонской развились у него до того, что она не могла шагу ступить без его назойливой заботы.
Людям этого типа проще дать десять концертов в провинции, чем прове-сти одну ночь в пустой квартире. Почти все их дружбы или связи рано или поздно рвутся, ибо почти никто не способен соответствовать растущим, взаимоисключающим требованиям, новым и новым условиям. Возможно, своевременное обращение к психиатру помогло бы ему или хоть внушило бы утешительную мысль о том, что ничего особенного с ним не происходит - распространенность ОКР доходит до ста случаев на 100 000 человек (это тяжелые больные, а в легкой форме ОКР встречается сегодня у каждого двадцатого). Но у кого ему было лечиться - у Фрейда?
Что до игромании, она известна в двух формах: первая - одержимость азартными играми, происходящая либо от прямой корысти, либо от маниакальной сосредоточенности на самом процессе игры. Вторая - по сути, продолжение тех же обсессий, проистекающее от постоянной неуверенности в себе и, собственно, в своем праве на существование. Маяковский никогда не играл ради денег - его проигрыши ничтожны по сравнению с гонорарами, деньги вообще никогда не занимали его, они должны быть в некотором необходимом для жизни количестве, чтобы не думать о них постоянно, - и ладно. Все игры Маяковского - как правило, разновидность пасьянса, поиск ответа на императивный вопрос: да или нет. Это проистекает от непрерывно нарастающей, копящейся неуверенности в собственном raison d’etre, праве быть: Маяковский играет с приятелями в трамвайные билетики - у кого больше сумма цифр; с попутчиком - кто угадает количество шагов или шпал до столба; бильярдом он увлекался скорее эстетически - «отращиваю глаз», но если доходило до пари, играл до тех пор, пока не отыгрывался. Тут опять суеверие: нельзя уйти проигравшим. Значит, дальше в жизни все пойдет по нисходящей, сплошные проигрыши. И он мучил соперника, заставляя терпеть бесконечные отыгрыши - на бильярде, где чаще выигрывал, или в карты, где особенно удавался ему покер. Шахматы не интересовали его совершенно - там играешь не с судьбой, а его, как и суеверного Пушкина, больше всего интересовал именно прямой контакт с ней, ее ответы на свои вопросы. Каждому из нас случалось - особенно в моменты крайнего нервного напряжения или в ожидании неясной, но ощутимой опасности - просиживать ночами за пасьянсом, обычным или компьютерным, перекладывать его, пока не сойдется; оторви нас кто-нибудь в такую минуту от ничтожного и бессмысленного, в общем, занятия - и мы будем уверены, что упустили спасение, а потому с крайней неохотой отвлекаемся на какие-то реальные дела. Как знать, может быть, поэтам и прочим жертвам ОКР присуще особо тонкое чувство реальности, они ощущают неочевидные связи, и Маяковский понимал, что если он выйдет из квартиры минутой раньше, то попадет под трамвай или машину, мало ли. О подобной зависимости от внешних, алогичных примет у Набокова написаны «Signs and symbols» - вероятно, лучший его англоязычный рассказ, а Ирина Одоевцева так вспоминает о Тэффи:
«Мы возвращаемся с прогулки. Со слишком большой прогулки для нее. Я забыла, я не подумала, что такой "спортивный пробег" в семь километров ей не по силам.
- Надежда Александровна, вы устали? - спрашиваю я.
Она качает головой.
- Нет, не то. Или все-таки устала. Но не от прогулки только, а оттого, что на этой несносной улице столько домов и все высокие. А я должна сосчитать, сколько окон в каждом этаже. Утомительно!
Я удивлена.
- Почему вы должны считать окна?
Она пожимает плечами.
- Разве я знаю, почему и зачем? Должна и все. Иногда не могу на улицу выйти - сейчас же обязана считать окна - четное или нечетное число их. Нечетное - да. Четное - нет. Четное приносит мне счастье. Я и номера автомобилей считаю. Но теперь, слава Богу, автомобилей почти нет. А в Париже просто беда. Идешь и головой крутишь: то на окна, то на автомобильные номера смотришь, легко самой под автомобиль угодить. Не каждый день это со мной. Но последнее время все чаще. Очень тяжело это и неприятно. И мучительно».
Маяковский, играя однажды в Тифлисе на бильярде с Ираклием Гамрекели, не отступал до тех пор, пока не выиграл, - и успел на вокзал за три минуты до отхода поезда. Страшно огорчали его и карточные проигрыши. Ему начинало казаться в такие минуты, что Бог - или та сила, которая мерещилась ему на месте Бога, - отворачивается от него, обрекает на неудачи. Острое чувство опасности, постоянно таящейся рядом, - лейтмотив его ранней лирики, когда он еще бывал откровенен с читателем. Вообще эта тема - обсессии, навязчивости, ощущение чьего-то постоянного недоброжелательного внимания - редко просачивается в его стихи: потому, вероятно, что профессиональная сфера - вообще последняя, которая не хочет уступать болезни. Профессионализм, доведенный до автоматизма, спасает от суеверия или, по крайней мере, приостанавливает его. Здесь разгадка особого пристрастия Маяковского к срочной работе, к поденщине, к газете - когда текст надо сдать кровь из носу к установленному времени; отсюда же его мечта о том, чтобы «в дебатах потел Госплан», давая ему задания. Ведь такая работа - срочная, неотменимая - служит внешним оправданием для отказа от бесчисленных, изнурительных ритуалов, от перестановки вещей на столе, от тысячного наведения порядка в пустой комнате... Вот почему он цеплялся за людей: при них неловко проделывать все эти «танцы», перестановки и перекладки. Если ты все время занят - и притом работа срочная, без которой сорвется вечер или не выйдет газета, - у тебя есть аргумент в постоянном споре с собой: Маяковский потому и навешивает на себя такое количество обязанностей перед другими, чтобы не давать постоянного отчета своему соглядатаю, личному черному человеку. У невротика одно спасение - подменять вымышленную угрозу реальной: если мы недостаточное количество раз передвинем предметы на столе - может случиться ужасное и непонятное, но если мы не сдадим текст в номер - произойдет вполне реальный скандал, а то и штраф. Вот почему большинство невротиков - трудоголики, и на качестве их работы неврозы никак не сказываются. Это порождает миф о том, что неврозы - не более чем распущенность, а в душе-то все жертвы ОКР - абсолютно здоровые люди, воду на них можно возить.
А поскольку жертвы ОКР в большинстве своем - пациенты застенчивые и стыдливые, они способствуют распространению этого мифа. Думаю, и Маяковский охотнее согласился бы на ярлык «распущенность», нежели на объективный диагноз. Тем более, что в официальный реестр психических заболеваний его невроз был внесен лишь в 1989 году.
ДРУГИЕ ГЛАВЫ МОЖНО ПРОЧЕСТЬ ПО ССЫЛКЕ
Маяковский
Главы из книги
Невротик
Разговоры о душевной болезни Маяковского вспыхивают нередко, но интереса не представляют: он был, конечно, невротик - но с полным сохранением самоконтроля, интеллекта, с безупречной нравственной шкалой. Иные полагают, что все эти неврозы были компенсацией огромного интеллектуального напряжения - увы, так не бывает: именно беспрерывная занятость, ежедневный плотнейший график были средством отвлечься от депрессии, от любых обсессий и от навязчивых мыслей о будущем, о старости, которой он боялся, и смерти, о которой предпочитал не думать вовсе. В свете его известного признания - двумя главными чертами своего характера он назвал строжайшую обязательность и ненависть к любому принуждению - смерть в самом деле возможна для него лишь как самоуничтожение: все остальное - жестокое и бессмысленное принуждение, цель которого ему непонятна. Отсюда постоянные мечты либо о бессмертии, либо о самоубийстве. Отсюда же и навязчивый страх старости. От всего этого отвлекала работа, и той же сосредоточенности на ней он требовал от других - но у других-то не было таких неврозов, их вполне устраивала и нормальная жизнь, и нормальная смерть. Холостяк - полчеловека. Все ради детей. Не нами началось, не нами и кончится. Такие уютные люди еще очень любят слова «спатки», «спатеньки». Засыпают они мгновенно и спят с храпом.
«Гнусно мне, рвотно мне, отойди от меня, сатана», - писал Блок, наблюдая чужой быт. В «Про это» содержится по этому поводу еще и более страстная тирада.
У Маяковского, насколько можно судить по мемуарам и письмам, было два особенно выраженных невроза - обсессивно-компульсивное расстройство, оно же синдром навязчивых состояний, и игромания, которая была, в сущности, лишь одной из форм все того же ОКР. Синдром этот особенно часто встречается у мужчин с высоким уровнем интеллекта, холостяков (48% случаев) и у людей с незаконченным высшим образованием - интересный показатель: видимо, высшее как-то приучает к более высокой самодисциплине. Маяков-ский - и, кстати, Хармс, у которого ОКР был еще мучительнее - попадает во все группы риска. ОКР выражается в том, что больной окружает свою жизнь огромным количеством трудновыполнимых заданий, условий, ритуалов, не наступает на трещины, не может пройти мимо стола или стула, не постучав по нему, не ложится спать без долгой и строго индивидуальной молитвы либо иной практики, - словом, живет в паутине тончайших обязательств. Это наверняка замечал за собой всякий, но у Маяковского тот самый случай, когда болезнь выходит наружу. Самая частая обсессия - мания чистоты, стремление постоянно мыть руки, страх прикасаться к дверным ручкам (протирание их перед этим), ношение с собою личной посуды - стаканов, вилок; это многократно подтверждено мемуаристами и у Маяковского, и у Хармса. Причины неясны, и вряд ли стоит тут углубляться в психиатрические материи: одна версия сводится к нарушениям в обмене нейромедиаторов (конкретно - серотонина), другая - павловская - к тому, что нарушено соотношение между возбуждением и торможением, и все это ровно ничего не скажет дилетанту. Есть версия, что ОКР чаще возникает у людей, склонных к особенному перфекционизму, не способных ничего закончить вовремя, - это так называемый анаксантический тип; нельзя сказать, чтобы Маяковский был перфекционистом в одежде или даже в стихах, - но в уборке квартиры, в наведении чистоты, безусловно, был. Лавут вспоминает несколько эпизодов, когда они чуть не опаздывали на поезд именно из-за обсессий или фобий Маяковского: один раз он на полчаса дольше, чем надо, наводил порядок в уже прибранной комнате, в другой раз не мог прервать бильярдную игру, пока не выиграл. Об игромании поговорим отдельно. Можно сказать, что мнительность у него прогрессировала - он становился подозрителен даже по отношению к друзьям, в «Хорошо!» шлифовал каждую деталь, опасаясь малейших и, в сущности, третьестепенных неточно-стей. Ревность и подозрительность во время романа с Полонской развились у него до того, что она не могла шагу ступить без его назойливой заботы.
Людям этого типа проще дать десять концертов в провинции, чем прове-сти одну ночь в пустой квартире. Почти все их дружбы или связи рано или поздно рвутся, ибо почти никто не способен соответствовать растущим, взаимоисключающим требованиям, новым и новым условиям. Возможно, своевременное обращение к психиатру помогло бы ему или хоть внушило бы утешительную мысль о том, что ничего особенного с ним не происходит - распространенность ОКР доходит до ста случаев на 100 000 человек (это тяжелые больные, а в легкой форме ОКР встречается сегодня у каждого двадцатого). Но у кого ему было лечиться - у Фрейда?
Что до игромании, она известна в двух формах: первая - одержимость азартными играми, происходящая либо от прямой корысти, либо от маниакальной сосредоточенности на самом процессе игры. Вторая - по сути, продолжение тех же обсессий, проистекающее от постоянной неуверенности в себе и, собственно, в своем праве на существование. Маяковский никогда не играл ради денег - его проигрыши ничтожны по сравнению с гонорарами, деньги вообще никогда не занимали его, они должны быть в некотором необходимом для жизни количестве, чтобы не думать о них постоянно, - и ладно. Все игры Маяковского - как правило, разновидность пасьянса, поиск ответа на императивный вопрос: да или нет. Это проистекает от непрерывно нарастающей, копящейся неуверенности в собственном raison d’etre, праве быть: Маяковский играет с приятелями в трамвайные билетики - у кого больше сумма цифр; с попутчиком - кто угадает количество шагов или шпал до столба; бильярдом он увлекался скорее эстетически - «отращиваю глаз», но если доходило до пари, играл до тех пор, пока не отыгрывался. Тут опять суеверие: нельзя уйти проигравшим. Значит, дальше в жизни все пойдет по нисходящей, сплошные проигрыши. И он мучил соперника, заставляя терпеть бесконечные отыгрыши - на бильярде, где чаще выигрывал, или в карты, где особенно удавался ему покер. Шахматы не интересовали его совершенно - там играешь не с судьбой, а его, как и суеверного Пушкина, больше всего интересовал именно прямой контакт с ней, ее ответы на свои вопросы. Каждому из нас случалось - особенно в моменты крайнего нервного напряжения или в ожидании неясной, но ощутимой опасности - просиживать ночами за пасьянсом, обычным или компьютерным, перекладывать его, пока не сойдется; оторви нас кто-нибудь в такую минуту от ничтожного и бессмысленного, в общем, занятия - и мы будем уверены, что упустили спасение, а потому с крайней неохотой отвлекаемся на какие-то реальные дела. Как знать, может быть, поэтам и прочим жертвам ОКР присуще особо тонкое чувство реальности, они ощущают неочевидные связи, и Маяковский понимал, что если он выйдет из квартиры минутой раньше, то попадет под трамвай или машину, мало ли. О подобной зависимости от внешних, алогичных примет у Набокова написаны «Signs and symbols» - вероятно, лучший его англоязычный рассказ, а Ирина Одоевцева так вспоминает о Тэффи:
«Мы возвращаемся с прогулки. Со слишком большой прогулки для нее. Я забыла, я не подумала, что такой "спортивный пробег" в семь километров ей не по силам.
- Надежда Александровна, вы устали? - спрашиваю я.
Она качает головой.
- Нет, не то. Или все-таки устала. Но не от прогулки только, а оттого, что на этой несносной улице столько домов и все высокие. А я должна сосчитать, сколько окон в каждом этаже. Утомительно!
Я удивлена.
- Почему вы должны считать окна?
Она пожимает плечами.
- Разве я знаю, почему и зачем? Должна и все. Иногда не могу на улицу выйти - сейчас же обязана считать окна - четное или нечетное число их. Нечетное - да. Четное - нет. Четное приносит мне счастье. Я и номера автомобилей считаю. Но теперь, слава Богу, автомобилей почти нет. А в Париже просто беда. Идешь и головой крутишь: то на окна, то на автомобильные номера смотришь, легко самой под автомобиль угодить. Не каждый день это со мной. Но последнее время все чаще. Очень тяжело это и неприятно. И мучительно».
Маяковский, играя однажды в Тифлисе на бильярде с Ираклием Гамрекели, не отступал до тех пор, пока не выиграл, - и успел на вокзал за три минуты до отхода поезда. Страшно огорчали его и карточные проигрыши. Ему начинало казаться в такие минуты, что Бог - или та сила, которая мерещилась ему на месте Бога, - отворачивается от него, обрекает на неудачи. Острое чувство опасности, постоянно таящейся рядом, - лейтмотив его ранней лирики, когда он еще бывал откровенен с читателем. Вообще эта тема - обсессии, навязчивости, ощущение чьего-то постоянного недоброжелательного внимания - редко просачивается в его стихи: потому, вероятно, что профессиональная сфера - вообще последняя, которая не хочет уступать болезни. Профессионализм, доведенный до автоматизма, спасает от суеверия или, по крайней мере, приостанавливает его. Здесь разгадка особого пристрастия Маяковского к срочной работе, к поденщине, к газете - когда текст надо сдать кровь из носу к установленному времени; отсюда же его мечта о том, чтобы «в дебатах потел Госплан», давая ему задания. Ведь такая работа - срочная, неотменимая - служит внешним оправданием для отказа от бесчисленных, изнурительных ритуалов, от перестановки вещей на столе, от тысячного наведения порядка в пустой комнате... Вот почему он цеплялся за людей: при них неловко проделывать все эти «танцы», перестановки и перекладки. Если ты все время занят - и притом работа срочная, без которой сорвется вечер или не выйдет газета, - у тебя есть аргумент в постоянном споре с собой: Маяковский потому и навешивает на себя такое количество обязанностей перед другими, чтобы не давать постоянного отчета своему соглядатаю, личному черному человеку. У невротика одно спасение - подменять вымышленную угрозу реальной: если мы недостаточное количество раз передвинем предметы на столе - может случиться ужасное и непонятное, но если мы не сдадим текст в номер - произойдет вполне реальный скандал, а то и штраф. Вот почему большинство невротиков - трудоголики, и на качестве их работы неврозы никак не сказываются. Это порождает миф о том, что неврозы - не более чем распущенность, а в душе-то все жертвы ОКР - абсолютно здоровые люди, воду на них можно возить.
А поскольку жертвы ОКР в большинстве своем - пациенты застенчивые и стыдливые, они способствуют распространению этого мифа. Думаю, и Маяковский охотнее согласился бы на ярлык «распущенность», нежели на объективный диагноз. Тем более, что в официальный реестр психических заболеваний его невроз был внесен лишь в 1989 году.
ДРУГИЕ ГЛАВЫ МОЖНО ПРОЧЕСТЬ ПО ССЫЛКЕ