Иерусалим. Умереть в пути
Все, что я хотел получить от игры УвИ, было полностью достигнуто к вечеру первого дня. После выхода на параде на словах «Выйдите, верные» остальную игру можно было считать, в принципе, излишеством.
Наибольшее достижение за игру: я прошел более 60 км. по полигону.
Меня зовут Иоанн. Я из рода Дука. По воле Господней, живу в Смирне и служу родичу и государю моему чиновником внешней политики. Когда я закрываю глаза, я вижу Феодосиевы стены на рассвете и золотые воды за ними. Когда я засыпаю, я вижу низкий свод пещеры Гроба Господня.
Меня звали Иаковом. Меня прозвали Мавробойцей и пилигримом. Мой крест - это меч.
Я был первым епископом Иерусалима.
Смирна
Вечерняя литургия. Храм заполняется странно и неравномерно. Рядом с сестрой Ириной вдруг замечаю Феодору. Митрополит вместо чтения из Евангелия начинает читать Откровение Иоанна Богослова.
Приезд Феодоры и ее брата Константина нарушает уныние провинциальной жизни Смирны. В них жизнь Константинополя. С ними одними можно разговаривать, но именно с ними уже и не надо разговаривать. Они идут в паломничество в Иерусалим. Они выходят на рассвете. Всем сердцем я хочу пойти с ними, но это не моя дорога, и мне идти не сейчас. Я знаю, что скоро я тоже отправлюсь в путь, а паломничеством ли он будет - не суть важно. Мы еще увидимся с ними на пересечении наших дорог. Хоть они выйдут через полчаса после того, как я засну, день наш будет общий.
Я всегда иду по дорогам с каждым, кто берет в руки посох, и этот путь не перестанет.
Ночью мы договариваемся с Константином об основном понимании линии Империи в Святой Земле, а утром (вернее, уже днем, за что я получаю немедленный и первый выговор от хартулария дрома Алексея Гавала) я и Алексей Дельфин отправляемся с посольством в Антиохию, договориться о подтверждении вассальной клятвы Боэмунда императору нашему Мануилу. Князь формально верен императору, но время подтверждения этой верности растягивается на тысячу мелких отговорок, когда «да» и не «да», и не «нет». Мы уходим из дворца, продолжая сохранять неопределенность. Время - самый ценный ресурс.
В женский половине антиохийского дворца - очаг ромейской культуры на Святой Земле. Последний для меня. С радостью смотрю я за стол, где каждый зовется или Дука, или Комнин.
Мы спорим с Гавалом о сущности войны и необходимости освобождения Иерусалима латинянами в сравнении со смиренной проповедью неверным. Мои слова о том, что за веру бывает необходимо воевать до самого конца, при этом воевать вместе с единоверцами, звучат в этих стенах как отборный бред душевнобольного.
И поставил… Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть "сыны громовы".
Мы возвращаемся в Антиохию с большим посольством. Выносят чудесно спасенный плат св. Вероники, все преклоняются перед святыней. «Ей, гряди, Господи Иисусе!» - все, что могу я сказать перед этим ликом.
Вечером Григорий, посланец Константина, приносит весть о православной рождественской литургии в Храме Гроба Господня. Все подсказывает, что туда должны идти представители знатных ромейских родов и митрополит Смирны. Решение же этого вопроса затягивается в бесконечность.
Я захожу домой перед выходом из города попрощаться с отцом Иаковом. В двери заходит женщина с закрытым лицом, в турецких одеждах цвета пурпура.
- Я ищу своего родственника, отца Иакова.
Она султанша. Она дочь Софии Дукини, сестра моего брата. Она и моя родственница. Она спрашивает Иакова о сущности христианской веры. Я впадаю в растерянность при виде этой женщины, которая ловит меня на пороге дома и прости говорить о Боге. Я надеюсь на проповеднический талант брата и ухожу.
Гавал просит отвести его племянницу, Евдокию, в ее дом в Антиохию и узнать, почему князь Боэмунд так и не явился к дуксу.
- После Антиохии я пойду в Иерусалим.
Он смотрит на меня с тоской и недоумением:
- Если у тебя есть стремление идти в Иерусалим, я не могу тебе препятствовать.
Я собираюсь дождаться митрополита на службе.
В Антиохии мы застаем завершение мессы и попытку Боэмунда уйти в Иерусалим одному. Я доверяю дороге. Если князь пойдет один, мы встретим его. Если он пойдет не один, спрашивать его сейчас не о чем.
Иерусалим
Мы входим с Евдокией в ворота города. После того, как с нас берут пошлину за вход, я прошу Евдокию провести меня к Храму Гроба. В первом же переулке нас останавливает стража. Они ищут мужчину и женщину, недавно пытавшихся убить короля Балдуина и принцессу Сибиллу. У нас отбирают то оружие, которое мы позволяем увидеть, и пытаются задержать.
- Хорошо, если вы задерживаете нас ради безопасности короля, я с удовольствием поговорю с Балдуином и представлюсь ему, как брат.
Стража передает нас из отряда к отряду, цепочка связей теряется, и нас пропускают дальше. В Храме готовятся к литургии, я иду искать родичей и натыкаюсь на Константина. Он предлагает зайти до службы в кабак, я не могу не поддержать. Звон колоколов ставит нас перед мучительным выбором: суп или литургия?
Рождественскую литургию служат два патриарха, греческий и латинский. Никто из Смирны до праздника не доходит. Появляется князь Боэмунд со свитой и криком «Балудин, я пришел».
На латинском Credo в храме падают на колени все, кроме восьми человек. Тех, кто здесь ромеи.
Отмечаем Рождество Господа нашего в еврейском кабаке. Еще трижды у нас пытаются изъять оружие. Пьем за Императора.
В момент, когда мы досматриваем вариации на танец Саломеи, из Храма Гроба Господня приносят весть, что скончался старец Трофимий. Феодора и Константин идут на отпевание, потом на похороны за стену. Я иду с ними. В Иерусалиме комендантский час. Никого не выпускают из города. Я пытаюсь договориться с охраной и выйти, но стражники еще не забыли, как я предлагал провести меня к королю. Утро я встречаю в иерусалимской тюрьме: «Бедный Гавал. Не судьба ему видеть меня на службе вовремя»
В камере со мной - латинянин из канцелярии Гийома Тирского. Его выводят утром первым и с извинениями отпускают, как только приходят засвидетельствовать его личность.
Меня обвиняют в оскорблении величества короля Балдуина и шпионаже в пользу Египта. Много имен из рода императора Мануила называю я, но никого из названных не могут сыскать на улицах Иерусалима, да и не хотят. Но ни один из них не ищет меня. Кроме сестры моей Ирины.
Ирина хочет вернуться в Смирну, а потом - отплыть в Константинополь. Я остаюсь провожать сестру. Константин и Феодора уходят в Сайданайский монастырь, а мы с Ириной - к Балдуину. Сестра моя слушает и слышит, и говорит то же самое, что необходимо объединиться сейчас, чтобы не пасть порознь. Идем к королю договориться о помощи и союзе в защите Иерусалима от неверных.
После обыска нас пускают в тронный зал.
- Король сейчас очень занят и не может принять вас. Но с вами может поговорить его мать.
- И сколько он будет занят? Нам важно именно мнение Балдуина
- Часа полтора.
- Хорошо, мы поговорим с его матерью.
Проходим в комнату к Агнесс.
- Я сообщу вам печальную весть. Мой сын Балдуин мертв.
«И чем он будет занят полтора часа? Похоронами? А потом освободится и поговорит с нами?!»
Мы быстро договариваемся с латинянами и находим общий язык. Остается договориться и найти общий язык со своими.
Мы с Ириной выходим из осажденного Иерусалима и отправляемся к границам Империи. По дороге пишем письмо императору Мануилу с просьбой склониться к нуждам латинян и отдать приказ стратигам вступать в бой. «Вышли преторий, здравствуй дядя. Предыдущий кончился». Письмо гибнет по дороге в Константинополь.
Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал?
Мой дом в Смирне пуст, церковь св. Поликарпа пуста, канцелярия пуста.
- Где брат мой - отец Иаков? - спрашиваю митрополита Смирны.
- Преставился брат твой.
Как и Алексей Гавал, и еще двое священников.
Совет у дукса. Я уже пять минут исполняю обязанности хартулария дрома. Один из советников дукса говорит, что латиняне в осаде просят помощи, и стоит ее оказать. Дукс предлагает не спешить. Стратиг Селевкии выступает с войсками. Митрополит Смирны уходит с ним. Дукс предлагает договориться с мусульманами.
- Если сейчас падет Иерусалим и латинские королевства, турки нарушать свои союзы с нами и завтра будут под нашими стенами.
- У нас союз с турками.
- Мы должны защитить Иерусалим, чтобы выстоять самим.
- В империи много городов.
- Потери городов по одному не лучше для Империи, чем перебитые по одному государства христиан.
- Это его вы хотели назначить хартуларием дрома?!
Я выхожу из зала совета, завершив свою самую краткую в Смирне карьеру.
И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.
Иду с войсками Селевкии под стены. Стратиг и митрополит идут на переговоры сначала с турками, потом внутрь стен с латинянами. По возвращении стратиг отдает приказ ромеям уходить, а норманнским наемникам оставляет право выбирать сторону по своему выбору. В этот момент я вдруг вижу стены другого Города, куда выше этих, и штурм, и воинов, и кровь на камнях.
Я остаюсь под стеной. Я знаю, что мне надо в Сайданайский монастырь, узнать, как там Константин и Феодора. Но здесь стоят войска.
Я не могу оставить этот свой Город перед лицом мусульман.
Главное - пройти внутрь, пересечь линию между мусульманами и воротами. С запада подходят Гавалы с иконой Спаса. За ними вхожу в город. Полчаса - осада снята.
Войска мусульман отошли, значит, и в Дамаске они будут раньше. Времени прошло много, если мои родичи и были в монастыре, верно, ушли. Я остаюсь в Иерусалиме.
К вечеру возвращаюсь в Смирну. На улице Григорий сообщает, что дукс принял решение атаковать Иконий на следующий день, Константин разрабатывает план, а Феодора осталась в монастыре и должна к вечеру быть в Иерусалиме. Но я ее не видел.
В Смирне мир. Поголовье священства восстановлено, чиновничества - увы. Из Константинополя прибывают мои товарищи: Марк Палеолог с рекомендательным письмом в дром и отец Андрей. Я зову их в Иерусалим. На рассказе о еврейском кабаке они соглашаются.
Перед кабаком мы все же заходим в Храм Гроба и застаем конец православной службы. Прихожан мало, но я очень рад видеть патриарха Никифора. Он хорошо хранит город.
Я не вижу Феодоры.
- Так ее же убили сегодня в Сайданайском монастыре, - говорит мне Евдокия.
Мы идем в тот же кабак, где пили вчера за императора. Пьем за Императора. Танцуют те же танцы, в которых вчера мы видели танец семи покрывал. Следим за танцовщицами. Что общего между этими днями?
Марк и Андрей напиваются пьяны. Мне не идет. Возвращаемся.
Дорога
Утром наши войска берут Иконий. Марк выбрасывает рекомендательное письмо из Константинополя и говорит, что не желает служить. Он и отец Андрей отправляются со мной по Святой Земле.
Иду в Иерусалим искать Константина. Он хотел было просить императора выслать войска и сровнять Аламут с землей, но уже передумал. Зато заключает мир с латинянами. «Хвала в вышних Богу!»
На Святой Земле я проиграл сейчас все, кроме Царствия Небесного. Иду в Сирию, ищу монастырь, где погибла Феодора.
Сестра Анастасия показывает ту церковь и тот сад. Рассказывает о паломниках, о монастыре, о родичах. Сколачиваю и вкапываю крест для сестры.
Монастырь полон ощущения благодати.
- Прощай, Анастасия, мы уходим.
- И что ты будешь делать дальше?
- Сейчас я отправлюсь в Иерусалим на праздник входа Господня, а потом - не знаю, может…
- Ты неправильно отвечаешь. Надо говорить: «Как Бог пошлет».
- Спасибо за совет.
- Это не совет.
Мой крест - это меч. А мой меч - это крест.
Митрополит Смирны планировал торжественный ход из земель Империи до Иерусалима. Но сейчас жители Смирны говорят, что митрополит мертв. Это значит, что придется идти так.
На пороге моего дома я застаю женщину в пурпурных мусульманских одеждах и с ней еще одну.
- Где брат твой Иаков?
- С Господом нашим брат мой Иаков.
Она плачет и обвиняет Господа моего в бессилии и неспособности защитить его верных. Ее семья мертва. Она хотела принять крещение, но теперь не верит никому. Я стою в растерянности перед этой женщиной, за которую теперь несу ответственность. Она хочет отомстить и убить султана Багдада. Мы зовем ее с собой в Иерусалим.
Я и Андрей должны быть на входе Господнем под стенами Иерусалима. А кто пойдет с нами, тот пойдет.
Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим.
Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам?
Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую в славе Твоей.
Я беру из пустого храма Поликарпа хоругвь с ликом Спаса. Со мной Андрей, за нами Марк, Евдокия и две мусульманки.
На выходе из Смирны к нам присоединяется посланник патриарха Константинопольского. Разведчики видят армию мусульман в Эдессе. Нам скорее всего не разминуться.
Посланник патриарха настаивает, чтобы мы прошли с крестным ходом через новообразованную Анатолийскую фему. В которую так и не вошел Мириокефал. «Если я и хотел бы умереть, то в Иерусалиме, а не в Иконии».
Под стенами стоит войско. Султанша прости подождать, пока она проверит, кто это. Мы идем дальше. Нельзя останавливаться на дороге к Иерусалиму. Нельзя бежать от мусульман.
Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?
Они отвечали: можем.
Сквозь первые ряды проходим без препятствий. Вдруг сразу несколько рук хватают за плечи и давят к земле. Держу хоругвь, преклоняю перед ней колено.
- Это ромеи. Они нарушили условия мира. Убить их.
- Нет! Это люди Книги. Воюйте с ними, но не убивайте безоружных.
- Отойди, Саладин, не вмешивайся.
Нам предлагают принять ислам. Смотрю на хоругвь, к горлу то прикасается, то отдаляется от него лезвие. Голос Саладина продолжает убеждать не убивать нас, откуда-то слышу голос султанши, обращенный к ее брату с просьбой о наших жизнях. Я знаю, что здесь останусь я и Андрей. Для остальных это будет вопрос выбора, а не судьбы.
- Повторяй: нет бога, кроме Аллаха, и Магомет - пророк его.
Не могу понять, не помешался ли говорящий предлагать это вторично. Может, он еще недопонял что-то? Тогда почему его кинжал уже на моем горле?
- Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого.
Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую - не от Меня зависит, но кому уготовано.
Про исключенный из этого рассказа пласт отношений братьев Иакова и Иоанна можно прочитать, как и положено, в сочинении Иоанна.
Наибольшее достижение за игру: я прошел более 60 км. по полигону.
Меня зовут Иоанн. Я из рода Дука. По воле Господней, живу в Смирне и служу родичу и государю моему чиновником внешней политики. Когда я закрываю глаза, я вижу Феодосиевы стены на рассвете и золотые воды за ними. Когда я засыпаю, я вижу низкий свод пещеры Гроба Господня.
Меня звали Иаковом. Меня прозвали Мавробойцей и пилигримом. Мой крест - это меч.
Я был первым епископом Иерусалима.
Смирна
Вечерняя литургия. Храм заполняется странно и неравномерно. Рядом с сестрой Ириной вдруг замечаю Феодору. Митрополит вместо чтения из Евангелия начинает читать Откровение Иоанна Богослова.
Приезд Феодоры и ее брата Константина нарушает уныние провинциальной жизни Смирны. В них жизнь Константинополя. С ними одними можно разговаривать, но именно с ними уже и не надо разговаривать. Они идут в паломничество в Иерусалим. Они выходят на рассвете. Всем сердцем я хочу пойти с ними, но это не моя дорога, и мне идти не сейчас. Я знаю, что скоро я тоже отправлюсь в путь, а паломничеством ли он будет - не суть важно. Мы еще увидимся с ними на пересечении наших дорог. Хоть они выйдут через полчаса после того, как я засну, день наш будет общий.
Я всегда иду по дорогам с каждым, кто берет в руки посох, и этот путь не перестанет.
Ночью мы договариваемся с Константином об основном понимании линии Империи в Святой Земле, а утром (вернее, уже днем, за что я получаю немедленный и первый выговор от хартулария дрома Алексея Гавала) я и Алексей Дельфин отправляемся с посольством в Антиохию, договориться о подтверждении вассальной клятвы Боэмунда императору нашему Мануилу. Князь формально верен императору, но время подтверждения этой верности растягивается на тысячу мелких отговорок, когда «да» и не «да», и не «нет». Мы уходим из дворца, продолжая сохранять неопределенность. Время - самый ценный ресурс.
В женский половине антиохийского дворца - очаг ромейской культуры на Святой Земле. Последний для меня. С радостью смотрю я за стол, где каждый зовется или Дука, или Комнин.
Мы спорим с Гавалом о сущности войны и необходимости освобождения Иерусалима латинянами в сравнении со смиренной проповедью неверным. Мои слова о том, что за веру бывает необходимо воевать до самого конца, при этом воевать вместе с единоверцами, звучат в этих стенах как отборный бред душевнобольного.
И поставил… Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть "сыны громовы".
Мы возвращаемся в Антиохию с большим посольством. Выносят чудесно спасенный плат св. Вероники, все преклоняются перед святыней. «Ей, гряди, Господи Иисусе!» - все, что могу я сказать перед этим ликом.
Вечером Григорий, посланец Константина, приносит весть о православной рождественской литургии в Храме Гроба Господня. Все подсказывает, что туда должны идти представители знатных ромейских родов и митрополит Смирны. Решение же этого вопроса затягивается в бесконечность.
Я захожу домой перед выходом из города попрощаться с отцом Иаковом. В двери заходит женщина с закрытым лицом, в турецких одеждах цвета пурпура.
- Я ищу своего родственника, отца Иакова.
Она султанша. Она дочь Софии Дукини, сестра моего брата. Она и моя родственница. Она спрашивает Иакова о сущности христианской веры. Я впадаю в растерянность при виде этой женщины, которая ловит меня на пороге дома и прости говорить о Боге. Я надеюсь на проповеднический талант брата и ухожу.
Гавал просит отвести его племянницу, Евдокию, в ее дом в Антиохию и узнать, почему князь Боэмунд так и не явился к дуксу.
- После Антиохии я пойду в Иерусалим.
Он смотрит на меня с тоской и недоумением:
- Если у тебя есть стремление идти в Иерусалим, я не могу тебе препятствовать.
Я собираюсь дождаться митрополита на службе.
В Антиохии мы застаем завершение мессы и попытку Боэмунда уйти в Иерусалим одному. Я доверяю дороге. Если князь пойдет один, мы встретим его. Если он пойдет не один, спрашивать его сейчас не о чем.
Иерусалим
Мы входим с Евдокией в ворота города. После того, как с нас берут пошлину за вход, я прошу Евдокию провести меня к Храму Гроба. В первом же переулке нас останавливает стража. Они ищут мужчину и женщину, недавно пытавшихся убить короля Балдуина и принцессу Сибиллу. У нас отбирают то оружие, которое мы позволяем увидеть, и пытаются задержать.
- Хорошо, если вы задерживаете нас ради безопасности короля, я с удовольствием поговорю с Балдуином и представлюсь ему, как брат.
Стража передает нас из отряда к отряду, цепочка связей теряется, и нас пропускают дальше. В Храме готовятся к литургии, я иду искать родичей и натыкаюсь на Константина. Он предлагает зайти до службы в кабак, я не могу не поддержать. Звон колоколов ставит нас перед мучительным выбором: суп или литургия?
Рождественскую литургию служат два патриарха, греческий и латинский. Никто из Смирны до праздника не доходит. Появляется князь Боэмунд со свитой и криком «Балудин, я пришел».
На латинском Credo в храме падают на колени все, кроме восьми человек. Тех, кто здесь ромеи.
Отмечаем Рождество Господа нашего в еврейском кабаке. Еще трижды у нас пытаются изъять оружие. Пьем за Императора.
В момент, когда мы досматриваем вариации на танец Саломеи, из Храма Гроба Господня приносят весть, что скончался старец Трофимий. Феодора и Константин идут на отпевание, потом на похороны за стену. Я иду с ними. В Иерусалиме комендантский час. Никого не выпускают из города. Я пытаюсь договориться с охраной и выйти, но стражники еще не забыли, как я предлагал провести меня к королю. Утро я встречаю в иерусалимской тюрьме: «Бедный Гавал. Не судьба ему видеть меня на службе вовремя»
В камере со мной - латинянин из канцелярии Гийома Тирского. Его выводят утром первым и с извинениями отпускают, как только приходят засвидетельствовать его личность.
Меня обвиняют в оскорблении величества короля Балдуина и шпионаже в пользу Египта. Много имен из рода императора Мануила называю я, но никого из названных не могут сыскать на улицах Иерусалима, да и не хотят. Но ни один из них не ищет меня. Кроме сестры моей Ирины.
Ирина хочет вернуться в Смирну, а потом - отплыть в Константинополь. Я остаюсь провожать сестру. Константин и Феодора уходят в Сайданайский монастырь, а мы с Ириной - к Балдуину. Сестра моя слушает и слышит, и говорит то же самое, что необходимо объединиться сейчас, чтобы не пасть порознь. Идем к королю договориться о помощи и союзе в защите Иерусалима от неверных.
После обыска нас пускают в тронный зал.
- Король сейчас очень занят и не может принять вас. Но с вами может поговорить его мать.
- И сколько он будет занят? Нам важно именно мнение Балдуина
- Часа полтора.
- Хорошо, мы поговорим с его матерью.
Проходим в комнату к Агнесс.
- Я сообщу вам печальную весть. Мой сын Балдуин мертв.
«И чем он будет занят полтора часа? Похоронами? А потом освободится и поговорит с нами?!»
Мы быстро договариваемся с латинянами и находим общий язык. Остается договориться и найти общий язык со своими.
Мы с Ириной выходим из осажденного Иерусалима и отправляемся к границам Империи. По дороге пишем письмо императору Мануилу с просьбой склониться к нуждам латинян и отдать приказ стратигам вступать в бой. «Вышли преторий, здравствуй дядя. Предыдущий кончился». Письмо гибнет по дороге в Константинополь.
Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал?
Мой дом в Смирне пуст, церковь св. Поликарпа пуста, канцелярия пуста.
- Где брат мой - отец Иаков? - спрашиваю митрополита Смирны.
- Преставился брат твой.
Как и Алексей Гавал, и еще двое священников.
Совет у дукса. Я уже пять минут исполняю обязанности хартулария дрома. Один из советников дукса говорит, что латиняне в осаде просят помощи, и стоит ее оказать. Дукс предлагает не спешить. Стратиг Селевкии выступает с войсками. Митрополит Смирны уходит с ним. Дукс предлагает договориться с мусульманами.
- Если сейчас падет Иерусалим и латинские королевства, турки нарушать свои союзы с нами и завтра будут под нашими стенами.
- У нас союз с турками.
- Мы должны защитить Иерусалим, чтобы выстоять самим.
- В империи много городов.
- Потери городов по одному не лучше для Империи, чем перебитые по одному государства христиан.
- Это его вы хотели назначить хартуларием дрома?!
Я выхожу из зала совета, завершив свою самую краткую в Смирне карьеру.
И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.
Иду с войсками Селевкии под стены. Стратиг и митрополит идут на переговоры сначала с турками, потом внутрь стен с латинянами. По возвращении стратиг отдает приказ ромеям уходить, а норманнским наемникам оставляет право выбирать сторону по своему выбору. В этот момент я вдруг вижу стены другого Города, куда выше этих, и штурм, и воинов, и кровь на камнях.
Я остаюсь под стеной. Я знаю, что мне надо в Сайданайский монастырь, узнать, как там Константин и Феодора. Но здесь стоят войска.
Я не могу оставить этот свой Город перед лицом мусульман.
Главное - пройти внутрь, пересечь линию между мусульманами и воротами. С запада подходят Гавалы с иконой Спаса. За ними вхожу в город. Полчаса - осада снята.
Войска мусульман отошли, значит, и в Дамаске они будут раньше. Времени прошло много, если мои родичи и были в монастыре, верно, ушли. Я остаюсь в Иерусалиме.
К вечеру возвращаюсь в Смирну. На улице Григорий сообщает, что дукс принял решение атаковать Иконий на следующий день, Константин разрабатывает план, а Феодора осталась в монастыре и должна к вечеру быть в Иерусалиме. Но я ее не видел.
В Смирне мир. Поголовье священства восстановлено, чиновничества - увы. Из Константинополя прибывают мои товарищи: Марк Палеолог с рекомендательным письмом в дром и отец Андрей. Я зову их в Иерусалим. На рассказе о еврейском кабаке они соглашаются.
Перед кабаком мы все же заходим в Храм Гроба и застаем конец православной службы. Прихожан мало, но я очень рад видеть патриарха Никифора. Он хорошо хранит город.
Я не вижу Феодоры.
- Так ее же убили сегодня в Сайданайском монастыре, - говорит мне Евдокия.
Мы идем в тот же кабак, где пили вчера за императора. Пьем за Императора. Танцуют те же танцы, в которых вчера мы видели танец семи покрывал. Следим за танцовщицами. Что общего между этими днями?
Марк и Андрей напиваются пьяны. Мне не идет. Возвращаемся.
Дорога
Утром наши войска берут Иконий. Марк выбрасывает рекомендательное письмо из Константинополя и говорит, что не желает служить. Он и отец Андрей отправляются со мной по Святой Земле.
Иду в Иерусалим искать Константина. Он хотел было просить императора выслать войска и сровнять Аламут с землей, но уже передумал. Зато заключает мир с латинянами. «Хвала в вышних Богу!»
На Святой Земле я проиграл сейчас все, кроме Царствия Небесного. Иду в Сирию, ищу монастырь, где погибла Феодора.
Сестра Анастасия показывает ту церковь и тот сад. Рассказывает о паломниках, о монастыре, о родичах. Сколачиваю и вкапываю крест для сестры.
Монастырь полон ощущения благодати.
- Прощай, Анастасия, мы уходим.
- И что ты будешь делать дальше?
- Сейчас я отправлюсь в Иерусалим на праздник входа Господня, а потом - не знаю, может…
- Ты неправильно отвечаешь. Надо говорить: «Как Бог пошлет».
- Спасибо за совет.
- Это не совет.
Мой крест - это меч. А мой меч - это крест.
Митрополит Смирны планировал торжественный ход из земель Империи до Иерусалима. Но сейчас жители Смирны говорят, что митрополит мертв. Это значит, что придется идти так.
На пороге моего дома я застаю женщину в пурпурных мусульманских одеждах и с ней еще одну.
- Где брат твой Иаков?
- С Господом нашим брат мой Иаков.
Она плачет и обвиняет Господа моего в бессилии и неспособности защитить его верных. Ее семья мертва. Она хотела принять крещение, но теперь не верит никому. Я стою в растерянности перед этой женщиной, за которую теперь несу ответственность. Она хочет отомстить и убить султана Багдада. Мы зовем ее с собой в Иерусалим.
Я и Андрей должны быть на входе Господнем под стенами Иерусалима. А кто пойдет с нами, тот пойдет.
Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим.
Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам?
Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую в славе Твоей.
Я беру из пустого храма Поликарпа хоругвь с ликом Спаса. Со мной Андрей, за нами Марк, Евдокия и две мусульманки.
На выходе из Смирны к нам присоединяется посланник патриарха Константинопольского. Разведчики видят армию мусульман в Эдессе. Нам скорее всего не разминуться.
Посланник патриарха настаивает, чтобы мы прошли с крестным ходом через новообразованную Анатолийскую фему. В которую так и не вошел Мириокефал. «Если я и хотел бы умереть, то в Иерусалиме, а не в Иконии».
Под стенами стоит войско. Султанша прости подождать, пока она проверит, кто это. Мы идем дальше. Нельзя останавливаться на дороге к Иерусалиму. Нельзя бежать от мусульман.
Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?
Они отвечали: можем.
Сквозь первые ряды проходим без препятствий. Вдруг сразу несколько рук хватают за плечи и давят к земле. Держу хоругвь, преклоняю перед ней колено.
- Это ромеи. Они нарушили условия мира. Убить их.
- Нет! Это люди Книги. Воюйте с ними, но не убивайте безоружных.
- Отойди, Саладин, не вмешивайся.
Нам предлагают принять ислам. Смотрю на хоругвь, к горлу то прикасается, то отдаляется от него лезвие. Голос Саладина продолжает убеждать не убивать нас, откуда-то слышу голос султанши, обращенный к ее брату с просьбой о наших жизнях. Я знаю, что здесь останусь я и Андрей. Для остальных это будет вопрос выбора, а не судьбы.
- Повторяй: нет бога, кроме Аллаха, и Магомет - пророк его.
Не могу понять, не помешался ли говорящий предлагать это вторично. Может, он еще недопонял что-то? Тогда почему его кинжал уже на моем горле?
- Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого.
Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую - не от Меня зависит, но кому уготовано.
Про исключенный из этого рассказа пласт отношений братьев Иакова и Иоанна можно прочитать, как и положено, в сочинении Иоанна.