На виниловых дорожках. Часть 2.
Разговоры про Маруани и Space напомнили про один старый текст. Про винил и про жизнь. Написано и опубликовано лет 15 назад.
=======================================
Все началось из-за моей сестры. Потом она, конечно, отнекивалась, говорила, что ничего не знает и не помнит. Но я помню все. На день рождения она подарила мне первую пластинку, которую можно уверенно отнести к аналоговому источнику звука и к молодежной культуре одновременно. Это было чудовищное порождение звукозаписывающей индустрии - односторонняя гибкая пластинка.
С одной стороны синего кругляша были две песни “Веселых ребят” - “Варшавский дождь” и “Чернобровая дивчина”, а другая бугрилась девственной шершавостью пластмассы. Я долго мечтал о том, что на другой стороне записаны какие-то неправильно-волшебные звуки, которые надо воспроизводить с помощью специального, секретного проигрывателя. Такой маленький личный “дарк сайд”. А переливчатое, помпезное и, пожалуй, действительно красивое вступление к “Варшавскому дождю” сразу очень запало мне в душу. На той пластинке была и одна фамилия, много определившая в дальнейшем формировании моего вкуса - Давид Тухманов.
А сестра, подарив мне это чудо-чудное, ехидно заметила: “Ну, все - теперь ты пропал!” Не подозревая, что это пророчество, она спокойно о нем забыла. А я действительно пропал. Выбор в соседнем киоске был не велик - можно было постепенно заиметь все. И супер-хиты того времени и сейчас крутятся в голове: “Арлекино”, “Прощай”, “Все что в жизни есть у меня”, “Клен”. И, кстати, за некоторые мои первые серьезные пристрастия мне более, чем не стыдно. Например, первый альбом “Ариэля” с незабываемым “Парафразом”, представляется мне оригинальной, актуально звучащей музыкой, умней и красивей которой в России с тех пор не было.
Прошло несколько лет. В ГУМе я купил мелодиевский миньон с “Let It Be” (The Beatles - ред.). Пацаны рассказали, что у рок-группы из деревни Губино такой орган, какой есть только у роллингов. Отец, абсолютно безразличный к пластинкам, случайно привез из какой-то командировки миньон “Paint It Black” (Rolling Stones - ред.). Звук органов оказался похожим. Уже с замиранием сердца я выслушал от одной шатенки: “Какие у тебя хорошие пластинки!” Понятие “хорошие пластинки” включало в себя половинку битловского двойника “67-69” без обложки, выдранного из кругозора гибкого Элтона Джона с “Crocodile Rock”, лицензионного Пола Маккартни с главной песней тех лет “Хоп-хей, хоп”. “Миссис Вандербилт”, собственно, если быть скучным и точным и каких то канувших в небытие рок-испанцев «Лос Анхелес». Но это было не важно, у меня - “хорошие пластинки”, какой кайф! Мы переписывали с телевизора на аудиомагнитофон жуткие “Мелодии и ритмы зарубежной эстрады”, бенефис Голубкиной, намекавший на западные ритмы, и расписывали классные доски названиями групп и фирм грамзаписи. Мы пытались поймать ручками уровня записи плавающий звук забугорных радиоголосов. Мы, методом агрессивного почкования, делились на любителей харда и блатняка. Причем, это была жизнь под аккомпанемент индастриала небесных сфер, а вовсе не барокко железного занавеса. Мы были, конечно, обижены информационно, но ни в коем случае не эмоционально или психологически. Позднее, познакомившись со студентами из разных стран, мы находили у них точно такое же отношение к музыке, и такие же кайфы от нее. Знали они не больше, а скорее под несколько другим углом - любили соответственно Roxy Music или Jethro Tull, а не Deep Purple или Black Sabbath.
Кстати, пиратство, процветавшее тогда на государственном уровне, воспитывало, безусловно, хороший массовый вкус. Пластинки из серий “Мелодии и ритмы”, “Эстрадная орбита” (зелененький такой, если кто помнит), “Танцуем без перерыва” были настоящими энциклопедиями популярных мелодий всей мировой поп-музыки 20-века. Но не следует думать, что этими наименованиями описывался музыкальный кругозор среднего меломана. Любой идиот на вопрос о любимом композиторе тупо тянул: “Чайко-о-овский…”. Половину площадей магазинов занимала классика, причем реально было купить и пластинки уже эмигрировавших дирижеров Нееме Ярви и Кирилла Кондрашина, и звезд Монсеррат Кабалье или Клаудио Аббаддо, и вроде бы полуопальных Альфреда Шнитке и Эдисона Денисова. А подбор джазовых лицензий был вообще безупречен. Выпущенные гигантскими тиражами диски Армстронга и Фицджеральд, Бейси и Питерсона, Эллингтона и Хокинса создавали ауру, в которой каждый лох начинал правильно реагировать на набор основных опорных сигналов.
Одним из таких сигналов было слово “альбом”. Оно обозначало законченный музыкальный продукт, артефакт, включавший многочисленные признаки “настоящности” - красивая обложка, состав участников, классная музыка в конце концов. И, главное, дух продуманности и единства всего материала, ореол творчества и вдохновения. Однажды, в одном из школьных уголков, в которых мы делали то, что делают в уголках школяры с начала веков и кто-то, скрытый туманом времени, сказал мне: “А знаешь, наши выпустили настоящий АЛЬБОМ…” и добавил еще один опорный сигнал: “По волне моей памяти”. Альбом Давида Тухманова перевернул очень много в головах и душах и, в этом смысле, не сравним ни с каким другим произведением искусства второй половины 20-го века в России. Это был прорыв. Молодежь (так древние совки называли тинейджеров) пошла в библиотеки за стихами Ахматовой и Пастернака, что не помешало ей через десять лет принять деятельное участие в уничтожении русской рок-культуры.
И они же в массе своей подсели на наркотик арт-рока с помпезным звучанием рок-оркестров, текстами умных поэтов и длинными соло патлатых виртуозов. Это было здорово, но скучно. Мне к тому времени удалось приучить себя к неограниченному потреблению классики, поэтому от поп-музыки хотелось краткости и ясности.
Реальной массовой альтернативой “умному” року был пока не свежепридуманный панк, а свежерожденное диско. Мне нравились пионеры псевдо-космической музыки - французы Space. Да, галльский электронный дэнс уже тогда был впереди. Мечта иметь их фирменный диск постепенно стала манией. А имелись фирменные пластинки у дяденек, стоявших недалеко от прилавков отделов грампластинок в ГУМе и на Маяковке. Причем, процесс покупки такой пластинки был круче, чем иная детективная история. На нависающих гумовских галереях, над народом, в любой момент мог появиться милиционер. Любой, трущийся рядом, стриженый паренек в мгновение ока превращался в злобного агента внутренних дел. Были засады и погони, имелась контрразведка и контрнаблюдение (шухер). Но система всегда сильнее. И продавец, и покупатель под белы руки препровождались в ближайшее отделение и нещадно штрафовались. То, что диски переходили к сотрудникам, вообще обсуждению не подлежало. То-то у людей накапливались коллекции, наверное. Так вот, набравшись храбрости, я подошел к одной компании и прямо и наивно спросил про Space. Естественно, никто из моих друзей в глаза не видел их “родной” диск. Но, зато я знал кодовое слово “Волшебный полет” - название пластинки. В общем, мне казалось, что я был готов к покупке. Один из мужичков отвел меня в сторонку и показал диск. В глаза бросились знакомые слова, они были все на месте. 30 рублей - возможность, хотя и с трудом, но жить почти две недели перекочевали в карман фарцовщика. Конечно, я гордо устроил коллективное прослушивание. Но главный знаток, услышав вступление к одной из композиций, сразу же остудил меня - “Ты что, разве у “Спейса” есть гитары?” Изыскания показали, что это альбом какого-то подозрительного гражданина мира по имени Роланд Романелли. И он называется “Space Music”, ну а одна композиция - тот самый “Magic Fly”, действительно из репертуара Space. Остальные композиции были тоже хороши - “Pulstar” Вангелиса, “Oxygene” Жана Мишеля Жарра - хит на хите. Но я был не просто обманут, я был убит. Пластинка была срочно и, конечно с убытком, продана, а я лишился филофонистической невинности и охладел на всю жизнь к “космической” музыке.
Но главное, как всегда, было впереди. Уже после выхода латышского аналога “Cпейса” - “Зодиака”, мне, наконец-то, попалась в руки настоящая пластинка Space, кажется, “Deliverance”. Прочитав на конверте состав группы, я сел на пол. Оказывается это был дуэт - Дидье Маруани по прозвищу “Экама” и … мой знакомый Роланд Романелли. Вот так люди становятся коллекционерами. После этого прошло больше 20 лет. Но ни я, ни кто-либо из моих друзей больше никогда не видели эту пластинку. Это редкость. Большая. Сейчас один знакомый собиратель диско за несколько десятков баксов предлагает мне второй сольник Романелли, хуже и менее редкий. Но пока я не нашел первый, не буду покупать и второй. Хотя не нужен мне уже давно ни тот, ни другой.
Александр В.Волков
Спасибо газете Man’s Music ( Дмитрий Петухов (Dmitry Petukhov)) за предоставленные материалы.
