Загадка экзогамии.
В продолжение предыдущего поста, Ю. М. Бородай в своей монографии "Эротика-смерть-табу: трагедия человеческого сознания" пишет:
"Так или иначе, но все согласны, что "гвоздём" проблемы происхождения родовой нравственности является загадка половых самоограничений, идущих вразрез с естественно-зоологическими вожделениями, направленными на ближайших сородичей (сын - мать, отец - дочь, брат - сестра; брачная связь указанных пар, и прежде всего сына с матерью, называется инцестом; запрет инцеста даёт экзогамию).
Известно множество гипотез, содержащих попытки объяснить происхождение экзогамии самыми различными причинами (от проявления "инстинктивного" отвращения к инцесту до "притупления" полового влечения к надоевшим родственницам и укоренения высоконравственной привычки похищать себе подружек со стороны - Спенсер, Бентам, Каутский, Преображенский и другие). Большинство этих гипотез давно отвергнуто как совершенно не соответствующие действительности; некоторые до сих пор дискутируются. Из последних коротко остановимся на двух главных.
Первая - гипотеза "вреда" (Л. Морган), - как и большинство других, по существу, исходит из всеобщего человеческого убеждения, что поскольку кровосмешение "противоестественно", люди должны были его запретить. Однако в отличие от других у Моргана это долженствование приобретает ещё и форму биологической необходимости, а именно: кровосмесительство биологически вредно. Поскольку люди становились разумными, считает Морган, они должны были замечать вред и отказываться от инцеста; кто не хотел отказываться, вымер в процессе естественного отбора. Внутри этого моргановского направления есть разногласия: одни считают экзогамию результатом именно сознательных усилий (Л. Файсон, Л. Я. Штернберг), другие - результатом "бессознательного осознания" (Дж. Фрезер, Е. Ю. Кричевский); но так или иначе, вся суть - во вреде. Что же касается частностей, то "объяснить, каким образом в точности произошёл род, конечно, невозможно" [1].
Порок этой влиятельной гипотезы [2] заключается в том, что она не "замечает" фактов, бросающихся в глаза. В самом деле, спрашивается: почему до сих пор не вымерли все стадные животные? Ведь любая относительно устойчивая группа животных (например, обезьян) неизбежно превращается со временем в кровосмесительную популяцию. Инцест (инбридинг) здесь правило; напротив, неродственное скрещивание (уйбридинг) - исключительное явление. Это во-первых.
Во-вторых, относительно "разума". Спрашивается: как умудрялись первобытные мудрецы замечать биологический вред кровосмесительства? Современные генетики, например, не могут договориться о том, вреден инцест или нет. Если и вреден, этого сразу не заметишь: "Близкородственные браки более характерны для маленьких изолированных общин... Во многих маленьких общинах физически и умственно неполноценных членов не больше, чем в больших популяциях" [3].
Конечно, с другой стороны, факт, что кроссбридинг (перекрёстное скрещивание) даёт иногда вполне осязаемый эффект: "Кроссбридинг играл важную роль в выведении современных пород скота и сейчас широко используется для создания новых пород; но когда порода уже выведена и проявила высокие качества, её чистота должна сохраняться" [4]. Аристократы, например, которые и сами предпочитают браки с дальними родственниками, восхищаются чистокровными скакунами: цена "благородных" животных прямо пропорциональна строгости их "родословной". Чистопородного жеребца скрещивают с дочерьми, с матерью. Ибо тонкий ценитель "чистокровок" воспринимает "полукровок" как личное оскорбление. Но это не мешает ему приходить в ужас при одной мысли об инцесте применительно к собственной персоне. Разумен ли этот ужас? Нет, видимо дело здесь совсем не в доводах разума.
Однако существует ещё одно влиятельное направление, претендующее на "разумное" объяснение генезиса экзогамии. Это направление связано с именем крупнейшего английского этнографа Э. Тейлора, который доказал, что исходная дуальная форма экзогамии (две взаимнобрачующиеся группы, внутри которых половая связь запрещена) отнюдь не исключает кровосмесительства и нацелена вовсе не на запрет последнего. Исходя из этого факта и в противоположность концепции "осознания вреда", Тейлор выдвинул гипотезу "осознания выгоды", а именно: введение дуальной экзогамии диктовалось необходимостью положить конец кровавой вражде между соседними группами - вражде, которая вела их к взаимному уничтожению. Согласно Тэйлору, единственным средством установить мир между этими первоначально промискуитетными внутри себя общинами были взаимные браки. Запрет промискуитета, т. е. запрет всех половых связей внутри враждующих групп, сделал принудительными браки "на стороне", а установленная таким образом экзогамия оказалась необходимым условием прекращения взаимного истребления групп и их объединения в племя.
(Нечто подобное утверждает Д. Пирцио-Бироли в своей монографии "Культурная антропология Тропической Африки" (М.: Издательская фирма “Восточная литература” РАН, 2001): "С помощью системы матримониальных обменов за пределами линиджа или клана экзогамия позволяет расширить поле социальных взаимоотношений, связывая между собой группы, чуждые друг другу, потенциально враждебные и, следовательно, представляющие опасность. Она позволяет превратить враждебные или антагонистические отношения (действительные или потенциальные) в союзнические и мирные. И женщина - главное орудие этой операции, которая осуществляется через её посредство, но ценой её двойной социализации, поскольку, вступая в брак, она должна оставить свой линидж и влиться в другой, к которому она никогда не будет принадлежать".)
Разновидностью тейлоровской гипотезы являются популярные "экономические" теории экзогамии. Например, по мнению А. М. Золотарёва, заключение брака вне своего коллектива было экономически выгодно (давало право охотиться на чужой территории и т. д.), что и привело к укоренению этой полезной привычки [5].
Мы не будем в подробностях останавливаться на критике вышеуказанных попыток рационально истолковать экзогамию. Укажем лишь, что в качестве отправного пункта все они необходимо предполагают промискуитет, т. е. ничем не ограниченную свободу половых связей внутри исходной первобытно-родовой общины. Не говоря уже о сомнительности этого пункта в свете эмпирических данных современных этнографии [6], теоретическое допущение необузданного промискуитета внутри первобытной общины делает совершенно необъяснимым сам факт её возникновения. Ведь прежде чем "задумываться", как устранить вражду между разными коллективами, нужно, видимо, было "подумать", как сохранить мир внутри исходного коллектива (существует, например, гипотеза, согласно которой австралопитеки, у которых предполагается зоологический промискуитет, вымерли в результате именно внутристадного взаимного истребления). Да и как вообще объяснить тот мистический ужас, который у примитивных народов (и у высокоразвитых тоже!) вызывает табу экзогамии; во всех (!) известных примитивных обществах нарушение запрета половых связей внутри рода равноценно смерти. Нарушитель сам умирает или заболевает, по крайней, мере. Подчёркиваем: сам! Только в редких случаях ему приходится "помогать", но в любом случае он должен умереть. Чем объяснить этот странный факт? Рациональными соображениями о "выгоде" половой связи на стороне? Это малоубедительно.
Концепция осознания пользы браков "на стороне" не выдерживает критики так же, как и концепция осознания биологического вреда инцеста. Однако, отвергая эти гипотетические конструкции, мы не имеем права обойти тот фундаментальный факт, который для Тэйлора стал отправным пунктом, а именно: наиболее древняя дуальная форма экзогамии вовсе не исключает кровосмесительства (за исключением прямого инцеста типа "сын-мать"). В самом деле. С одной стороны, дуальная форма строжайше запрещает - под страхом смерти! - брачные отношения между лицами из одного тотема (первобытная родовая группа), даже если между ними нет никакой фактической кровнородственной связи - ни прямой, ни косвенной. Для любого мужчины данного тотема любая женщина из этой же группы - табу (даже если этот мужчина "усыновлён", т. е. фактически не имеет здесь кровных родственников). Но, с другой стороны, дуальная экзогамия не налагает никаких ограничений на половую связь мужчин со своими дочерьми и племянницами, если, конечно, последние - дочери брата, но не сестры! Здесь - табу. Ведь дочь остаётся у матери, т. е. является для отца членом чужой, не "родной" ему группы, и поэтому оказывается законным объектом половых вожделений.
Впрочем, при этой групповой форме брака отцовство практически невозможно установить вообще, да этим никто и не интересуется.
Кроме того, дуальная форма ведёт и к постоянному кросскузенному браку, т. е. к браку между детьми брата, которые остаются в чужой группе, и детьми сестры (члены своего тотема). Однако половые отношения между параллельными кузенами всех степеней (по материнской линии) вплоть до тех, где родственные связи вообще с трудом могут быть прослежены, - строжайше запрещаются.
Нетрудно заметить, что эта примитивно-дуальная форма экзогамии составляет суть так называемого матриархата. Род здесь - это материнский род: все дети женщин, включённых в один тотем, естественно, оказываются родственниками, т. е. членами той общины, где они родились; напротив, все дети мужчин остаются "на стороне" - это члены чужих коллективов, они - не родные и как таковые вполне доступны для первых в половом смысле.
Факт заключается в том, что понятие "отцовства" в кровнородственном смысле этого слова - относительно очень позднее историческое образование. В подавляющем большинстве примитивных обществ половой акт вообще не связывается с актом рождения; половой акт - это одно дело, рождение ребёнка - совершенно другое, между ними не устанавливается причинная связь. Например, австралийцы, "если бы... даже и заметили, что дитя появляется на свет лишь в том случае, если имело место оплодотворение... не сделали бы из этого того вывода, который нам кажется естественным. Они продолжали бы думать, что если женщина забеременела, то это произошло потому, что какой-нибудь "дух", - обычно дух какого-нибудь предка (т. е. "дух" умершего члена этого же тотема! - Ю. Б.), ожидающий перевоплощения и находящийся в данный момент в запасе, - вошел в неё" [7].
Итак, особенность исходной дуально-групповой формы экзогамии заключается в том, что здесь вообще отсутствует понятие отцовства в кровнородственном смысле этого слова; "отцами" считаются здесь мужчины родного тотема, хотя реально женщины вправе иметь брачную связь только с мужчинами из чужих групп.
Очевидно, отнюдь не инстинктивное "отвращение" к инцесту обусловило то, что любой половой акт внутри материнской общины неизбежно карается смертью, хотя тотемная община может состоять не только из близких родственников. Нет! - Вовсе не на запрет кровосмесительства было направлено первое половое табу. Совершенно очевидно, что оно преследовало какую-то другую "цель". Но какую?
Характерно: более поздний отцовский запрет половых отношений внутри "своего" семейства первоначально дополняет древнее материнское половое табу лишь исключением кросскузенного брака. Объясняется это тем, что в отличие от всеобщего (нравственного) внутритотемного запрета, патриархальный запрет первоначально относится не ко всем, но лишь к "подчинённым", т. е. к жёнам и детям, которые теперь остаются у отца-собственника. В отличие от первоначальной всеобщей нравственной формы патриархальный запрет вовсе не ограничивает относительной половой свободы самого "хозяина", например, в примитивных патриархальных общинах повсеместно распространён обычай дефлорации девушек именно собственными отцами [8]. Позже это преимущественное "право" переходит к "отцу" так называемой "большой семьи" [9], к вождю племени, царю, а в средневековой Европе - сеньору (пресловутое "право первой ночи"); все эти "права" являются пережитками власти и относительной половой свободы главы архаической семьи.
Таким образом, с точки зрения нравственности, в отличие от древних половых табу, отцовское право, возникшее в недрах тотема, первоначально было, видимо, своеобразным регрессом, "обратным" ходом к естественно-животной, гаремной форме полового доминирования, но - "обратным ходом" уже на сверхбиологической основе существующих всеобщих "матриархальных" запретов. Так что подлинная кровнородственная организация, та антикровосмесительная
экзогамия и соответствующие ей нравственные установки, на которых обычно концентрируется весь интерес исследователей, - продукт относительно очень высокой ступени общественного развития, результат взаимного перекреста исходного материнского рода (тотема) и вторичного отцовского права (семья), основанного уже не на нравственности, но на доминировании и примитивных формах собственности.
Первым собственником стал мужчина. Эту собственность он приобрел не внутри своей материнской коммуны, но добыл извне.
Первой собственностью (добычей) была женщина из "чужого" клана. Подчеркнём: не родная, а "чужая" женщина, т. е. дозволенная мужчине как объект полового влечения. Эту "собственность" мужчина силой захватывал себе (покупал - позже) в единоличное владение; он запрещал ей впредь "расходовать" естественный свой дар на всех, кроме себя самого лично [10]. Такое "присвоение" объекта наслаждения (часто группы "объектов") и составляет первоначальную суть нового отцовского права, изнутри разлагающего первобытный материнский тотем. "В огромном числе низших обществ ("низших" здесь надо понимать относительно. - Ю. Б.), начиная со дня заключения брака, женщина, которая до этого пользовалась величайшей свободой в половом отношении, становится табу для всех членов группы, кроме мужа" [11].
В примитивных обществах женщины принадлежат мужу именно потому, что они "чужие" и он их купил или "добыл" каким-либо иным способом (так же, как и всякую другую вещь). Поэтому даже в относительно высокоразвитых обществах долго ещё сохраняется обычай отправлять в могилу вместе с умершим хозяином не только личные его вещи - оружие, сбрую, утварь, - но и жён. Да и до самого недавнего времени в некоторых местах сохранялись пережитки этого обычая: "В Китае самоубийство вдов на могиле мужей довольно ещё распространено... Являясь собственностью мужа, всякая достоуважаемая вдова даже после его смерти может считать факт своей принадлежности другому лишь величайшей несправедливостью в отношении покойного мужа, как бы воровством". Известен древний обычай "оставлять в пустыне напроизвол судьбы вдову на том основании, что после смерти мужа она является женой духа" [12].
Но оставим все эти сложные формы отцовского права. Нам было важно заметить здесь следующее: 1) лишь перекрест внутри-тотемного подлинно нравственного полового табу с вновь возрождённым звериным отцовским внутрисемейным запретом ведёт в результате к завершённой кровнородственной экзогамии; 2) генезис отцовского права совпадает с историей возникновения собственности. Таким образом, собственность оказывается вторичным историческим феноменом, не имеющим прямого отношения к социогенезу как таковому, т. е. к проблеме превращения зоологического объединения животных в первобытную тотемную коммуну, основанную на всеобщих моральных запретах.
В данном случае нас непосредственно интересует социогенез. Следовательно, и в отношении загадки происхождения рода (экзогамии) наша задача соответственно сужается. Нас интересует не род вообще, не поздняя кровнородственная экзогамия, исключающая всякое кровосмесительство, но именно архаический материнский род, т. е. тотем.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Морган Л. Древнее общество. Л., 1934, с. 250.
[2] Многие советские учёные отстаивали эту гипотезу, ссылаясь, в частности, на то, что Моргана цитировал Энгельс. Редакционная статья "Ф. Энгельс и проблемы современной этнографии", опубликованная в журнале "Советская этнография" № 1 за 1959 г. внесла достаточную ясность в этот вопрос: "Не подтвердилось данными современной этнографии и биологии приведённое в "Происхождении семьи, частной собственности и государства" моргановское объяснение происхождения экзогамии" (с. 14).
[3] Ауэрбах Ю. Генетика. М., 1966, с. 415-416.
[4] Ауэрбах Ю., Генетика. М., 1966, с. 214.
[5] См.: Золотар`в А. М. Общественные отношения дородовой коммуны// Первобытное общество.'М., 1932; Эншлен Ш. Происхождение религии. М., 1954, с. 73; Данини А. Люди, идолы, боги. М., 1962, с. 40.
[6] По существу, единственным доводом в пользу первобытного промискуитета являются ритуальные оргаистические
празднества в примитивных сообществах, а также некоторые древние австралийские мифы, приводимые Б. Спонсором и
Ф. Гилленом в подтверждение своих концепций. Истолкование этих феноменов мы дадим ниже.
[7] Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930, с. 295.
[8] Обзор литературы об этом см.: Семенов Ю. И. Как возникло человечество, с. 307-308.
[9] Отцовские семьи, возникающие в рамках материнской коммуны (тотем), следует отличать от "большой семьи", т. е. патриархальной общины. "Большая семья" - явление исторически универсальное. Она свойственна была всем народам, прошедшим соответствующую стадию общественного развития. В этой новой патриархальной форме общинной организации "кровное родство" и кровная связь не составляют существа... Власть главы семейной общины определяется опять-таки не родственными отношениями, не старшинством, а его ролью в качестве распорядителя хозяйства" (Косвен М. О. Семейная обшина и патронимия. М., 1963, с. 7, 33).
[10] Обычай похищения невесты (как правило, с последующим выкупом) и по сей день бытует у некоторых вполне
цивилизованных народов. Что же касается примитивных обществ, массу материала такого рода можно найти в
любом этнографическом исследовании.
[11] Леви-Брюлъ Л. Первобытное мышление, с. 222-223.
[12] Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, с. 223. (Леви-Брюль цитирует здесь де Гроота - исследователя отсталых племен Китая).
"Так или иначе, но все согласны, что "гвоздём" проблемы происхождения родовой нравственности является загадка половых самоограничений, идущих вразрез с естественно-зоологическими вожделениями, направленными на ближайших сородичей (сын - мать, отец - дочь, брат - сестра; брачная связь указанных пар, и прежде всего сына с матерью, называется инцестом; запрет инцеста даёт экзогамию).
Известно множество гипотез, содержащих попытки объяснить происхождение экзогамии самыми различными причинами (от проявления "инстинктивного" отвращения к инцесту до "притупления" полового влечения к надоевшим родственницам и укоренения высоконравственной привычки похищать себе подружек со стороны - Спенсер, Бентам, Каутский, Преображенский и другие). Большинство этих гипотез давно отвергнуто как совершенно не соответствующие действительности; некоторые до сих пор дискутируются. Из последних коротко остановимся на двух главных.
Первая - гипотеза "вреда" (Л. Морган), - как и большинство других, по существу, исходит из всеобщего человеческого убеждения, что поскольку кровосмешение "противоестественно", люди должны были его запретить. Однако в отличие от других у Моргана это долженствование приобретает ещё и форму биологической необходимости, а именно: кровосмесительство биологически вредно. Поскольку люди становились разумными, считает Морган, они должны были замечать вред и отказываться от инцеста; кто не хотел отказываться, вымер в процессе естественного отбора. Внутри этого моргановского направления есть разногласия: одни считают экзогамию результатом именно сознательных усилий (Л. Файсон, Л. Я. Штернберг), другие - результатом "бессознательного осознания" (Дж. Фрезер, Е. Ю. Кричевский); но так или иначе, вся суть - во вреде. Что же касается частностей, то "объяснить, каким образом в точности произошёл род, конечно, невозможно" [1].
Порок этой влиятельной гипотезы [2] заключается в том, что она не "замечает" фактов, бросающихся в глаза. В самом деле, спрашивается: почему до сих пор не вымерли все стадные животные? Ведь любая относительно устойчивая группа животных (например, обезьян) неизбежно превращается со временем в кровосмесительную популяцию. Инцест (инбридинг) здесь правило; напротив, неродственное скрещивание (уйбридинг) - исключительное явление. Это во-первых.
Во-вторых, относительно "разума". Спрашивается: как умудрялись первобытные мудрецы замечать биологический вред кровосмесительства? Современные генетики, например, не могут договориться о том, вреден инцест или нет. Если и вреден, этого сразу не заметишь: "Близкородственные браки более характерны для маленьких изолированных общин... Во многих маленьких общинах физически и умственно неполноценных членов не больше, чем в больших популяциях" [3].
Конечно, с другой стороны, факт, что кроссбридинг (перекрёстное скрещивание) даёт иногда вполне осязаемый эффект: "Кроссбридинг играл важную роль в выведении современных пород скота и сейчас широко используется для создания новых пород; но когда порода уже выведена и проявила высокие качества, её чистота должна сохраняться" [4]. Аристократы, например, которые и сами предпочитают браки с дальними родственниками, восхищаются чистокровными скакунами: цена "благородных" животных прямо пропорциональна строгости их "родословной". Чистопородного жеребца скрещивают с дочерьми, с матерью. Ибо тонкий ценитель "чистокровок" воспринимает "полукровок" как личное оскорбление. Но это не мешает ему приходить в ужас при одной мысли об инцесте применительно к собственной персоне. Разумен ли этот ужас? Нет, видимо дело здесь совсем не в доводах разума.
Однако существует ещё одно влиятельное направление, претендующее на "разумное" объяснение генезиса экзогамии. Это направление связано с именем крупнейшего английского этнографа Э. Тейлора, который доказал, что исходная дуальная форма экзогамии (две взаимнобрачующиеся группы, внутри которых половая связь запрещена) отнюдь не исключает кровосмесительства и нацелена вовсе не на запрет последнего. Исходя из этого факта и в противоположность концепции "осознания вреда", Тейлор выдвинул гипотезу "осознания выгоды", а именно: введение дуальной экзогамии диктовалось необходимостью положить конец кровавой вражде между соседними группами - вражде, которая вела их к взаимному уничтожению. Согласно Тэйлору, единственным средством установить мир между этими первоначально промискуитетными внутри себя общинами были взаимные браки. Запрет промискуитета, т. е. запрет всех половых связей внутри враждующих групп, сделал принудительными браки "на стороне", а установленная таким образом экзогамия оказалась необходимым условием прекращения взаимного истребления групп и их объединения в племя.
(Нечто подобное утверждает Д. Пирцио-Бироли в своей монографии "Культурная антропология Тропической Африки" (М.: Издательская фирма “Восточная литература” РАН, 2001): "С помощью системы матримониальных обменов за пределами линиджа или клана экзогамия позволяет расширить поле социальных взаимоотношений, связывая между собой группы, чуждые друг другу, потенциально враждебные и, следовательно, представляющие опасность. Она позволяет превратить враждебные или антагонистические отношения (действительные или потенциальные) в союзнические и мирные. И женщина - главное орудие этой операции, которая осуществляется через её посредство, но ценой её двойной социализации, поскольку, вступая в брак, она должна оставить свой линидж и влиться в другой, к которому она никогда не будет принадлежать".)
Разновидностью тейлоровской гипотезы являются популярные "экономические" теории экзогамии. Например, по мнению А. М. Золотарёва, заключение брака вне своего коллектива было экономически выгодно (давало право охотиться на чужой территории и т. д.), что и привело к укоренению этой полезной привычки [5].
Мы не будем в подробностях останавливаться на критике вышеуказанных попыток рационально истолковать экзогамию. Укажем лишь, что в качестве отправного пункта все они необходимо предполагают промискуитет, т. е. ничем не ограниченную свободу половых связей внутри исходной первобытно-родовой общины. Не говоря уже о сомнительности этого пункта в свете эмпирических данных современных этнографии [6], теоретическое допущение необузданного промискуитета внутри первобытной общины делает совершенно необъяснимым сам факт её возникновения. Ведь прежде чем "задумываться", как устранить вражду между разными коллективами, нужно, видимо, было "подумать", как сохранить мир внутри исходного коллектива (существует, например, гипотеза, согласно которой австралопитеки, у которых предполагается зоологический промискуитет, вымерли в результате именно внутристадного взаимного истребления). Да и как вообще объяснить тот мистический ужас, который у примитивных народов (и у высокоразвитых тоже!) вызывает табу экзогамии; во всех (!) известных примитивных обществах нарушение запрета половых связей внутри рода равноценно смерти. Нарушитель сам умирает или заболевает, по крайней, мере. Подчёркиваем: сам! Только в редких случаях ему приходится "помогать", но в любом случае он должен умереть. Чем объяснить этот странный факт? Рациональными соображениями о "выгоде" половой связи на стороне? Это малоубедительно.
Концепция осознания пользы браков "на стороне" не выдерживает критики так же, как и концепция осознания биологического вреда инцеста. Однако, отвергая эти гипотетические конструкции, мы не имеем права обойти тот фундаментальный факт, который для Тэйлора стал отправным пунктом, а именно: наиболее древняя дуальная форма экзогамии вовсе не исключает кровосмесительства (за исключением прямого инцеста типа "сын-мать"). В самом деле. С одной стороны, дуальная форма строжайше запрещает - под страхом смерти! - брачные отношения между лицами из одного тотема (первобытная родовая группа), даже если между ними нет никакой фактической кровнородственной связи - ни прямой, ни косвенной. Для любого мужчины данного тотема любая женщина из этой же группы - табу (даже если этот мужчина "усыновлён", т. е. фактически не имеет здесь кровных родственников). Но, с другой стороны, дуальная экзогамия не налагает никаких ограничений на половую связь мужчин со своими дочерьми и племянницами, если, конечно, последние - дочери брата, но не сестры! Здесь - табу. Ведь дочь остаётся у матери, т. е. является для отца членом чужой, не "родной" ему группы, и поэтому оказывается законным объектом половых вожделений.
Впрочем, при этой групповой форме брака отцовство практически невозможно установить вообще, да этим никто и не интересуется.
Кроме того, дуальная форма ведёт и к постоянному кросскузенному браку, т. е. к браку между детьми брата, которые остаются в чужой группе, и детьми сестры (члены своего тотема). Однако половые отношения между параллельными кузенами всех степеней (по материнской линии) вплоть до тех, где родственные связи вообще с трудом могут быть прослежены, - строжайше запрещаются.
Нетрудно заметить, что эта примитивно-дуальная форма экзогамии составляет суть так называемого матриархата. Род здесь - это материнский род: все дети женщин, включённых в один тотем, естественно, оказываются родственниками, т. е. членами той общины, где они родились; напротив, все дети мужчин остаются "на стороне" - это члены чужих коллективов, они - не родные и как таковые вполне доступны для первых в половом смысле.
Факт заключается в том, что понятие "отцовства" в кровнородственном смысле этого слова - относительно очень позднее историческое образование. В подавляющем большинстве примитивных обществ половой акт вообще не связывается с актом рождения; половой акт - это одно дело, рождение ребёнка - совершенно другое, между ними не устанавливается причинная связь. Например, австралийцы, "если бы... даже и заметили, что дитя появляется на свет лишь в том случае, если имело место оплодотворение... не сделали бы из этого того вывода, который нам кажется естественным. Они продолжали бы думать, что если женщина забеременела, то это произошло потому, что какой-нибудь "дух", - обычно дух какого-нибудь предка (т. е. "дух" умершего члена этого же тотема! - Ю. Б.), ожидающий перевоплощения и находящийся в данный момент в запасе, - вошел в неё" [7].
Итак, особенность исходной дуально-групповой формы экзогамии заключается в том, что здесь вообще отсутствует понятие отцовства в кровнородственном смысле этого слова; "отцами" считаются здесь мужчины родного тотема, хотя реально женщины вправе иметь брачную связь только с мужчинами из чужих групп.
Очевидно, отнюдь не инстинктивное "отвращение" к инцесту обусловило то, что любой половой акт внутри материнской общины неизбежно карается смертью, хотя тотемная община может состоять не только из близких родственников. Нет! - Вовсе не на запрет кровосмесительства было направлено первое половое табу. Совершенно очевидно, что оно преследовало какую-то другую "цель". Но какую?
Характерно: более поздний отцовский запрет половых отношений внутри "своего" семейства первоначально дополняет древнее материнское половое табу лишь исключением кросскузенного брака. Объясняется это тем, что в отличие от всеобщего (нравственного) внутритотемного запрета, патриархальный запрет первоначально относится не ко всем, но лишь к "подчинённым", т. е. к жёнам и детям, которые теперь остаются у отца-собственника. В отличие от первоначальной всеобщей нравственной формы патриархальный запрет вовсе не ограничивает относительной половой свободы самого "хозяина", например, в примитивных патриархальных общинах повсеместно распространён обычай дефлорации девушек именно собственными отцами [8]. Позже это преимущественное "право" переходит к "отцу" так называемой "большой семьи" [9], к вождю племени, царю, а в средневековой Европе - сеньору (пресловутое "право первой ночи"); все эти "права" являются пережитками власти и относительной половой свободы главы архаической семьи.
Таким образом, с точки зрения нравственности, в отличие от древних половых табу, отцовское право, возникшее в недрах тотема, первоначально было, видимо, своеобразным регрессом, "обратным" ходом к естественно-животной, гаремной форме полового доминирования, но - "обратным ходом" уже на сверхбиологической основе существующих всеобщих "матриархальных" запретов. Так что подлинная кровнородственная организация, та антикровосмесительная
экзогамия и соответствующие ей нравственные установки, на которых обычно концентрируется весь интерес исследователей, - продукт относительно очень высокой ступени общественного развития, результат взаимного перекреста исходного материнского рода (тотема) и вторичного отцовского права (семья), основанного уже не на нравственности, но на доминировании и примитивных формах собственности.
Первым собственником стал мужчина. Эту собственность он приобрел не внутри своей материнской коммуны, но добыл извне.
Первой собственностью (добычей) была женщина из "чужого" клана. Подчеркнём: не родная, а "чужая" женщина, т. е. дозволенная мужчине как объект полового влечения. Эту "собственность" мужчина силой захватывал себе (покупал - позже) в единоличное владение; он запрещал ей впредь "расходовать" естественный свой дар на всех, кроме себя самого лично [10]. Такое "присвоение" объекта наслаждения (часто группы "объектов") и составляет первоначальную суть нового отцовского права, изнутри разлагающего первобытный материнский тотем. "В огромном числе низших обществ ("низших" здесь надо понимать относительно. - Ю. Б.), начиная со дня заключения брака, женщина, которая до этого пользовалась величайшей свободой в половом отношении, становится табу для всех членов группы, кроме мужа" [11].
В примитивных обществах женщины принадлежат мужу именно потому, что они "чужие" и он их купил или "добыл" каким-либо иным способом (так же, как и всякую другую вещь). Поэтому даже в относительно высокоразвитых обществах долго ещё сохраняется обычай отправлять в могилу вместе с умершим хозяином не только личные его вещи - оружие, сбрую, утварь, - но и жён. Да и до самого недавнего времени в некоторых местах сохранялись пережитки этого обычая: "В Китае самоубийство вдов на могиле мужей довольно ещё распространено... Являясь собственностью мужа, всякая достоуважаемая вдова даже после его смерти может считать факт своей принадлежности другому лишь величайшей несправедливостью в отношении покойного мужа, как бы воровством". Известен древний обычай "оставлять в пустыне напроизвол судьбы вдову на том основании, что после смерти мужа она является женой духа" [12].
Но оставим все эти сложные формы отцовского права. Нам было важно заметить здесь следующее: 1) лишь перекрест внутри-тотемного подлинно нравственного полового табу с вновь возрождённым звериным отцовским внутрисемейным запретом ведёт в результате к завершённой кровнородственной экзогамии; 2) генезис отцовского права совпадает с историей возникновения собственности. Таким образом, собственность оказывается вторичным историческим феноменом, не имеющим прямого отношения к социогенезу как таковому, т. е. к проблеме превращения зоологического объединения животных в первобытную тотемную коммуну, основанную на всеобщих моральных запретах.
В данном случае нас непосредственно интересует социогенез. Следовательно, и в отношении загадки происхождения рода (экзогамии) наша задача соответственно сужается. Нас интересует не род вообще, не поздняя кровнородственная экзогамия, исключающая всякое кровосмесительство, но именно архаический материнский род, т. е. тотем.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Морган Л. Древнее общество. Л., 1934, с. 250.
[2] Многие советские учёные отстаивали эту гипотезу, ссылаясь, в частности, на то, что Моргана цитировал Энгельс. Редакционная статья "Ф. Энгельс и проблемы современной этнографии", опубликованная в журнале "Советская этнография" № 1 за 1959 г. внесла достаточную ясность в этот вопрос: "Не подтвердилось данными современной этнографии и биологии приведённое в "Происхождении семьи, частной собственности и государства" моргановское объяснение происхождения экзогамии" (с. 14).
[3] Ауэрбах Ю. Генетика. М., 1966, с. 415-416.
[4] Ауэрбах Ю., Генетика. М., 1966, с. 214.
[5] См.: Золотар`в А. М. Общественные отношения дородовой коммуны// Первобытное общество.'М., 1932; Эншлен Ш. Происхождение религии. М., 1954, с. 73; Данини А. Люди, идолы, боги. М., 1962, с. 40.
[6] По существу, единственным доводом в пользу первобытного промискуитета являются ритуальные оргаистические
празднества в примитивных сообществах, а также некоторые древние австралийские мифы, приводимые Б. Спонсором и
Ф. Гилленом в подтверждение своих концепций. Истолкование этих феноменов мы дадим ниже.
[7] Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930, с. 295.
[8] Обзор литературы об этом см.: Семенов Ю. И. Как возникло человечество, с. 307-308.
[9] Отцовские семьи, возникающие в рамках материнской коммуны (тотем), следует отличать от "большой семьи", т. е. патриархальной общины. "Большая семья" - явление исторически универсальное. Она свойственна была всем народам, прошедшим соответствующую стадию общественного развития. В этой новой патриархальной форме общинной организации "кровное родство" и кровная связь не составляют существа... Власть главы семейной общины определяется опять-таки не родственными отношениями, не старшинством, а его ролью в качестве распорядителя хозяйства" (Косвен М. О. Семейная обшина и патронимия. М., 1963, с. 7, 33).
[10] Обычай похищения невесты (как правило, с последующим выкупом) и по сей день бытует у некоторых вполне
цивилизованных народов. Что же касается примитивных обществ, массу материала такого рода можно найти в
любом этнографическом исследовании.
[11] Леви-Брюлъ Л. Первобытное мышление, с. 222-223.
[12] Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, с. 223. (Леви-Брюль цитирует здесь де Гроота - исследователя отсталых племен Китая).