Реликты матриархально-матрифеноменных технологий жизни и быта.
Автор - С. Г. Фатыхов.
"Автор исследовал местобытование человека палеолитической и неолитической эпох на горном плато Джиноты (Узбекистан), которое позволяет сделать гипотетическую реконструкцию более ранних этапов становления жизненных технологий человека современного физического типа. Плато представляет собой площадь в 50 квадратных километров, по которой щедрой рукой природы «разбросаны» источённые дефляцией гранитные скалы в виде различных «чудищ», грибовидных навесов, гротов, фантастических фигур «животных и останцев с выветренными полостями (8, с. 49, 51; 9, с. 61-63). Почти на каждой из этих скал, несмотря на гранитную твёрдость, человеком поздних первобытных эпох выбиты изображения людей и животных. На нескольких из них имеются выветренные временем рисунки, исполненные оранжевой охрой, стиль которых близок к Зараутсайским мезолитическим писаницам. Один из таких рисунков, обнаруженных на своде грибовидного навеса, возвышающегося над излучиной горного ручья АлиШейх, изображал спираль (водная стихия), человеческую пятерню (знак владычества, знак собственности (6,с. 354)) и почти дюжину птицечеловеков (род, клан, племя). На наш взгляд, это экземпляр одного из самых древних пиктографических писем первобытного человека расшифровывается примерно так: «Водный источник, который под вами, принадлежит нашему роду», или «Излучина этого ручья контролируется нашим родом».
Вторая красочная писаница находится в двух километрах вверх по ручью, на сводах грота размерами в двухэтажный дом. Здесь в характерной для мезолита стремительной позе нарисованы охрой быки и животные из семейства оленьих; несколько антропоморфных фигур с плетьми и палицами в руках. Возможно, что это ранние изображения Громовержца, будущего Индры, Митры, или Перуна, производящего молнии.
В символическом сознании матриархальных народов эти плети представлялись наказующим бичем небесного божества. У славян, например, Громовик, держащий в руках плеть или прут, назывался пастырем небесных стад. Он «доит» этой плетью и палицей (Перкуновой пикой - эмблемой молнии) «облачных коров» и погоняет небесные стада. На сводах грота, который, по всей видимости, был своеобразным святилищем, заметны также параллельные линии и пятна. Наконец, третья писаница, выбита в 400 метрах от второй, опять же вверх по ручью, изображает бегущего человека с треугольной головой (9,с. 65).
Во многих местах горного плато, особенно возле гротов, в выветренных полостях валунов нами были обнаружены сколотые речные гальки и необыкновенной величины каменные топоры (очевидно, для выбивания на граните петроглифов), а в разведочных раскопах - тёмно-коричневые кремневые отщепы, следы кострищ и т.д. В одном из гранитных гротов-туннелей, который свисает над ручьём под углом в 45 градусов, имеется отполированный телами людей жёлоб, очевидно, использовавшийся в ритуальных или лечебных целях. Возле него, как и возле других необыкновенных скал Джиноты, чабаны, которые называют валун «Сырганок-таш», установили высокие туги с белыми полотнищами, олицетворяющими материнскую пуповину и плаценту.
По всей видимости, жёлоб в туннеле был отполирован телами женщин, желавших благополучно разрешиться от бремени: вынашиваемый ребёнок должен также быстро выскользнуть из женского лона, как сама женщина быстро соскальзывает вниз по жёлобу (аллегория лона матери-прародительницы или вселенского лона). На эту мысль наталкивают замечания Г. Плосса о беременных афинянках, которые ради удачного разрешения от бремени отправлялись к северному склону «Холма нимф» и скатывались вниз по краю утёса. На месте ската, пишет Г. Плосс, камень совсем вытерся и сделался гладким, что, во всяком случае, говорит о распространённости и о древности обычая (7, с. 38).
Каменным жёлобом Джиноты как аллегорией и символом материнского лона могли пользоваться и мужчины при исполнении обрядов инициаций или обрядов рождений и перерождений, которые зафиксированы у австралийских аборигенов. Во время обрядов рождений-перерождений они использовали так называемою пронимальную символику - специальное полое бревно и специально выкопанную канаву, по которой проползал инициируемый (2, с. 198).
Под «пронимальной символикой» понимаются символика проёмов (дыр, углублений, развилок) и операция пронимания (протаскивания, продевания, погружения в проём). Этнографы выделяют три типа подобной символики: 1) бытовые предметы с отверстием или полостью, использование которых предполагает протаскивание/погружение в проём (полая утварь, челноки и иглы с ушком/развилкой, прялки-рогульки); 2) магические приспособления: урочные камни (с отверстиями), дырки от сучка и т.д.; 3) сакральные объекты на местности: священные камни (с углублением - «следом» святого или животного, «чашей» и т.д.) и деревья (с дуплом, развилкой ветвей или «воротцами», образованными вросшим обратно в ствол суком). Все они, так или иначе, связаны с символикой «материнства» (родов) и выполняли ярко выраженные ритуально-коммуникативные функции (2, с. 149-160).
Таким образом, археологические, исторические факты и аналогии свидетельствуют о том, что всё горное плато Джиноты предположительно было зоной матриархально-матрифеноменной тотемной коммуны, где первобытный человек мог жить, охотиться, изготовлять каменные орудия, проводить пронимальные ритуалы в честь матери-прародительницы, налаживать коммуникационные связи с соседями, изобретать пиктографическое письмо, лечиться и заниматься на первобытном уровне творчеством.
В каменных нагромождениях Джиноты встречаются скалы, которые словно бы иллюстрируют эти догадки, и до сих пор, как у австралийцев, сакрализуются местными жителями. Гранитная глыба, которую местные чабаны называют Момо («Бабушка», «Прабабушка»), представляет собой нечто похожее на скульптуру женщины, убаюкивающей ребёнка. Рядом - гранитное кресло Момо. Неподалёку - окаменевший пёс и гранитный туннель «материнского лона» (9, с. 61-63). Эти творения природы мы назвали следующими именами: «Мать-прародительница, укачивающая ребёнка», «Кресло матери-прародительницы, укачивающей ребёнка», «Каменный пёс, охраняющий мать-прародительницу, укачивающую ребёнка», «Вагина матери-прародительницы». Можно предположить, что весь этот ритуальный ландшафт (особенно каменная «скульптура» женщины) иллюстрировал в глазах первобытного человека «превращённое тело» матери-прародительницы и существующий социальный порядок, подчёркивающий первородящую, милосердную, выдающуюся, господствующую роль женщины. На эту мысль также наводят едва просматриваемые шесть кольцевых структур на почве у «тела» матери-прародительницы, занесённые наслоениями, а также остатки современных святилищ и плацентарные вешки (туги-аулие), выставленные чабанами.
Ритуально-ландшафтный ансамбль Джиноты можно сравнить со скальными выходами в пустынях Центральной Австралии, отождествлёнными племенем валбири с женщинами-прародительницами, окаменевшими «во времена Сновидений (10, с. 42-43), а также с природными скальными образованиями в штате Калифорния. В американском штате и по сей день местом поклонения индейцев племён каваиису и чумаши являются «Пещера Творений», каменный козырёк которой напоминает внешние формы женского лона, и священная скала Пейнтид-Рок в равнине Карризо, похожая на огромную вульву (4, с. 161, 167-169).
У современных жителей Зарафшанской долины и хребта Каратау, где находится удивительный каменный ансамбль Джиноты, в памяти практически не осталось мифических мотивов, связанных с пребыванием здесь далёких предков, но можно в какой-то мере реконструировать эту эпоху, опираясь на мифическое наследие австралийцев. Необыкновенные объекты природы были своеобразной мировоззренческой опорой в древних культурах Австралии, и вокруг них всегда разворачивалась матриархальная картина мифа и реконструировалось время Больших Сновидений. Если мы перенесёмся на 70 тысяч лет назад, когда, возможно, было заселено горное плато Джиноты (в это же время была заселена Австралия), то, используя австралийские мифы, можно представить себе фрагменты жизни древних джинотинцев. Как и аборигены Кимберли и Западной пустыни Австралии (11), джинотинцы верили, может быть, в мотив превращения своих мифических предков и животных, обитавших возле них, в большие валуны. Тогда каменная глыба Момо была у них своего рода «превращённым телом» женщины-вайюда (опоссума) австралийцев-арунта. В эту глыбу реинкарнировалась мать-прародительница, и эта глыба - священная тьюрунга древних джинотинцев.
Все необыкновенные каменные глыбы плато Джиноты (а их - сотни!) являлись для древних джинотинцев источниками зрительных образов, которые наталкивали на способ их использования (отражения) в мифе и ритуале. Как у австралийцев, каменные нагромождения образовывали в их сознании локальные центры, вокруг которых формировались материнские группы (подробный обзор таких центров в Австралии даёт П. Л. Белков (1, с. 31-36). Австралийские мифические мотивы и ритуалы удивительно схожи с таковыми у папуасов Новой Гвинеи и населения Андаманских островов, что говорит об одной генетической линии и об одной эпохе заселения названных географических мест. Эта эпоха приходится на период южного исхода людей нашего физического типа из Африки (около 75-80 тысяч лет назад).
В это же время стала, вероятно, заселяться людьми современного физического типа и Центральная Азия, включая предгорья Нуратинского хребта и Зарафшанскую долину. Значит, можно предположить совпадение мифологических мотивов культур Австралии, Новой Гвинеи и Андаманских островов с джинотинской культурой. Тогда, очевидно, жизнь древних джинотинцев была так же заполнена образами «превращённых тел» предков и тотемов, образами каменных теней - гранитных валунов-фигур и петроглифов.
Другими словами, результаты наших исследований дают основания предполагать, что Джиноты, как подобные ландшафты у австралийцев, было разделено на локальные обрядовые центры - места эпифании предков, места прорыва священного прошлого в настоящее, инкарнаций и реинкарнаций первопредков, представителей животного и растительного мира (в Джинотах есть каменная «черепаха» с трёхэтажный дом, огромная каменная «собака», каменный «гриб» и т.д. (8, с. 49-50)). Такая персонализация среды и пространства усиливала его мистификацию как места повседневной жизни предков и живущих поколений, места зачатия детей, погребения умерших, места стоянок, охоты и водных источников.
В Джинотах обитал разновременной, хорошо институциализированный матриархальный мир. В силу того, что на женщине лежала основная ответственность за сохранение и воспитание потомства (а из дородовой добрачной элементарной биосоциальной материнской семьи уже образовался клан или род), она могла быть в таком мире не только генератором многих культурных и социальных идей, но и прямым изобретателем нравственных, этико-этикетных, иерархических взаимоотношений, новых жизненных технологий и технических средств, улучшающих бытовые условия в матриархате.
Утверждение о том, что первоисточником всех законов и обычаев является мужской коллектив, а в матриархате правил закон инстинкта (5, с. 174, 193, 197, 205), нам кажется просто безосновательным. Являясь в семье человека разумного источником первообразов, именно женщина-мать, а не её кочующий половой партнёр, взлелеяла чувство родства, и уважение к ней породило первую идею о нравственном долге. На наш взгляд, именно в дородовой добрачной элементарной биосоциальной семье матери-прародительницы - семье, ставшей впоследствии кровно-родственной семьёй, линиджем, а затем - материнским родом, благодаря тому, что она являлась носителем идеологической подсистемы, первично сформировались этические идеи о правильности и неправильности действий, классификационные системы родства, идеи управления и социальной упорядоченности: подчинённость или командоание, приказ и его исполнение, табу и наказание и многое другое. Развиваясь, эти управленческие зачатки привели к установлению общественных отношений. Бабушки, матери, дочери, начиная с матриархата, обеспечивали через материнскую семью непрерывность традиций человечества и стали авторами таких социальных институтов, как род и племя. Женщины, по всей видимости, стали генераторами мифо-магических воззрений, организаторами первых похоронных обрядов, создателями тотемистической кодификации рода, а вместе с нею и первых религиозных символов. В рамках социокультурной, технологической подсистем в матриархате были разработаны первые правила распределения пищи, открыты преимущество осёдлого образа жизни и моногамии, сделано огромное количество дотехнических изобретений.
С философской точки зрения женщина-мать была в матриархате создателем психического, социального и материального преизбытка, чем из всего животного мира владеет только человек. Она преобразовала природную идею жизни в человеческую идею жизни и своим исследовательским порывом способствовала развитию материальной культуры (опредмеченное духовное богатство человека. - Л. Н. Коган (3, с. 7))."
Примечания
1. Белков П. Л. Миф и тотем в традиционном обществе аборигенов Австралии / П.Л. Белков; Российская акад. наук. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). - СПб.: МАЭ РАН, 2004.
2. Берндт Р. М. Мир первых австралийцев / Р.М. Берндт, К.Х. Берндт; сокр., пер. с англ. В.А. Жернова, В.М. Кудинова; под ред. О.Ю. Артемовой. - М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1981.
3. Коган Л. Н. Социология культуры: учебное пособие / Л.Н. Коган; Министерство науки, высш. школы и техн. политики РФ. Уральский гос. унт им. А.М.Горького. - Екатеринбург, 1993.
4. Крапп Э. Боги с небес. Как интерпретация небесных знамений повлияла на развитие цивилизаций / Эдвин Крапп. - М.: Издво Эксмо, 2003.
5. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания: пер. с англ. / Эрих Нойманн. - М.: Рефлбук; К.: Ваклер, 1998.
6. Об этом см.: Марр С. М. Мохаррам / С.М. Марр // СМАиЭ, XXVI: Традиционная культура народов Передней и Средней Азии / Акад. наук СССР. Инстт этнографии им. Н. Н. МиклухоМаклая. - Л.: Наука, Ленингр. отд., 1970.
7. Плосс Г. Женщина в естествоведении и народоведении: Антропологическое исследование / Г. Плосс // Женщина: монография / [пер. с 5го нем. изд., дополн. и переработ. после смерти автора дром М. Бартельсом]; под ред. дра А.Г. Фейнберга. - Сыктывкар - Киров: ПеряМаа - ГИПП «Вятка», 1995. - Т 1.
8. Фатыхов С. Г. Мировая история женщины: Опыт сравнительной фактографии / С.Г. Фатыхов. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2004.
9. Фатыхов С. Г. Мировая история женщины: Хронокультурологическое и фактографическое осмысление / С.Г. Фатыхов. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2008.
10. Хлобыстина М. Д. Говорящие камни. Сибирские мифы и археология / М.Д. Хлобыстина; Акад. наук СССР. Сибирское отд. - Новосибирск: Наука, 1987.
11. Berndt R. M. The World of the First Australians. Aboriginal traditional Boas F. Evolution or diffusion? /R.M. Berndt, C.H. Berndt. - AmAnth. - 1924. Vol. 26. - P. 340-344.
"Автор исследовал местобытование человека палеолитической и неолитической эпох на горном плато Джиноты (Узбекистан), которое позволяет сделать гипотетическую реконструкцию более ранних этапов становления жизненных технологий человека современного физического типа. Плато представляет собой площадь в 50 квадратных километров, по которой щедрой рукой природы «разбросаны» источённые дефляцией гранитные скалы в виде различных «чудищ», грибовидных навесов, гротов, фантастических фигур «животных и останцев с выветренными полостями (8, с. 49, 51; 9, с. 61-63). Почти на каждой из этих скал, несмотря на гранитную твёрдость, человеком поздних первобытных эпох выбиты изображения людей и животных. На нескольких из них имеются выветренные временем рисунки, исполненные оранжевой охрой, стиль которых близок к Зараутсайским мезолитическим писаницам. Один из таких рисунков, обнаруженных на своде грибовидного навеса, возвышающегося над излучиной горного ручья АлиШейх, изображал спираль (водная стихия), человеческую пятерню (знак владычества, знак собственности (6,с. 354)) и почти дюжину птицечеловеков (род, клан, племя). На наш взгляд, это экземпляр одного из самых древних пиктографических писем первобытного человека расшифровывается примерно так: «Водный источник, который под вами, принадлежит нашему роду», или «Излучина этого ручья контролируется нашим родом».
Вторая красочная писаница находится в двух километрах вверх по ручью, на сводах грота размерами в двухэтажный дом. Здесь в характерной для мезолита стремительной позе нарисованы охрой быки и животные из семейства оленьих; несколько антропоморфных фигур с плетьми и палицами в руках. Возможно, что это ранние изображения Громовержца, будущего Индры, Митры, или Перуна, производящего молнии.
В символическом сознании матриархальных народов эти плети представлялись наказующим бичем небесного божества. У славян, например, Громовик, держащий в руках плеть или прут, назывался пастырем небесных стад. Он «доит» этой плетью и палицей (Перкуновой пикой - эмблемой молнии) «облачных коров» и погоняет небесные стада. На сводах грота, который, по всей видимости, был своеобразным святилищем, заметны также параллельные линии и пятна. Наконец, третья писаница, выбита в 400 метрах от второй, опять же вверх по ручью, изображает бегущего человека с треугольной головой (9,с. 65).
Во многих местах горного плато, особенно возле гротов, в выветренных полостях валунов нами были обнаружены сколотые речные гальки и необыкновенной величины каменные топоры (очевидно, для выбивания на граните петроглифов), а в разведочных раскопах - тёмно-коричневые кремневые отщепы, следы кострищ и т.д. В одном из гранитных гротов-туннелей, который свисает над ручьём под углом в 45 градусов, имеется отполированный телами людей жёлоб, очевидно, использовавшийся в ритуальных или лечебных целях. Возле него, как и возле других необыкновенных скал Джиноты, чабаны, которые называют валун «Сырганок-таш», установили высокие туги с белыми полотнищами, олицетворяющими материнскую пуповину и плаценту.
По всей видимости, жёлоб в туннеле был отполирован телами женщин, желавших благополучно разрешиться от бремени: вынашиваемый ребёнок должен также быстро выскользнуть из женского лона, как сама женщина быстро соскальзывает вниз по жёлобу (аллегория лона матери-прародительницы или вселенского лона). На эту мысль наталкивают замечания Г. Плосса о беременных афинянках, которые ради удачного разрешения от бремени отправлялись к северному склону «Холма нимф» и скатывались вниз по краю утёса. На месте ската, пишет Г. Плосс, камень совсем вытерся и сделался гладким, что, во всяком случае, говорит о распространённости и о древности обычая (7, с. 38).
Каменным жёлобом Джиноты как аллегорией и символом материнского лона могли пользоваться и мужчины при исполнении обрядов инициаций или обрядов рождений и перерождений, которые зафиксированы у австралийских аборигенов. Во время обрядов рождений-перерождений они использовали так называемою пронимальную символику - специальное полое бревно и специально выкопанную канаву, по которой проползал инициируемый (2, с. 198).
Под «пронимальной символикой» понимаются символика проёмов (дыр, углублений, развилок) и операция пронимания (протаскивания, продевания, погружения в проём). Этнографы выделяют три типа подобной символики: 1) бытовые предметы с отверстием или полостью, использование которых предполагает протаскивание/погружение в проём (полая утварь, челноки и иглы с ушком/развилкой, прялки-рогульки); 2) магические приспособления: урочные камни (с отверстиями), дырки от сучка и т.д.; 3) сакральные объекты на местности: священные камни (с углублением - «следом» святого или животного, «чашей» и т.д.) и деревья (с дуплом, развилкой ветвей или «воротцами», образованными вросшим обратно в ствол суком). Все они, так или иначе, связаны с символикой «материнства» (родов) и выполняли ярко выраженные ритуально-коммуникативные функции (2, с. 149-160).
Таким образом, археологические, исторические факты и аналогии свидетельствуют о том, что всё горное плато Джиноты предположительно было зоной матриархально-матрифеноменной тотемной коммуны, где первобытный человек мог жить, охотиться, изготовлять каменные орудия, проводить пронимальные ритуалы в честь матери-прародительницы, налаживать коммуникационные связи с соседями, изобретать пиктографическое письмо, лечиться и заниматься на первобытном уровне творчеством.
В каменных нагромождениях Джиноты встречаются скалы, которые словно бы иллюстрируют эти догадки, и до сих пор, как у австралийцев, сакрализуются местными жителями. Гранитная глыба, которую местные чабаны называют Момо («Бабушка», «Прабабушка»), представляет собой нечто похожее на скульптуру женщины, убаюкивающей ребёнка. Рядом - гранитное кресло Момо. Неподалёку - окаменевший пёс и гранитный туннель «материнского лона» (9, с. 61-63). Эти творения природы мы назвали следующими именами: «Мать-прародительница, укачивающая ребёнка», «Кресло матери-прародительницы, укачивающей ребёнка», «Каменный пёс, охраняющий мать-прародительницу, укачивающую ребёнка», «Вагина матери-прародительницы». Можно предположить, что весь этот ритуальный ландшафт (особенно каменная «скульптура» женщины) иллюстрировал в глазах первобытного человека «превращённое тело» матери-прародительницы и существующий социальный порядок, подчёркивающий первородящую, милосердную, выдающуюся, господствующую роль женщины. На эту мысль также наводят едва просматриваемые шесть кольцевых структур на почве у «тела» матери-прародительницы, занесённые наслоениями, а также остатки современных святилищ и плацентарные вешки (туги-аулие), выставленные чабанами.
Ритуально-ландшафтный ансамбль Джиноты можно сравнить со скальными выходами в пустынях Центральной Австралии, отождествлёнными племенем валбири с женщинами-прародительницами, окаменевшими «во времена Сновидений (10, с. 42-43), а также с природными скальными образованиями в штате Калифорния. В американском штате и по сей день местом поклонения индейцев племён каваиису и чумаши являются «Пещера Творений», каменный козырёк которой напоминает внешние формы женского лона, и священная скала Пейнтид-Рок в равнине Карризо, похожая на огромную вульву (4, с. 161, 167-169).
У современных жителей Зарафшанской долины и хребта Каратау, где находится удивительный каменный ансамбль Джиноты, в памяти практически не осталось мифических мотивов, связанных с пребыванием здесь далёких предков, но можно в какой-то мере реконструировать эту эпоху, опираясь на мифическое наследие австралийцев. Необыкновенные объекты природы были своеобразной мировоззренческой опорой в древних культурах Австралии, и вокруг них всегда разворачивалась матриархальная картина мифа и реконструировалось время Больших Сновидений. Если мы перенесёмся на 70 тысяч лет назад, когда, возможно, было заселено горное плато Джиноты (в это же время была заселена Австралия), то, используя австралийские мифы, можно представить себе фрагменты жизни древних джинотинцев. Как и аборигены Кимберли и Западной пустыни Австралии (11), джинотинцы верили, может быть, в мотив превращения своих мифических предков и животных, обитавших возле них, в большие валуны. Тогда каменная глыба Момо была у них своего рода «превращённым телом» женщины-вайюда (опоссума) австралийцев-арунта. В эту глыбу реинкарнировалась мать-прародительница, и эта глыба - священная тьюрунга древних джинотинцев.
Все необыкновенные каменные глыбы плато Джиноты (а их - сотни!) являлись для древних джинотинцев источниками зрительных образов, которые наталкивали на способ их использования (отражения) в мифе и ритуале. Как у австралийцев, каменные нагромождения образовывали в их сознании локальные центры, вокруг которых формировались материнские группы (подробный обзор таких центров в Австралии даёт П. Л. Белков (1, с. 31-36). Австралийские мифические мотивы и ритуалы удивительно схожи с таковыми у папуасов Новой Гвинеи и населения Андаманских островов, что говорит об одной генетической линии и об одной эпохе заселения названных географических мест. Эта эпоха приходится на период южного исхода людей нашего физического типа из Африки (около 75-80 тысяч лет назад).
В это же время стала, вероятно, заселяться людьми современного физического типа и Центральная Азия, включая предгорья Нуратинского хребта и Зарафшанскую долину. Значит, можно предположить совпадение мифологических мотивов культур Австралии, Новой Гвинеи и Андаманских островов с джинотинской культурой. Тогда, очевидно, жизнь древних джинотинцев была так же заполнена образами «превращённых тел» предков и тотемов, образами каменных теней - гранитных валунов-фигур и петроглифов.
Другими словами, результаты наших исследований дают основания предполагать, что Джиноты, как подобные ландшафты у австралийцев, было разделено на локальные обрядовые центры - места эпифании предков, места прорыва священного прошлого в настоящее, инкарнаций и реинкарнаций первопредков, представителей животного и растительного мира (в Джинотах есть каменная «черепаха» с трёхэтажный дом, огромная каменная «собака», каменный «гриб» и т.д. (8, с. 49-50)). Такая персонализация среды и пространства усиливала его мистификацию как места повседневной жизни предков и живущих поколений, места зачатия детей, погребения умерших, места стоянок, охоты и водных источников.
В Джинотах обитал разновременной, хорошо институциализированный матриархальный мир. В силу того, что на женщине лежала основная ответственность за сохранение и воспитание потомства (а из дородовой добрачной элементарной биосоциальной материнской семьи уже образовался клан или род), она могла быть в таком мире не только генератором многих культурных и социальных идей, но и прямым изобретателем нравственных, этико-этикетных, иерархических взаимоотношений, новых жизненных технологий и технических средств, улучшающих бытовые условия в матриархате.
Утверждение о том, что первоисточником всех законов и обычаев является мужской коллектив, а в матриархате правил закон инстинкта (5, с. 174, 193, 197, 205), нам кажется просто безосновательным. Являясь в семье человека разумного источником первообразов, именно женщина-мать, а не её кочующий половой партнёр, взлелеяла чувство родства, и уважение к ней породило первую идею о нравственном долге. На наш взгляд, именно в дородовой добрачной элементарной биосоциальной семье матери-прародительницы - семье, ставшей впоследствии кровно-родственной семьёй, линиджем, а затем - материнским родом, благодаря тому, что она являлась носителем идеологической подсистемы, первично сформировались этические идеи о правильности и неправильности действий, классификационные системы родства, идеи управления и социальной упорядоченности: подчинённость или командоание, приказ и его исполнение, табу и наказание и многое другое. Развиваясь, эти управленческие зачатки привели к установлению общественных отношений. Бабушки, матери, дочери, начиная с матриархата, обеспечивали через материнскую семью непрерывность традиций человечества и стали авторами таких социальных институтов, как род и племя. Женщины, по всей видимости, стали генераторами мифо-магических воззрений, организаторами первых похоронных обрядов, создателями тотемистической кодификации рода, а вместе с нею и первых религиозных символов. В рамках социокультурной, технологической подсистем в матриархате были разработаны первые правила распределения пищи, открыты преимущество осёдлого образа жизни и моногамии, сделано огромное количество дотехнических изобретений.
С философской точки зрения женщина-мать была в матриархате создателем психического, социального и материального преизбытка, чем из всего животного мира владеет только человек. Она преобразовала природную идею жизни в человеческую идею жизни и своим исследовательским порывом способствовала развитию материальной культуры (опредмеченное духовное богатство человека. - Л. Н. Коган (3, с. 7))."
Примечания
1. Белков П. Л. Миф и тотем в традиционном обществе аборигенов Австралии / П.Л. Белков; Российская акад. наук. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). - СПб.: МАЭ РАН, 2004.
2. Берндт Р. М. Мир первых австралийцев / Р.М. Берндт, К.Х. Берндт; сокр., пер. с англ. В.А. Жернова, В.М. Кудинова; под ред. О.Ю. Артемовой. - М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1981.
3. Коган Л. Н. Социология культуры: учебное пособие / Л.Н. Коган; Министерство науки, высш. школы и техн. политики РФ. Уральский гос. унт им. А.М.Горького. - Екатеринбург, 1993.
4. Крапп Э. Боги с небес. Как интерпретация небесных знамений повлияла на развитие цивилизаций / Эдвин Крапп. - М.: Издво Эксмо, 2003.
5. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания: пер. с англ. / Эрих Нойманн. - М.: Рефлбук; К.: Ваклер, 1998.
6. Об этом см.: Марр С. М. Мохаррам / С.М. Марр // СМАиЭ, XXVI: Традиционная культура народов Передней и Средней Азии / Акад. наук СССР. Инстт этнографии им. Н. Н. МиклухоМаклая. - Л.: Наука, Ленингр. отд., 1970.
7. Плосс Г. Женщина в естествоведении и народоведении: Антропологическое исследование / Г. Плосс // Женщина: монография / [пер. с 5го нем. изд., дополн. и переработ. после смерти автора дром М. Бартельсом]; под ред. дра А.Г. Фейнберга. - Сыктывкар - Киров: ПеряМаа - ГИПП «Вятка», 1995. - Т 1.
8. Фатыхов С. Г. Мировая история женщины: Опыт сравнительной фактографии / С.Г. Фатыхов. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2004.
9. Фатыхов С. Г. Мировая история женщины: Хронокультурологическое и фактографическое осмысление / С.Г. Фатыхов. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2008.
10. Хлобыстина М. Д. Говорящие камни. Сибирские мифы и археология / М.Д. Хлобыстина; Акад. наук СССР. Сибирское отд. - Новосибирск: Наука, 1987.
11. Berndt R. M. The World of the First Australians. Aboriginal traditional Boas F. Evolution or diffusion? /R.M. Berndt, C.H. Berndt. - AmAnth. - 1924. Vol. 26. - P. 340-344.