Нечто вроде манифеста чеховофобии
И еще одна обновка на 100 книгах. Очень резкий очерк о Чехове. Пожалуй это первый случай, когда я помещаю на 100 книгах именно в раздел книг столь откровенный хейт спич. Но, конечно, моя противоположность с Чеховым - это полная философская, метафизическая противоположность. Этим летом, часто проходя через чеховский музей, я много об этом думал.
А.П. Чехов. Архиерей
02.09.2016 / Егор Холмогоров
В Чехове, признаюсь честно, мне больше всего нравится его дача - небольшой домик в Гурзуфе, купленный им в последние годы и доставшийся после ожидаемой и запланированной кончины Ольге Книппер. Сейчас там музей. В Гурзуфе есть прекрасное место, где висят рядом ...
Источник: http://100knig.com/a-p-chexov-arxierej/
В Чехове, признаюсь честно, мне больше всего нравится его дача - небольшой домик в Гурзуфе, купленный им в последние годы и доставшийся после ожидаемой и запланированной кончины Ольге Книппер. Сейчас там музей. В Гурзуфе есть прекрасное место, где висят рядом две таблички: «Музей Пушкина - направо» и «Музей Чехова - налево». Как сами понимаете, это неопровержимо доказывает, что Крым это Украина.
Но большинство посетителей интересует не музей, а проход на «Бухту Чехова» - чудесный каменистый пляж, где можно плавать между небольших невероятно красивых скал. Единственно что - там очень опасно-неспокойное море, - любая волна раскачивает тебя так, что ты боишься захлебнуться или удариться о камни. А уж дополнительные волны от катеров, «бананов» и прочих гидроплавов даже в полный штиль делают твое пребывание в этой бухте довольно рискованным. Один раз я там даже чуть не утонул - заплыл в небольшую пещеру и в это время пошла волна. «- Не любит меня Антон Павлович. Не любит» - пожаловался я жене. А она в ответ: «Можно подумать, ты его любишь».
Нет, не люблю, хотя мы регулярно пересекаемся. Я даже был чеховским героем. Правда - безымянным. В таганской постановке «Трех Сестер» я как-то играл мальчика-погорельца. На меня накидывали шубку и солдат тащил меня через всю сцену, символизируя спасение из огня. На этом фоне Ольга замечала: «-Какой это ужас. И как надоело!». Любимый чеховский прием, сталкивать обывательское переживание большого страшного события и мелкое чувство дискомфорта.
Не любя Чехова я периодически оказываюсь в чеховских местах. Например - на Сахалине. Сахалин был очень важной частью чеховского мифа. В неясном сознании советского школьника дело рисовалось так, что отважный врач отправился лечить узников-каторжников и революционеров, заболел от этих подвигов туберкулезом и был так потрясен в своем существе, что из веселого писателя стал грустным и умер. И вот летом 2008 года я оказался в чеховском музее в Александровске Сахалинском. И узнал массу нового.
Экскурсовод вежливая и сдержанная, но очень объективная объяснила, что Чехов ехал на Сахалин не врачом, а формально - «проводить статистическое обследование», а на деле писать клеветон про каторжную действительность. «У него не было денег на поездку, он занял 1000 р. у Суворина… назад он возвращался на пароходе через Индийский океан, изучал в Японии гейш, делал остановку на Цейлоне, где купил двух мангустов…». Судя по списку контактов Чехова на Сахалине, ехал он туда «курьером» для польских ссыльных. Клеветон, впрочем, вполне удался, но даже сами сотрудники музея признавали, что он - необъективен. «Чехов пишет, что дети питаются одной брюквой… Норма выдачи мяса была на килограмм больше, чем потребление мяса в СССР и на 30 кг больше, чем в РФ. Вряд ли они сами ели мясо, а детям не давали. Красть все начальники тоже не могли - как раз незадолго до приезда Чехова были осуждены несколько казнокрадов и в его время все были пуганые». Так у меня на глазах рухнула главная составляющая чеховской легенды.
С тех пор Чехов располагает меня в основном к хулиганству. Любимое хулиганство - в Ялте, где на набережной стоит памятник «Дама с собачкой» мимо которого ходят третьей свежести дамы с собачками, видимо рассчитывая на мопсика словить кавалера. Памятник представляет собой композицию из двух фигур - энергичная высокая героиня с собачкой и усталый грустный ухажер, смотрящий как она проходит мимо. Если подойти к бронзовой даме, обнять ее за талию и так сфотографироваться, то получается душераздирающая сцена - корпулентный московский хлыщ с тросточкой уводит у героя даму, а тот ничего даже сделать не может, только смотрит с безысходностью и тоской.
В свое время в 57-й школе покойница Зоя Санна говорила мне: «Холмогоров, Чехов - не твой писатель. Ты еще думать не начал, а у него уже полрассказа прошло». И была права - вот в Толстоевском я понимал, а в Антон Палыче - никак. Грязновато пыльные синие тома Чехова стояли на полках, и даже запах их был такой, что мне приходилось себя буквально сжимать в кулак, чтобы заставить прочесть очередной требовавшийся программой рассказ.
Потом мне попались «Рассказы о Анне Ахматовой» Анатолия Наймана, в которых подробно расписывалась нелюбовь Ахматовой к Чехову. Тема Ахматовой и Чехова оказалась вообще довольно богатой (вот тут в статье Льва Лосева - сводка фактов, хотя данная им интерпретация о мнимом огромном влиянии Чехова на Ахматову явно неверна и необходима прежде всего для спасения репутации идола интеллигенции - Антон Павловича - от нападок другого идола - Анны Андреевны). Почувствовав себя в явно интересной команде, я и к этой своей идиосинкразии начал относиться спокойней, а потом у меня выработалось и определенное объяснение.
Проблема Чехова как писателя в том, что он, с одной стороны, игнорирует действительность, он неточен в характеристиках, в описаниях, в фактах, иногда он попросту лжет (по ссылке - целый набор высказываний Ахматовой именно о социологическом не-реализме Чехова), с другой стороны, Чехов использует свои отступления от действительности прежде всего для её принижения, опошления, измельчения, он «закутывает всё в пепел», по выражению той же Ахматовой, но, наконец, есть и третья сторона - при этом Чехов свое принижение выполняет в псевдореалистической манере, он совершенно чужд «гоголевщины» или хотя бы «достоевщины». Его карикатуры продаются им самим как фотографии.
А.П. Чехов. Архиерей
02.09.2016 / Егор Холмогоров
В Чехове, признаюсь честно, мне больше всего нравится его дача - небольшой домик в Гурзуфе, купленный им в последние годы и доставшийся после ожидаемой и запланированной кончины Ольге Книппер. Сейчас там музей. В Гурзуфе есть прекрасное место, где висят рядом ...
Источник: http://100knig.com/a-p-chexov-arxierej/
В Чехове, признаюсь честно, мне больше всего нравится его дача - небольшой домик в Гурзуфе, купленный им в последние годы и доставшийся после ожидаемой и запланированной кончины Ольге Книппер. Сейчас там музей. В Гурзуфе есть прекрасное место, где висят рядом две таблички: «Музей Пушкина - направо» и «Музей Чехова - налево». Как сами понимаете, это неопровержимо доказывает, что Крым это Украина.
Но большинство посетителей интересует не музей, а проход на «Бухту Чехова» - чудесный каменистый пляж, где можно плавать между небольших невероятно красивых скал. Единственно что - там очень опасно-неспокойное море, - любая волна раскачивает тебя так, что ты боишься захлебнуться или удариться о камни. А уж дополнительные волны от катеров, «бананов» и прочих гидроплавов даже в полный штиль делают твое пребывание в этой бухте довольно рискованным. Один раз я там даже чуть не утонул - заплыл в небольшую пещеру и в это время пошла волна. «- Не любит меня Антон Павлович. Не любит» - пожаловался я жене. А она в ответ: «Можно подумать, ты его любишь».
Нет, не люблю, хотя мы регулярно пересекаемся. Я даже был чеховским героем. Правда - безымянным. В таганской постановке «Трех Сестер» я как-то играл мальчика-погорельца. На меня накидывали шубку и солдат тащил меня через всю сцену, символизируя спасение из огня. На этом фоне Ольга замечала: «-Какой это ужас. И как надоело!». Любимый чеховский прием, сталкивать обывательское переживание большого страшного события и мелкое чувство дискомфорта.
Не любя Чехова я периодически оказываюсь в чеховских местах. Например - на Сахалине. Сахалин был очень важной частью чеховского мифа. В неясном сознании советского школьника дело рисовалось так, что отважный врач отправился лечить узников-каторжников и революционеров, заболел от этих подвигов туберкулезом и был так потрясен в своем существе, что из веселого писателя стал грустным и умер. И вот летом 2008 года я оказался в чеховском музее в Александровске Сахалинском. И узнал массу нового.
Экскурсовод вежливая и сдержанная, но очень объективная объяснила, что Чехов ехал на Сахалин не врачом, а формально - «проводить статистическое обследование», а на деле писать клеветон про каторжную действительность. «У него не было денег на поездку, он занял 1000 р. у Суворина… назад он возвращался на пароходе через Индийский океан, изучал в Японии гейш, делал остановку на Цейлоне, где купил двух мангустов…». Судя по списку контактов Чехова на Сахалине, ехал он туда «курьером» для польских ссыльных. Клеветон, впрочем, вполне удался, но даже сами сотрудники музея признавали, что он - необъективен. «Чехов пишет, что дети питаются одной брюквой… Норма выдачи мяса была на килограмм больше, чем потребление мяса в СССР и на 30 кг больше, чем в РФ. Вряд ли они сами ели мясо, а детям не давали. Красть все начальники тоже не могли - как раз незадолго до приезда Чехова были осуждены несколько казнокрадов и в его время все были пуганые». Так у меня на глазах рухнула главная составляющая чеховской легенды.
С тех пор Чехов располагает меня в основном к хулиганству. Любимое хулиганство - в Ялте, где на набережной стоит памятник «Дама с собачкой» мимо которого ходят третьей свежести дамы с собачками, видимо рассчитывая на мопсика словить кавалера. Памятник представляет собой композицию из двух фигур - энергичная высокая героиня с собачкой и усталый грустный ухажер, смотрящий как она проходит мимо. Если подойти к бронзовой даме, обнять ее за талию и так сфотографироваться, то получается душераздирающая сцена - корпулентный московский хлыщ с тросточкой уводит у героя даму, а тот ничего даже сделать не может, только смотрит с безысходностью и тоской.
В свое время в 57-й школе покойница Зоя Санна говорила мне: «Холмогоров, Чехов - не твой писатель. Ты еще думать не начал, а у него уже полрассказа прошло». И была права - вот в Толстоевском я понимал, а в Антон Палыче - никак. Грязновато пыльные синие тома Чехова стояли на полках, и даже запах их был такой, что мне приходилось себя буквально сжимать в кулак, чтобы заставить прочесть очередной требовавшийся программой рассказ.
Потом мне попались «Рассказы о Анне Ахматовой» Анатолия Наймана, в которых подробно расписывалась нелюбовь Ахматовой к Чехову. Тема Ахматовой и Чехова оказалась вообще довольно богатой (вот тут в статье Льва Лосева - сводка фактов, хотя данная им интерпретация о мнимом огромном влиянии Чехова на Ахматову явно неверна и необходима прежде всего для спасения репутации идола интеллигенции - Антон Павловича - от нападок другого идола - Анны Андреевны). Почувствовав себя в явно интересной команде, я и к этой своей идиосинкразии начал относиться спокойней, а потом у меня выработалось и определенное объяснение.
Проблема Чехова как писателя в том, что он, с одной стороны, игнорирует действительность, он неточен в характеристиках, в описаниях, в фактах, иногда он попросту лжет (по ссылке - целый набор высказываний Ахматовой именно о социологическом не-реализме Чехова), с другой стороны, Чехов использует свои отступления от действительности прежде всего для её принижения, опошления, измельчения, он «закутывает всё в пепел», по выражению той же Ахматовой, но, наконец, есть и третья сторона - при этом Чехов свое принижение выполняет в псевдореалистической манере, он совершенно чужд «гоголевщины» или хотя бы «достоевщины». Его карикатуры продаются им самим как фотографии.