Дневник Шерлока Холмса. Часть 5
10 января 1881 г.
8 часов 40 минут
С утра бушует настоящая буря, ледяной ветер завывает в трубе и бросает в окна целые охапки снега. За окном метет так, что невозможно ничего разглядеть, впрочем, и разглядывать особенно нечего - весь город замер. Выйти из дома практически нереально.
А это значит, что ни в Британский музей, ни в лабораторию я сегодня не попадаю. Я заперт здесь в этом доме, в обществе моего не в меру добродушного компаньона на все время ненастья. И кто знает, сколько это продлится !
Впереди целый день, не имею ни малейшего представления чем его занять , а ведь впереди не меньше двенадцати часов до того момента, когда я с чистой совестью смогу отправиться спать.
Да, ничто не предвещает хорошего дня…
10 часов 55 минут
Доктор проспал до десяти часов. И это очень удачно - никто не мешал мне внимательно изучить газеты.
Ветер все еще бушует вокруг дома с такой силой, что дрожат стекла, и сразу так похолодало, что ни один из нас и шагу не сделал из гостиной, не желая расставаться с теплом, исходящим от камина. После четырех часов такого вынужденного тесного соседства я уединился после чая в своей холодной спальне, но после того как мои руки замерзли настолько, что я даже не мог вбить гвоздь в стену, ( и даже не почувствовал, как ударил себя по пальцу молотком) тогда я решил пожертвовать умственным комфортом ради физического и вернулся в гостиную.
И с облегчением увидел, что доктор сидит за письменным столом и пишет письмо или что-то в этом роде, временами отвлекаясь и бросая взгляд на окно при особенно сильном порыве ветра. К счастью, он не может одновременно заниматься несколькими делами сразу и это дало мне целый час тишины, пока он заканчивал и запечатывал свое письмо.
[Читать далее]А я занялся устройством своего химического уголка. По ходу дела сразу обратил внимание , что надо докупить кое-что из химикатов.
Так что, в любом случае, будет ли снегопад или нет , я не смогу выносить это заточение еще один день. Завтра отправлюсь в химическую лавку, даже если, чтобы добраться до Оксфорд-стрит, мне понадобится веревка и ледоруб!
В этот момент стеклянная посудина с углем выскользнула у меня из рук и вдребезги разбилась, упав прямо на сосновый стол. Проклятия в адрес вышеупомянутой емкости уже готовы были сорваться с моих губ, как вдруг я услышал какой-то вскрик. Я с удивлением повернулся и увидел, что доктор привстал наполовину с кресла, стиснув подлокотники чуть ли не мертвой хваткой, и смотрит на меня довольно испуганно. Видно, он не преувеличивал, когда сказал, что у него расстроены нервы и громкий звук бьющегося стекла, очевидно, пробудил какой-то воинственный инстинкт.
- Прошу прощения , доктор, -быстро сказал я, и притом совершенно искренне - жестоко играть на нервах у изможденного ветерана, и даже такой любитель мелодрам, как я , никогда не сделал бы это намеренно. - Это было небрежностью с моей стороны, уж вы простите мою неуклюжесть.
Он через силу улыбнулся. Болезненно гордый, как я уже заметил.
Я переключился на разбитое стекло и угольную пыль, пытаясь убрать весь этот мусор, а заодно дать доктору возможность успокоиться . И по всей видимости, это было правильное решение - исчезнув на мгновение в своей комнате, доктор появился с пакетом для мусора. Лицо его приняло обычное выражение, и я благоразумно решил оставить этот инцидент без комментариев.
-Вы порезали палец, - минутой позже заметил он с беспокойством.
- В самом деле…-рассеяно отозвался я, почувствовав боль. Указательный палец, черт возьми…хорошо хоть, что на правой руке. Если бы это была левая, то я не смогу играть на скрипке, пока он не заживет.
За весь вечер я не притронулся к своим реактивам, но вечер оказался очень удачным, я остался им доволен, (да и доктор, видимо, тоже), так как с вечерней почтой пришло подробное письмо от Лестрейда, в котором он просил моего совета относительно одного убийства, в расследовании которого он совершенно запутался, и поняв, что оно ему явно не по зубам, обратился ко мне.
Следующие четыре часа я сидел у камина, курил и размышлял над этой головоломкой Лестрейда. В действительности, она не представляла большой трудности; Лестрейд наделал кучу ошибок, но все окупалось его скурпулезностью. Я получил от него все подробности и множество мелких деталей ( а также плату за услуги), так что прежде, чем убрали со стола, я уже разрешил эту дилемму.
В этот момент я очнулся от своих мыслей, услышав ворчание миссис Хадсон по поводу того, что я не прикоснулся к ужину, а я и не заметил, что подавали на стол. Доктора в комнате не было, видимо , поев, он ушел к себе. Делать было нечего. Написав ответ Лестрейду, я развалился в кресле, рассеянно перебирая струны скрипки. Наконец , проведя минут пятнадцать перед растопленным камином, мои руки и мозги полностью оттаяли и я удобно устроился в кресле, упираясь поднятыми коленями об одну ручку кресла и откинувшись спиной на другую, затем вскинул скрипку к плечу и стал наигрывать Крейцерову сонату Бетховена, пока вдруг не сделал ошибку на двадцать первом такте.
Обычно ,я не засиживаюсь допоздна, и так как на часах было уже двадцать минут девятого, то я решил было прекратить войну с усталостью и отправляться спать, когда дверь в гостиную приоткрылась и доктор нерешительно заглянул в комнату.
Черт, я что, разбудил его?! Я не хотел…
Нет, под его халатом я заметил рубашку и брюки, видимо , он и не ложился.
- Не нужно стоять там, доктор. Это столько же ваша гостиная, сколько и моя, - сухо сказал я, видя его нерешительность, и властно указал смычком на другое кресло.
Мимолетная улыбка, кивок - и он сел напротив, с любопытством посмотрев на меня, кажется, его немного даже развеселила моя странная поза. Тем временем, я рассеянно наигрывал гамму для настройки инструмента.
- Когда вы сказали о скрипке, я и не думал, что вы играете так хорошо, - тихо произнес доктор.
Я чуть не фыркнул со свойственным мне скепсисом (хотя, конечно, он говорил о сонате, а не о гамме), но вовремя остановился, увидев по глазам, что он совершенно серьезен, а не просто говорит для поддержания разговора.
Правда? Неужели ему в самом деле понравилось?
Как следует ответить на искренний комплимент? Не могу сказать, чтобы у меня был в этом большой опыт - лучшая похвала, которую я получил за свое музицирование, было терпеливое «Да, Шерлок, прекрасно. А теперь, иди заниматься в другую часть дома» от Майкрофта, когда мне было тринадцать, да еще угрозу «сжечь эту чертову скрипку», если миссис Дадли еще раз услышит фуги Баха после восьми часов вечера.
Но что можно сказать в ответ на такие слова?
-Гм…благодарю вас, доктор,- это было лучшее, что пришло мне в голову.-Может быть, вы хотели бы что-нибудь послушать? (Только бы он не попросил сыграть этого Гильберта или Салливана, а то я забуду о соблюдении приличий и закричу так громко, что меня услышат на Мерилбоун-Роуд).
Он чуть сощурился, по-детски предвкушая что бы попросить.
- А «Песни» Мендельсона? - нерешительно изрек доктор после минутного размышления.
Я задумчиво прижал смычок к виску, пытаясь полностью вспомнить всю пьесу - она была довольно большая, а еще никто из моих знакомых не питал любви к классической музыке, и поэтому у меня не было возможности и стимула играть ее, предпочитая мои собственные композиции.
-Я давно не играл, доктор, но, надеюсь, вы простите меня…
Он прервал мои словесные изъявления нетерпеливым кивком, позволяя закончить извинения и перейти к универсальному языку музыки, более приемлемого для общения, чем громоздкий английский язык.
Я был чрезвычайно удивлен, когда часы пробили половину одиннадцатого, отчего мы оба так и подпрыгнули на месте. Уверен, что пьесу я сыграл достаточно быстро, ну может быть сыграл после этого еще пару вещей…но как могло пройти два часа! - у меня нет никакого логического объяснения. Я должен сверить эти часы со своими карманными, и если они неисправны, надо дать знать миссис Хадсон.
8 часов 40 минут
С утра бушует настоящая буря, ледяной ветер завывает в трубе и бросает в окна целые охапки снега. За окном метет так, что невозможно ничего разглядеть, впрочем, и разглядывать особенно нечего - весь город замер. Выйти из дома практически нереально.
А это значит, что ни в Британский музей, ни в лабораторию я сегодня не попадаю. Я заперт здесь в этом доме, в обществе моего не в меру добродушного компаньона на все время ненастья. И кто знает, сколько это продлится !
Впереди целый день, не имею ни малейшего представления чем его занять , а ведь впереди не меньше двенадцати часов до того момента, когда я с чистой совестью смогу отправиться спать.
Да, ничто не предвещает хорошего дня…
10 часов 55 минут
Доктор проспал до десяти часов. И это очень удачно - никто не мешал мне внимательно изучить газеты.
Ветер все еще бушует вокруг дома с такой силой, что дрожат стекла, и сразу так похолодало, что ни один из нас и шагу не сделал из гостиной, не желая расставаться с теплом, исходящим от камина. После четырех часов такого вынужденного тесного соседства я уединился после чая в своей холодной спальне, но после того как мои руки замерзли настолько, что я даже не мог вбить гвоздь в стену, ( и даже не почувствовал, как ударил себя по пальцу молотком) тогда я решил пожертвовать умственным комфортом ради физического и вернулся в гостиную.
И с облегчением увидел, что доктор сидит за письменным столом и пишет письмо или что-то в этом роде, временами отвлекаясь и бросая взгляд на окно при особенно сильном порыве ветра. К счастью, он не может одновременно заниматься несколькими делами сразу и это дало мне целый час тишины, пока он заканчивал и запечатывал свое письмо.
[Читать далее]А я занялся устройством своего химического уголка. По ходу дела сразу обратил внимание , что надо докупить кое-что из химикатов.
Так что, в любом случае, будет ли снегопад или нет , я не смогу выносить это заточение еще один день. Завтра отправлюсь в химическую лавку, даже если, чтобы добраться до Оксфорд-стрит, мне понадобится веревка и ледоруб!
В этот момент стеклянная посудина с углем выскользнула у меня из рук и вдребезги разбилась, упав прямо на сосновый стол. Проклятия в адрес вышеупомянутой емкости уже готовы были сорваться с моих губ, как вдруг я услышал какой-то вскрик. Я с удивлением повернулся и увидел, что доктор привстал наполовину с кресла, стиснув подлокотники чуть ли не мертвой хваткой, и смотрит на меня довольно испуганно. Видно, он не преувеличивал, когда сказал, что у него расстроены нервы и громкий звук бьющегося стекла, очевидно, пробудил какой-то воинственный инстинкт.
- Прошу прощения , доктор, -быстро сказал я, и притом совершенно искренне - жестоко играть на нервах у изможденного ветерана, и даже такой любитель мелодрам, как я , никогда не сделал бы это намеренно. - Это было небрежностью с моей стороны, уж вы простите мою неуклюжесть.
Он через силу улыбнулся. Болезненно гордый, как я уже заметил.
Я переключился на разбитое стекло и угольную пыль, пытаясь убрать весь этот мусор, а заодно дать доктору возможность успокоиться . И по всей видимости, это было правильное решение - исчезнув на мгновение в своей комнате, доктор появился с пакетом для мусора. Лицо его приняло обычное выражение, и я благоразумно решил оставить этот инцидент без комментариев.
-Вы порезали палец, - минутой позже заметил он с беспокойством.
- В самом деле…-рассеяно отозвался я, почувствовав боль. Указательный палец, черт возьми…хорошо хоть, что на правой руке. Если бы это была левая, то я не смогу играть на скрипке, пока он не заживет.
За весь вечер я не притронулся к своим реактивам, но вечер оказался очень удачным, я остался им доволен, (да и доктор, видимо, тоже), так как с вечерней почтой пришло подробное письмо от Лестрейда, в котором он просил моего совета относительно одного убийства, в расследовании которого он совершенно запутался, и поняв, что оно ему явно не по зубам, обратился ко мне.
Следующие четыре часа я сидел у камина, курил и размышлял над этой головоломкой Лестрейда. В действительности, она не представляла большой трудности; Лестрейд наделал кучу ошибок, но все окупалось его скурпулезностью. Я получил от него все подробности и множество мелких деталей ( а также плату за услуги), так что прежде, чем убрали со стола, я уже разрешил эту дилемму.
В этот момент я очнулся от своих мыслей, услышав ворчание миссис Хадсон по поводу того, что я не прикоснулся к ужину, а я и не заметил, что подавали на стол. Доктора в комнате не было, видимо , поев, он ушел к себе. Делать было нечего. Написав ответ Лестрейду, я развалился в кресле, рассеянно перебирая струны скрипки. Наконец , проведя минут пятнадцать перед растопленным камином, мои руки и мозги полностью оттаяли и я удобно устроился в кресле, упираясь поднятыми коленями об одну ручку кресла и откинувшись спиной на другую, затем вскинул скрипку к плечу и стал наигрывать Крейцерову сонату Бетховена, пока вдруг не сделал ошибку на двадцать первом такте.
Обычно ,я не засиживаюсь допоздна, и так как на часах было уже двадцать минут девятого, то я решил было прекратить войну с усталостью и отправляться спать, когда дверь в гостиную приоткрылась и доктор нерешительно заглянул в комнату.
Черт, я что, разбудил его?! Я не хотел…
Нет, под его халатом я заметил рубашку и брюки, видимо , он и не ложился.
- Не нужно стоять там, доктор. Это столько же ваша гостиная, сколько и моя, - сухо сказал я, видя его нерешительность, и властно указал смычком на другое кресло.
Мимолетная улыбка, кивок - и он сел напротив, с любопытством посмотрев на меня, кажется, его немного даже развеселила моя странная поза. Тем временем, я рассеянно наигрывал гамму для настройки инструмента.
- Когда вы сказали о скрипке, я и не думал, что вы играете так хорошо, - тихо произнес доктор.
Я чуть не фыркнул со свойственным мне скепсисом (хотя, конечно, он говорил о сонате, а не о гамме), но вовремя остановился, увидев по глазам, что он совершенно серьезен, а не просто говорит для поддержания разговора.
Правда? Неужели ему в самом деле понравилось?
Как следует ответить на искренний комплимент? Не могу сказать, чтобы у меня был в этом большой опыт - лучшая похвала, которую я получил за свое музицирование, было терпеливое «Да, Шерлок, прекрасно. А теперь, иди заниматься в другую часть дома» от Майкрофта, когда мне было тринадцать, да еще угрозу «сжечь эту чертову скрипку», если миссис Дадли еще раз услышит фуги Баха после восьми часов вечера.
Но что можно сказать в ответ на такие слова?
-Гм…благодарю вас, доктор,- это было лучшее, что пришло мне в голову.-Может быть, вы хотели бы что-нибудь послушать? (Только бы он не попросил сыграть этого Гильберта или Салливана, а то я забуду о соблюдении приличий и закричу так громко, что меня услышат на Мерилбоун-Роуд).
Он чуть сощурился, по-детски предвкушая что бы попросить.
- А «Песни» Мендельсона? - нерешительно изрек доктор после минутного размышления.
Я задумчиво прижал смычок к виску, пытаясь полностью вспомнить всю пьесу - она была довольно большая, а еще никто из моих знакомых не питал любви к классической музыке, и поэтому у меня не было возможности и стимула играть ее, предпочитая мои собственные композиции.
-Я давно не играл, доктор, но, надеюсь, вы простите меня…
Он прервал мои словесные изъявления нетерпеливым кивком, позволяя закончить извинения и перейти к универсальному языку музыки, более приемлемого для общения, чем громоздкий английский язык.
Я был чрезвычайно удивлен, когда часы пробили половину одиннадцатого, отчего мы оба так и подпрыгнули на месте. Уверен, что пьесу я сыграл достаточно быстро, ну может быть сыграл после этого еще пару вещей…но как могло пройти два часа! - у меня нет никакого логического объяснения. Я должен сверить эти часы со своими карманными, и если они неисправны, надо дать знать миссис Хадсон.