Особое дело Постернской тюрьмы. Глава 13
Глава 13
Последующую ночь я помню смутно. В какой-то момент, когда снаружи царила тьма, и моя комната была освещена лишь тусклым светом сальной свечи, я помню, что открыл глаза и обнаружил, что вокруг меня движется множество образов со смутными и неясными очертаниями. Я почувствовал приступ дурноты и желчь обожгла мне горло, ища выхода. Мне было холодно, и я дрожал, со всех сторон окруженный движущимися тенями, которые схватили меня и влили мне в рот какую-то жидкость с горьковатым привкусом.
Это зелье подействовало так же, как прежде, и я вновь погрузился в глубокий сон без сновидений. Только когда тюремный колокол прозвонил восемь раз, сознание вновь начало возвращаться ко мне. Возможно, сказать так было преувеличением, ибо хотя глаза мои были открыты, мой ум помутился от дурманящей наркотической смеси. И потребовалось ужасно много времени прежде, чем мне в голову пришло нечто близкое к рациональной мысли.
Сперва я был в полном смятении. Потом у меня в мозгу всплыло имя - видимо, мое - а потом я цеплялся за каждый дюйм своего существования, как утопающий хватается за соломинку в надежде на спасение.
У меня было имя - Шерлок Холмс - и более ничего ценного. В моих мыслях мелькало имя еще одного Холмса, Генри, как будто оно должно было что-то значить. Я пытался понять, куда оно меня приведет, но был подавлен сильным ощущением надвигающейся опасности. Где-то за пределами этого слабеющего света свечи меня ждало нечто неописуемо ужасное. Я не мог определить, что именно это было, знал лишь то, что оно существует. Какую форму могла обрести эта опасность в этой комнате, где я в полном одиночестве лежал на спине на жестком ложе, кутаясь в грязное одеяло, было выше моего понимания. Я знал только одно, что мне нужно подняться и бежать от этого кошмара, чем бы он на самом деле ни был.
Благодаря своим усилиям, после того, как я упал с кровати на каменный пол и с трудом полз по нему вперед, я, наконец, очутился у запертой двери. Дующий из-под нее легкий ветерок поддразнивал меня запахами того мира, что лежит за стенами этой тюрьмы. Дверь заперта снаружи, а изнутри она представляет собой гладкую холодную поверхность, точно это глыба льда. Я зашел уже довольно далеко, но далее хода нет.
Гнев на полную тщетность всех моих усилий должен был привести меня в ярость из-за этой помехи, но я был уже совершенно без сил. У меня уже не было сил, чтоб вернуться на кровать, поэтому войдя, те трое мужчин нашли меня распростертым у двери, беспомощной, обессиленной развалиной; и я был не в силах сопротивляться, когда меня опустили на носилки и вынесли прочь из комнаты.
С каждым их шагом по пропахшему сыростью коридору с покрытыми плесенью стенами все тот же инстинкт, что до этого заставил меня действовать, теперь в паническом ужасе кричал мне прямо в уши. Я пытался поднять руки, но мне удалось лишь едва пошевелить ими. Я смог на несколько дюймов приподнять голову, и увидел затылок молодого человека, его остриженные по форме темно-каштановые волосы выглядывали из-под фуражки охранника. Где-то надо мной, мужчина постарше ,со светлыми волосами и шрамом на лице, которого называли Эндрюс, успокаивающе улыбнулся мне, ни на минуту не останавливаясь.
- Теперь уже не долго, сэр, - сказал он, будто бы моя приближающаяся встреча с неким ужасом, ждущим меня в конце коридора,таила в себе что-то очень приятное. - Это плохо, что вы теперь в таком состоянии. Посмотрим, не сможете ли вы сами сделать последние шаги. Вам самому тогда станет легче.
Если у меня и были какие-то сомнения относительно того, куда могут привести меня эти последние шаги, то они вскоре рассеялись, когда меня внесли в зал для экзекуций, где стояла выкрашенная в белый цвет виселица, вокруг которой теснились собравшиеся с мрачными лицами.
Перефразируя доктора Джонсона, можно сказать, что ничто так не способствует концентрации ума, как сознание того, что тебя должны повесить. Я все еще был под действием наркотиков, но, по крайней мере, мои мысли были порождением моего собственного рассудка. Мне были известны эти люди и то, чего они хотят: Мерридью, скорбный и благостный в своем траурном одеянии; священник с библией в руках, изо всех сил старающийся подавить свою зевоту; доктор Мартин, вечно посматривающий на часы, видимо, у него опять была назначена какая-то встреча; и еще один человек, имени которого я не знал, но его хозяйский взгляд и манипуляции с петлей, которую он то и дело теребил руками, оценивая ее размер, выдавали в нем палача.
Нашу торжественную процессию возглавлял Вебб, миньон Мерридью , вершащий скорый суд при помощи своих сапог и кулаков. Два охранника, что несли меня, были мне незнакомы, ровно, как и я им. С палачом мы так же встречались в первый и в моем случае, в последний раз.Возможно, они даже не знали моего имени,и в том не было никакой необходимости. В этом отвратительном деле они лишь играли роль свидетелей; в случае необходимости они могли засвидетельствовать, что донесли осужденного до места казни и что приговор был приведен в исполнение.
Было утешительно сознавать, что я не умру в полной безвестности, хоть я и не представляю, какая была в том разница для моего едва восстановившегося сознания. Сейчас здесь вешали не Шерлока Холмса - хотя определенно результатом всех их действий будет именно его смерть - а вора по имени Генри Холмс, жалкое существование которого в их глазах нельзя было даже сравнивать с вознаграждением, которое они получат, за то, что позволят убийце выйти отсюда и вернуться к своим прежним занятиям.
К тому времени, когда кто-нибудь узнает о постигшей меня судьбе, будет уже слишком поздно. Но если для меня и было какое-то утешение, то оно заключалось в том, что моя гибель не останется без отмщения. Я был уверен, что Лестрейд будет действовать согласно нашему плану. Он будет ждать снаружи, готовый перехватить гроб с телом, ожидая найти в нем вовсе не приговоренного к смертной казни Моргана, а одного из заключенных, убитых во время неудавшейся попытки сбежать. Но вместо этого он найдет там меня.
Интересно, что он об этом подумает. Может, скажет, что это очередной промах этого самонадеянного выскочки, которому мало было оказаться в тюрьме, вдобавок к этому он дал себя повесить - и все лишь для того, чтоб доказать, что его подозрения оказались вполне обоснованы, и в Постерне, в самом деле, творятся темные делишки? Полагаю, что мало кто зашел бы так далеко ради доказательства своей гипотезы, и я не особенно гордился таким достижением. С другой стороны, инспектор мог бы и посочувствовать, как это пристало человеку, который делал пожертвования в пользу коллеги и соперника, и на мою кончину он может смотреть, как на преступную растрату потенциала, чем она, несомненно, и была. Я подумал, что ,несмотря на наши различия, за время нашего еще только зародившегося альянса мы выковали нечто стоящее, даже если оно и выражалось в раздраженном презрении к методам друг друга.
Я определенно ожидал от него большего, чем мог бы ждать от своего старшего брата. Майкрофт сказал бы, что моя смерть это довольно логичное и совершенно неминуемое последствие выбранного мной курса. Горевать он не станет, но станет давить на жалость окружающих, рассказывая им, как тщетно он пытался направить своего заблудшего брата на путь истинный. Постарается извлечь пользу даже из такой ситуации; и жалеть будут «бедного Майкрофта», а на долю «безрассудного Шерлока» останется лишь презрение. Вполне подходящая эпитафия, если, конечно, Майкрофт вообще станет что-то говорить по этому поводу.
Когда два моих охранника под надзором их начальника Вебба начали связывать мне запястья, руки и лодыжки, мне внезапно пришло в голову, что могло бы меня спасти. Моя легенда была проработана идеально, и сейчас это обернулось против меня. Если бы они знали, кто я на самом деле такой, могло бы это остановить их, когда б они поняли, что все их приготовления уже не тайна или же, зайдя уже так далеко, они продолжили б свое черное дело, не обращая ни на что внимания? У меня не было способа узнать это. Это можно было узнать лишь пробным путем, но терять мне все равно было уже нечего.
Я не был уверен, смогу ли заговорить, но движения моих губ оказалось достаточно для того, чтоб Вебб склонился надо мной.
- Что он говорит, мистер Вебб? - спросил Мерридью.
- Что-то вроде «sheerluck» (чистое везение), - ответил тот. - Он, несомненно, имеет в виду то, как был пойман. - Он засмеялся. - Скорее уж, это невезение, мистер Морган.
- В этом зале мы будем соблюдать достоинство, - укоряющим тоном заметил начальник тюрьмы. - Не нам осуждать грешника. «Мне отмщение, и аз воздам, - сказал Господь». Помните это, мистер Вебб. Каковы бы ни были его преступления, держать в них отчет он должен лишь перед своим создателем. Мы лишь инструменты высшей справедливости. Мистер Пелхэм? - И он повернулся к человеку, которого я принял за палача. -Мы можем продолжать?
Невысокий кривоносый мужчина в круглых очках, мистер Пелхэм, отреагировал на этот вопрос так, словно бы его спросили о том, готов ли у него бухгалтерский отчет за неделю. Похоже, его мало волновало то, что сейчас оборвется человеческая жизнь. Он относился к делу весьма практично: это была неприятная задача, которую нужно было выполнить, и вся ответственность за выполнение лежала на нем. Он сделает все, что в его силах, и делу конец, для всех заинтересованных сторон.
- Думаю, я готов, мистер Мерридью. Скоро уже девять, сэр.
-Я знаю, который час. Очень хорошо, мистер Вебб, поставьте на ноги мистера Моргана.
Все они уставились на меня, ожидая, что я выполню это требование. Но я не собирался смиренно идти навстречу своей гибели; и если уж на то пошло, не собирался вообще никуда идти. Если б я смог протянуть время достаточно долго, если б было уже девять, а тюремный колокол так и не зазвонил, то я лелеял надежду, что поджидавшему снаружи Лестрейду это могло показаться довольно подозрительным и он решит выяснить, в чем дело.
Я сделал вид, что пытаюсь встать, что довольно нелегко, когда у вас связаны руки и ноги. Терпение ни в коей мере нельзя было отнести к числу добродетелей этих людей, и по приказу Мерридью меня подняли и потащили к отметке, изображенной на люке в полу. Они попытались отойти, но я был не в силах стоять. Выругавшись, Эндрюс остался, чтоб держать меня.
- Боже мой, - произнес Пелхэм, поправляя очки, - ну вот еще один сражен отчаянием последней минуты. А ведь можно было ожидать, что осужденный проявит бОльшую силу духа.
- Мистер Вебб, принесите стул, - приказал Мерридью. - И побыстрее. Времени у нас в обрез.
- Я уверен, что мистер Морган не станет возражать против небольшой задержки.
- Он-то, может, и нет, а я буду, - сказал доктор Мартин. - Разве мы не можем обойтись без стула? Я считаю, что это чертовски расточительно - так разбрасываться мебелью.
- Мы вполне можем подождать, доктор, - ответил Мерридью. - Мистер Вебб скоро вернется.
Он оказался прав и Вебб отсутствовал, увы, совсем недолго. Стул был найден, и меня усадили на него. Я попробовал завалиться на бок и чтоб меня уравновесить, на мое плечо опустилась чья-то крепкая ладонь, пока расстегивали кожаный ремень, обхватывающий мой торс, и пропустив его через плетеную спинку стула, пристегивали меня к ней, чтоб я не упал.
- Без минуты девять, - сказал Мерридью, взглянув на часы. - Мистер Пелхэм, будьте добры…
- Не знаю, как тут быть, мистер Мерридью, - покачал тот головой. - Этот стул в корне меняет дело. Опускающийся механизм виселицы придется подогнать заново. И мне снова придется слегка подвыпустить веревку.
- Тогда подгоните все заново и сделайте необходимые приготовления, - коротко ответил начальник тюрьмы. - Но сперва займитесь заключенным.
Коротышка Пелхэм беспрекословно подчинился ему.Сперва была веревка, она опустилась мне на голову, а затем весьма неприятным образом обхватила шею.Затем мне на глаза опустился белый капюшон, так что я не видел, как рычаг вновь был отведен назад, чтоб в надлежащий момент привести в движение крышку люка, и избавить окружающих от созерцания моих последних минут. Легкая ткань капюшона колыхалась туда-сюда, касаясь моей щеки точно крылья бабочки, при каждом вдохе и выдохе, что вырывались из моих легких с силой, с которой я не мог совладать.
Полагаю, что нет ничего постыдного в честной констатации того факта, что во время этого скорбного ожидания мои руки, не переставая, дрожали, а душу наполнял трепет ужаса и неописуемой тревоги. И хотел бы я посмотреть на того, кто сидел бы, как я, с петлей на шее и сознанием, что следующий миг, возможно, будет для него последним, и сохранял при этом полное спокойствие.И моими помыслами владел не страх смерти или воображаемая картина того, как все свершится, а острое чувство бессильного гнева. Я столько всего не успел! Вамберри был все еще на свободе, Морган уехал под моим именем за границу и никто не узнает о том, что мне удалось здесь выяснить. Последнее было самым мучительным. После того, как я заглянул в бездну, уже ничто в моей последующей карьере не могло произвести на меня подобного эффекта.Теперь даже самое тяжкое потрясение уже не в силах было вывести меня из состояния равновесия. Из всего зла, что причинил мне Мерридью, это было самым ужасным. Я недооценил коварство этого человека и не смог постичь всю ту жестокость, на какую он был способен. У меня никогда уже не будет возможности исправить свои прискорбные ошибки - но даже сейчас меня не оставляла надежда.
Спасение пришло, когда часы пробили четверть десятого. В тишине зала для экзекуций был четко слышен топот шагов по коридору, кто-то явно сюда бежал. У Мартина вырвалось восклицание, Вебб выругался, Мерридью что-то недовольно пробормотал. Я почувствовал, как кто-то прошел мимо меня, направляясь к двери, дабы узнать причину этого шума. Я услышал, как дверь со скрипом распахнулась, громко стукнув об стену, а затем вслед за стуком тяжелых ботинок по дощатому полу и затрудненному дыханию их владельца прозвучал знакомый голос, приказывая остановить происходящую экзекуцию.
- Как вы смеете вот так врываться сюда, инспектор?! - воскликнул Мерридью. - У вас нет полномочий, чтобы…
- У меня есть помилование для этого человека. Он должен быть выпущен из тюрьмы.
- Морган, Чизвикский отравитель? Сомневаюсь. Позвольте мне взглянуть на этот документ.
- Конечно, мистер Мерридью, но после того, как вы покажете мне лицо этого человека.
Последовала минутная пауза.
- Инспектор Лестрейд, - спокойно начал Мерридью, - вам очень хорошо известно, что в Постерне так не делается. Я ни на минуту не поверю, что у вас есть помилование. Я понимаю, что когда вы были здесь последний раз, вас кое-что обеспокоило, но уверяю вас, что сейчас мы полностью следуем букве закона. А теперь , если позволите…
Не успел я опомниться, как Лестрейд бросился ко мне и сдернул капюшон с моей головы.
- Это не Морган-отравитель, - сказал он, указывая на меня. - Он был арестован в Клэпеме час назад, разгуливая под именем этого человека. Как вы объясните это, комендант Постерна?
Отвечать было излишне, ибо объяснение было слишком очевидно.Когда на пороге появился отряд полицейских, началась сумятица. Раздались возмущенные возгласы, и только Мерридью остался равнодушным ко всему происходящему, с холодной яростью глядя на нас с Лестрейдом, новнезапно на его лице вдруг появилось выражение мрачного удовлетворения. Мне стало любопытно, что могло его вызвать во время взятия с поличным, и, проследив за его взглядом, я увидел, что он обращен на Пелхэма, с жаром отрицавшего свое участие в происходящем здесь преступлении.
- Я не имею к этому никакого отношения! - твердил он. - Мне сказали, что этот узник приговорен к повешению. Поверьте, я ничего не знал!
Он стал пятиться от приближавшегося к нему констебля, и меня сильно обеспокоило то направление, в котором он отступал от полицейских. С каждым шагом он все ближе и ближе подходил к рычагу, который открывал люк. С меня еще не сняли петлю, и она обхватывала мою шею, пока Лестрейд пытался расстегнуть пояс, привязывающий меня к стулу. Я пытался заговорить, но уже не успел предупредить Лестрейда о том, что должно было случиться.
И уже не в силах что-то изменить я лишь молча смотрел, как Пелхэм пятился назад, пока не наткнулся на рычаг и пол подо мной разверзся.