Особое дело Постернской тюрьмы. Глава 12

[nataly_sec]

Глава 12

Я оставил Мостейна Джонса, не совсем уверенный в том, хватит ли ему смелости воплотить в действие мою уловку, если только такой термин можно было применить к тому, что сам он называл «безумием». И дураку было ясно, что успех этого рискованного предприятия должны было гарантировать слишком большое число переменных, и возможно, я был величайшим в истории идиотом, раз задумал его осуществить.
Но в нем заключалась простота, которая, собственно и привлекла меня. Легко можно ошибиться, планируя такие вещи, где все зависит от самых незначительных мелочей. Будь у меня время, я мог бы придумать что-то более удовлетворительное, но время было роскошью, которой у меня не было.
Подообно Ригану, я ухватился за представившуюся мне возможность; однако, в отличие от него у меня были надежды на успех.



Мои размышления опирались на несколько теорий, которые поддерживались и обеспечивались фактами, изложенными Джонсом. Во-первых, было очевидно, что все в Постерне в некоторой степени были задействованы в этой жалкой драме; был ли то охранник, который спокойно стоял и смотрел, как человека, о котором он обязан был заботиться и защищать, избивают до смерти; или начальник тюрьмы, который закрывал глаза и предоставлял своему грубоватому подчиненному полную свободу действий по отношению к заключенным, позволяя делать то, что он считал нужным, и лишь порой мягко укорял его за жестокость. Или масса заключенных, лишенных свободы и кажется, даже собственной воли, неукоснительно соблюдавшая правила и распоряжения, требующие сторониться нарушителей порядка.
Учитывая все это, то, что работало против нас, наоборот, могло дать нам некоторое преимущество. Мерридью всегда препоручал всю грязную работу другим. Ему было все равно, умрет ли Джонс в результате «несчастного случая» или во время перестрелки по случаю попытки побега Ригана, главное, чтоб это, так или иначе, произошло. Его должно было радовать то, какое помещение выбрал Риган для своего последнего оплота. И теперь ему оставалось лишь окружить нас. После гибели Типпета мы и подумать не могли о том, чтоб покинуть свое убежище. Все, что от него требовалось - это только дождаться, когда Пеппер и Рикс доведут до конца весь этот фарс. Если и будут жертвы, то, что значили жизни нескольких взбунтовавшихся заключенных? Если во время заварушки погибнет Лестрейд, то это, конечно, будет прискорбно, но пусть уж лучше погибнет один человек, а зато большинство будет в безопасности, чего не было бы, если б целой шайке опасных преступников удалось бы сбежать отсюда.
Учитывая все вышеперечисленное, я рассчитывал, что открывшуюся дверь он сочтет своего рода приглашением войти и показателем того, что нет никакой необходимости отправлять туда вооруженную охрану, готовую убить всех на месте. Дальнейший ход событий будет зависеть от инспектора Лестрейда. Как я сказал Джонсу, присутствие свидетеля, не имеющего ничего общего с этой гнусной лигой, могло бы остановить Мерридью.
И , конечно , ключевое слово тут «могло бы», ибо всегда был шанс, что кто-то из его людей мог неверно истолковать сложившуюся ситуацию и взять все дело в свои руки. В этом случае Мерридью сокрушенно покачает головой при виде того, что назвал бы «прискорбным инцидентом» и не станет никого винить. Я не был готов к такому развитию событий. Я по- прежнему считал, что самое лучшее для нас - действовать, и пока Джонс приведет в действие весь процесс, на мою долю выпадало защищать наши интересы в виде связанного и весьма раздраженного инспектора полиции.
Когда я вернулся в первую комнату, все мое внимание было поглощено не Пеппером и Риксом, а Риганом. Оружие все еще было у него ,что являлось несомненным нашим преимуществом. Его бледная кожа, покрывшаяся испариной, и начинающийся жар говорили о том, что лучше бы уж в дело скорее вмешался бы Мерридью. Он был в сознании лишь благодаря своей решимости. Случается ведь иногда читать о людях, демонстрирующих необыкновенную силу, чтобы освободить раненого товарища из-под обрушившейся балки или поднять телегу, придавившую их детей, словно сам драматизм этого момента дарует заинтересованным лицам какие-то умения, необходимые для того, чтобы предотвратить несчастье.
Я мог восхищаться решимостью Ригана, но вместе с тем я и проклинал его. Как он поступит, увидев устремившихся к нему охранников? Он знал, что его последний шанс свидеться с дочерью кончился неудачей. Что он будет делать теперь? Я представил, как он отбрасывает все ограничения, которыми сдерживал себя до сих пор, и , таким образом, две семьи в этот день могут лишиться своих отцов.
Ради его же собственного блага, как и ради моего собственного, я должен был его разоружить. Это, явно, будет дело неблагодарное, не говоря уже о неминуемой опасности для всех, вовлеченных в это дело.
Таковы были мои мысли, когда я вновь входил в эту комнату. Однако, я почувствовал, что в мое отсутствие наши противники не сидели, сложа руки. Что-то слегка изменилось , и это подозрение подтвердилось, когда на долю секунды Лестрейд встретился со мной взглядом.
Осторожно, тут проблема словно говорил его взгляд. Следите за собой.
То, что это была за проблема, не замедлило выясниться.
- Вас долго не было, - сказал Пеппер в своей обычной подозрительной, высокомерной манере. - Что, поговорили по душам со своим «другом»?
- Он мне не друг.
- Это то и странно. У вас было, что сказать ему и гораздо больше того, чем вы сказали здесь своим так называемым «друзьям». - Он прекратил ковыряться в зубах и окинул меня взглядом. - Мы с Риганом считаем, что вы двое ближе, чем задние ноги осла. Мы думаем, что вы с ним что-то затеваете против нас.
- Вы, в самом деле, так считаете? - спросил я Ригана.
- Все, что я хочу, - сказал он, и его голос становился с каждой минуту все более усталым и подавленным, - это просто увидеть мою Эмили.
- Тогда делайте что-нибудь! - подзадорил его Пеппер. - Не сидите просто так! Мерридью внимания на вас не обратит, если вы не покажете, кто вы есть. Ну, так кто вы мужчина или трус?
Риган с горечью посмотрел на него.
- Ведь я же зашел уже так далеко, да?
- Но дальше вам пути нет, если только вы не начнете действовать. Если у вас нет желания убивать, это сделаю я.
Он схватился за бутылку. Риган вырвал ее у него.
-Никаких убийств не будет, - изрек он.
Раздраженный Пеппер отошел. Я не мог понять, почему эта парочка не воспользовалась своим преимуществом, как это сделал бы я, когда им противостоял один больной человек. Но если я чему и научился за время, проведенное в Постерне, так это понимать важность терпения. Я поневоле усвоил эту добродетель, благодаря долгим часам скуки, одиночного заключения и бесконечному повторению бессмысленных телодвижений. Пеппер и Рикс потратили свое время впустую; и когда этому фарсу придет конец, для них это будет означать лишь возвращение в свою камеру.
Несмотря на свои протесты и игру на публику, после однообразия тюремной волокиты им явно доставляла удовольствие эта интерлюдия. И, надеясь на скорую расправу, они довольствовались тем, что сели на место и наблюдали, как медленно умирает этот горюющий отец. Мне случалось видеть детей, взволнованно уткнувшихся носами в витрину магазина игрушек, и в их возбужденных взорах можно было прочесть гораздо менее признаков волнения, чем во взглядах этих молодчиков. За годы моей долгой карьеры я имел дело с множеством преступников, действия которых были позорны и оскорбительны, но ни один из них не мог сравниваться по своей порочности с этими двумя негодяями. Никогда нельзя предугадать, насколько низко может пасть человек, и думая о людях самое плохое, вы сможете избежать шока в дальнейшем.
Разница между нами была не только в моральном облике. Я не мог ждать. После того, как Джонс откроет дверь, не думаю, что Мерридью замешкается у входа.
- Я согласен с Пеппером, - произнес я. - Мы сидим здесь уже достаточно долго.
Риган уставился на меня с таким видом, точно я рехнулся. Я вообразил, как на другой стороне комнаты сидит заинтригованный Пеппер, нахмурившись и прищурив свои вороватые глаза, и раздумывает, что заставило меня изменить свое мнение.
- Вы были правы, - продолжал я. - Риган , я говорил о вас с Джонсом. И вам не понравится то, что я хочу сказать.
- Все равно скажите.
- Он говорит, что вы больны.
Риган равнодушно пожал плечами.
- Он говорит, что вы не протянете больше месяца
Я добился, чего хотел. Оставив Лестрейда , он вскочил на ноги. А поднявшись, зашатался, видимо от резкого движения у него закружилась голова. Мою протянутую руку он в сердцах оттолкнул.
Я посмотрел ему через плечо.
- Он болен, доктор Мартин?
- Не знаю, - равнодушно сказал тот. - Мне так и не удалось обследовать этого пациента. Почему бы вам не спросить Джонса? Он, кажется, разбирается в медицине.
Увы, Джонс как раз в этот момент украдкой проник в комнату. Как я ему и сказал, он шел, осторожно двигаясь вдоль стены. Все его надежды войти незаметно разом рухнули, когда он понял, что является единственным объектом всеобщего внимания.
- Ах, ты мерзавец, - воскликнул Риган, ткнув в его сторону своей бутылкой. - Распускаешь обо мне лживые сплетни!
Джонс весь сжался.
- Ну, что я еще сделал? - заныл он. - Я ничего не говорил. Вы должны мне верить.
Его последние слова предназначались для Пеппера и Рикса, но Риган воспринял их на свой счет.
- Я так же здоров, как и все, - заявил он, кидаясь к съежившемуся Джонсу. - Сейчас ты у меня заговоришь по-другому!
- Риган, так нельзя, - сказал я, преграждая ему путь. Помимо того, что я вступился за Джонса, это позволило мне отойти в сторону, и не стоять больше прямо напротив двери. - Джонс всего лишь сказал мне, что мы могли бы помочь вам.
- Как же, дождешься от него!
- Послушайте меня! Если вы так больны, как он говорит, то Мерридью нужно лишь дождаться, когда вам станет хуже. Если вы умрете, Риган, то никогда не увидите свою дочь. Разве этого вы хотите?
- Это всего лишь небольшая лихорадка, не больше. - Но когда он это говорил, я заметил , как в его взгляде все более растет неуверенность, и это говорило о том, что даже он теперь понимал бессмысленность всех своих действий. - А у вас есть какой-то план?
- Я предлагаю вам бросить все это.
Короткая вспышка ярости слегка оживила его тусклый взгляд.
- Не говорите ерунды!
- Не слушайте его, Риган, - раздался голос Пеппера откуда-то сзади. Минутой позже он уже стоял между нами. - Он же ренегат, подлый предатель, как и его дружок.
До этого момента Пеппер спокойно наблюдал за нашей драмой, не произнося ни слова. Несомненно, его это забавляло, особенно когда Риган после моих слов бросился с угрозами к Джонсу. Я ожидал, что он вмешается, после моего предложения, ибо сдаться, так ничего и не сделав, было отнюдь не в его интересах.
- Я не сдамся, Холмс, - сказал Риган. - Я хочу видеть свою дочь.
Пеппер улыбнулся мне, уверенный в том, что его взяла.
- Вот это правильно, так ему и скажите.
- Риган, прекратите это, пока еще можете , - сказал я. - Вы сказали, что уважали Лестрейда, как достойного полицейского. Он сделает для вас все, что сможет, не правда ли, инспектор?
- Вы знаете, что это так, Риган, - откликнулся тот. - Даю вам слово.
- Слово легавого? - презрительно фыркнул Пеппер, готовый на все, лишь бы повернуть ситуацию в свою пользу. - Мы-то знаем, чего оно стоит, верно, Рикс? Ну-ка, Риган, дайте мне вашу бутылку. Я покажу вам, как быть с этими трусами.
Желание Пеппера исполнилось, хоть и не так, как он предполагал. Больной Риган, будучи уже на пределе, бросился на того, кто надоедал ему сильнее, чем другие.
Этот порыв был одновременно и предостережением и угрозой. Однако, Пеппер действовал так, как подсказывала ему натура. В направленном на него острие он увидел шанс на победу и схватился за бутылку. Риган такого не ожидал и изо всех сил вцепился в свое оружие. Я кинулся к ним, а потом на нас бросился и Рикс, и началась настоящая схватка за право обладания оружием.
Слабеющий Риган вскоре был прижат к земле, и моя хватка тоже уже ослабла. Стекло было скользким от пота и крови, ибо пытаясь схватиться за него, мы кромсали свои пальцы об острые края этого осколка. Мы все кружились в этой веселой, кровавой джиге, пока Рикс не зажал мою шею словно тисками, грозя придушить меня. И даже когда у меня почти темнело в глазах, я все же старался не отпускать из рук бутылку, уверенный в том, что если я дрогну, Пеппер, не тратя ни минуты, использует это против всех нас. Потом, когда я уже решил, что наверняка сейчас умру, я услышал из соседней комнаты звук открывающейся двери и топот множества бегущих ног.
По глазам Пеппера я понял, что ему известно то, что мы сделали. Он так же понимал, что времени у него не много. И в те короткие секунды, пока охранники не ворвались в эту комнату, он наотмашь ударил меня по лицу и преуспел в том, что не удалось когда-то сделать охране - выбил мой шатающийся зуб. Я выпустил из рук бутылку, и мы с Риксом, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, покатились под ноги ворвавшимся охранникам.
Все закончилось очень быстро. Я услышал крик боли, так может кричать человек, врасплох застигнутый смертью, а вслед за этим загремели выстрелы. Сзади меня Рикс издал стон и его тело обмякло. Сейчас, когда всем своим внушительным весом он рухнул на мою спину, мне оставалось только одно. Я упал под его весом, едва не задохнувшись. Это было довольно болезненно, и я никому не посоветовал повторить подобный трюк, но оглядываясь на прошлое, я могу с уверенностью сказать, что это спасло мне жизнь.
В конечном счете, уже не важно, было ли сделано все последующее по приказу Мерридью или нет. Ворвавшись в комнату, его люди отреагировали должным образом на открывшуюся их взорам картину. Увидев ссорившихся узников и связанных заложников, они действовали так, чтоб подавить первых и спасти вторых. Пригвожденный к полу, я видел, как вокруг меня падали тела. В воздухе ощущался сильный запах пороха и крови. И я чувствовал, как, просочившись из раны убитого, она пропитала и мою одежду. Эта комната теперь походила на бойню.
Риган, Рикс и Пеппер были убиты так же, как Типпет, и на какую-то минуту я был обманут протяжными стенаниями Джонса и решил, что ему удалось избежать худшего. Я все понял лишь, когда увидел его, прислонившегося к стене, возле которой я и видел его в последний раз. Стена защитила его от пуль, но не от Пеппера, который в последние секунды перед вмешательством охраны добился, чего хотел, воткнув зазубренный край бутылки в живот Джонса. Его стоны говорили о том, что он все еще жив, и если уговорить доктора Мартина приложить усилия, то его жизнь еще можно спасти.
Что касается меня, то единственным человеком, заинтересованном в том, чтоб я выжил, был Лестрейд. И это он, освободившись , наконец, от своих веревок, стащил с моей спины мертвое тело и осторожно ощупал меня, ища раны. Я был весь в крови, в ссадинах, с выбитым зубом, но во всем остальном был практически невредим. На лице инспектора на минуту отразилось огромное облегчение, но от него не осталось и следа к тому времени, когда подошедшие охранники рывком подняли меня на ноги и связали мне руки. Если они и были грубы, то ничего другого я и не ждал. Лестрейд весьма благоразумно промолчал даже после того, как меня ударили под ребра, приберегая свой гнев для равнодушного и безразличного ко всему мистера Мерридью.
- Черт возьми, о чем вы только думали?- проревел он. - Вы могли бы так всех нас тут убить.
- Есть возражения, инспектор?
- Еще бы, черт возьми! Зачем было убивать этих заключенных?
На губах Мерридью появилась измученная, терпеливая улыбка.
- Эти люди, угрожавшие вашей жизни, были опасными преступниками. Что еще могли мы сделать?
- До этого бы не дошло, если б вы позволили Ригану увидеться с дочерью.
- Это было бы довольно затруднительно. - Его улыбка стала шире, видно было, что он получает злорадное удовольствие от того, что ему известно нечто такое, чего еще не знал инспектор. - Дочь Ригана умерла в тот же день, когда он получил письмо от жены.
Лестрейд воззрился на него, видимо, совершенно потрясенный услышанным.
- И вы ему так и не сказали об этом? Что же вы за человек?
- Практичный, - мягко ответил Мерридью. - Мой долг - поддерживать порядок в тюрьме. А если б Риган про все узнал, он начал бы буйствовать.
- Боже сохрани, - сказал Лестрейд с сарказмом. - Вместо этого он попытался сбежать, в результате чего погиб. Вы считаете такой исход более предпочтительным, сэр?
- Я считаю, что мои люди действовали верно. Они сделали то, что должны были сделать.
- Абсолютно с вами согласен, - сказал доктор Мартин таким тоном, что сразу стало ясно, что это тяжкое испытание никак не сказалось на его высокомерии. - Риган был маньяком, он был безумен.
- Ничего подобного, - возразил я.
За свою дерзость я получил затрещину по затылку, нанесенную с такой силой, что я упал на колени. Тут у меня хлынула кровь из дупла некогда здорового зуба, он попала мне не в то горло, и я закашлялся так, словно у меня была чахотка. Сплюнув кровавую пену, я услышал возгласы отвращения, и охранники поспешили отойти от меня подальше.
- Уведите отсюда этого человека, - приказал Мерридью. - Я хочу, чтоб его за это высекли.
- Я понимаю, но вам придется меня выслушать, - вмешался Лестрейд. - Если бы не Холмс, нам бы всем тут перерезали горло.
- Не обманывайтесь, инспектор. Он ничем не лучше остальных.
- Если б он не удерживал этих негодяев, то вам бы некого было спасать. И я напишу об этом в своем рапорте, мистер Мерридью. Я предложу министру внутренних дел и инспектирующим судьям пересмотреть приговор этого молодого человека за то, что он сделал здесь сегодня.
- Инспектирующие судьи известны тем, что их почти невозможно в чем-то убедить, - уверенно произнес Мерридью. - Прежде мои решения никогда не вызывали у них вопросов, и полагаю, что при нынешних обстоятельствах они сочтут мои действия справедливыми. Что касается Холмса… - Он бросил на меня неприязненный взгляд. - Ворд, уведите его и соберите людей во дворе. Я хочу, чтоб они видели, что происходит с заключенными, которые нарушают правила.
- Отмените этот приказ! - воскликнул Лестрейд. - Мерридью, вы, кажется, меня не поняли.
Но его напряженное лицо и натянутая улыбка говорили о том, что он , как раз наоборот, все понял.
- Я могу понять ваше беспокойство, мистер Лестрейд, но у вас нет права распоряжаться здесь.
- Если я не ошибаюсь, мистер Мерридью, на дверях этого заведения все еще висит табличка, надпись на которой гласит «Тюрьма Ее Величества». И будучи таким же верноподданным Ее Королевского Величества, как и вы, я приказываю вам не причинять этому человеку никакого вреда до тех пор, пока вы не получите иного распоряжения. Если хоть волос упадет с его головы, я об этом узнаю. Понимаете меня?
Лестрейд был на голову ниже Мерридью, но рост не имел никакого значения, когда речь шла о демонстрации авторитета. Мерридью, будучи тираном в собственном доме, вынужден был признать силу власти, превышающей его полномочия. Он заговорил снисходительным тоном, бросив ненавидящий взгляд на Лестрейда и презрительный - на меня.
- Очень хорошо, - нехотя произнес он. - Отведите пока Холмса в одиночную камеру. И кто-нибудь, ну сделайте что-то с этим непрекращающимся нытьем Джонса!
- Доктор, вы его слышали, - веско заметил Лестрейд.
- У меня встреча в моем клубе, с моим коллегой по частной практике, - сказал Мартин. - И почему я должен терпеть неудобства из-за того, что Джонс имел глупость дать себя проткнуть этой бутылкой?
На Лестрейда это заявление слабо подействовало.
- Не знаете, почему, док? Тогда я поясню. Если вы будете спокойно стоять и смотреть, как этот человек умирает, то вашей благонадежности не будет достаточно даже для того, чтоб торговать какими-нибудь знахарскими снадобьями на Лондонском Мосту, не говоря уже о том, чтоб вновь заняться врачебной практикой.
Мартин побледнел и взглядом стал искать поддержки у Мерридью. Но видя, что никто ему не поможет, он тогда с величайшей неохотой отправился на помощь раненому, оттолкнув охранника, который зажимал рану Джонса, и кровотечение началось с новой силой. Если его действиям и не доставало того сострадания, какого можно было ожидать от человека его профессии, и это заставляло Джонса стонать еще громче, то, по крайней мере, он все же обеспечивал раненному хотя бы минимальный уход и помощь.
Но я подозревал, что он делал это только потому, что был вынужден. Как только Лестрейд уедет, я не слишком высоко расцениваю шансы Джонса на выживание, если он останется здесь, учитывая то, что над ним нависло некое тайное распоряжение покончить с ним. Небрежность и инфекция также верно могли убить человека, как любой из кровожадных способов Пеппера.
Должно быть, то же самое пришло в голову и Джонсу, ибо, когда меня выводили из комнаты, я услышал, как он зовет Лестрейда. Несмотря на боль от раны, он все же помнил то, что я сказал ему. При поддержке Лестрейда, который будет, как минимум, возмущен, я очень надеялся, что Джонс покинет Постерн под бдительным надзором инспектора. А в ближайшем времени я надеялся и сам к ним присоединиться.
Но был уже не настолько уверен, как скоро это произойдет. Я провел ночь и большую часть дня в полном уединении. Меня бросили в камеру, словно грязную рубашку и потом , кажется, благополучно забыли обо мне. Я не ел и не пил. Лежал все в той же одежде, потемневшей и одеревеневшей в тех местах, где она была запачкана кровью. С наступлением холодной ночи ко мне вновь вернулся кашель, начав терзать мое больное горло, и начисто лишил меня сна.
Пришло и прошло утро, а потом на смену дню пришли сумерки зимнего вечера. День был столь же монотонным, сколь и бесконечным, и его не оживляло даже шарканье башмаков по тюремному двору внизу, ибо после неудачной попытки Ригана сбежать все сидели по камерам. Где-то, в другой части тюрьмы, приговоренный к смерти отсчитывал часы своего последнего дня в этих стенах. Или же, если мои подозрения были верны, он был уже далеко от Постерна, а его место занял один из тех трупов, что так услужливо преподнесли вояки Мерридью.
Мне также было интересно, когда придет Лестрейд или же он намерен был оставить меня в камере до тех пор, пока все не будет готово. Так я промучился несколько часов, пока, наконец, когда солнце не пролило луч света на начинающие светлеть небеса, в замке не заскрежетал ключ и неулыбчивый охранник сказал мне, что пришел приказ о моем освобождении.
Я вышел бы из Постерна прямо, как был сейчас, но во всем должен соблюдаться порядок. Мне принесли жесткого цыпленка и , наверно, недельные клецки с чашкой чуть теплого чая. Покончив с едой, я должен был вымыться - было бы слишком великодушно назвать теплой температуру этой воды - после чего мне вручили довольно сносный костюм, мой собственный был сожжен по распоряжению доктора. То, что он мне подошел, было не менее удивительно, чем хорошее качество этого костюма; я мог только предположить, что все это были манипуляции Лестрейда, как средства выражения его благодарности после нашего опасного приключения.
Последним актом во всей этой канители была беседа с Мерридью , перед тем, как я вернусь в мир законопослушных граждан. Я не ждал сердечного прощания; то, что меня выпускали досрочно, якобы за мое участие во вчерашних событиях, должно быть, не давало ему покоя. Я старался держать при себе эту мысль, да и любую другую, когда меня ввели к нему в кабинет. Не знаю, было ли тому виной тепло принятой мной ванны или плотная еда после дня полного поста, но я вдруг ощутил, что мне трудно сконцентрироваться. Сказывались тревоги последней недели и недосып, и все, что я мог сделать, это просто стараться держать глаза открытыми. Я был благодарен за предложенный мне стул; без него я мог бы и упасть.
Мерридью был поглощен своим обедом и не спешил начинать наш разговор. Мне пришлось дожидаться, пока он покончит с последним ломтем ростбифа, капая подливкой на уже запачканную салфетку , засунутую за воротник. Сделав из стакана последний глоток, он удовлетворенно вздохнул и отставил его в сторону. Затем обратил свое внимание на меня.
- Похоже, вчера вы приобрели друга в лице этого инспектора, - сказал он.
Его голос ничего не выражал, лицо было непроницаемо. На мой взгляд, он был чересчур учтив, и во мне впервые затрепетало сомнение.
- Недавно доставили приказ о вашем освобождении, - продолжал он.- Вы заслужили помилование. Вы везучий человек, мистер Генри Холмс.
Он широко улыбнулся, обнажая клыки, которые сейчас почему-то показались мне до странности похожими на волчьи. И этот желтый отблеск, что я заметил в его глазах? Я заморгал и постарался сфокусироваться на его лице, но его образ задрожал и стал расплываться у меня перед глазами, словно я смотрел на него сквозь воду.
- Жаль, что вас никто не ждет. Вы ведь сказали доктору Мартину, что у вас нет семьи? - Он почти разговорился. - И возлюбленной тоже нет?
Мне пришлось покачать головой, ибо голос мне отказал.
- Простите меня за эти слова, мистер Холмс, но человеку в вашем положении следует сближаться с людьми, заводить знакомства. Не хорошо, когда человек совершенно одинок в этом мире. Это делает его… уязвимым. - И вновь улыбка, такая же лицемерная, как всегда, поплыла у меня перед глазами. - Да вы еще и больны. Что ж, должен сказать, что вы смелее меня. Мне не хотелось бы умереть в одиночестве. - Он засмеялся, будто бы нашел такую перспективу довольно забавной. - Но тут мы можем вам помочь, молодой человек. Священное писание советует нам давать умирающим утешение, и я думаю, что мы с радостью вам поможем.
В какой-то момент этой односторонней беседы до меня вдруг дошло, что меня чем-то опоили, и от смятения я быстро перешел к совершенно бессознательному состоянию. В моей голове пульсировала единственная, крайне бесполезная мысль, что надо попытаться сбежать, но ноги не слушались меня так же, как и язык. Я сполз на пол, уже близкий к полной бесчувственности, и тут Мерридью поднялся , обошел стол и встал надо мной.
- Видите ли, мистер Холмс, все дело в этом помиловании, - пояснил он. - Оно слишком ценно, чтоб тратить его на такого грязного мошенника, как вы. Если мы вас выпустим, через пару месяцев вы вновь попадете в тюрьму. Тогда как мистер Морган даже не был ни разу в жизни оштрафован, и вот теперь он оказался в, так сказать, «затруднительном положении». Так что мы подумали, что поскольку у вас с ним один размер и телосложение, ему следует занять ваше место, а вам - его. Мы выпустили его на свободу полчаса назад, и вот вы здесь. Ведь вы же не возражаете?
Он опустился на колени рядом со мной и, расстегнув мой воротник - чего в своем ослабевшем состоянии я не смог предотвратить - прижал пальцы к пульсирующей ниточке у меня на горле, чтоб прощупать еле заметный пульс.
- Да, очень хорошо, - констатировал он. - Прошло около двадцати минут с тех пор, как вас накормили, вполне достаточно, чтобы хлорал начал действовать. Вы чувствуете усталость, не правда ли, мистер Холмс? Почему бы вам не закрыть глаза? Еще не готовы? Ну же, не стоит бороться со сном. И вам не стоит беспокоиться о том, что будет завтра. Я позабочусь о том, чтоб доктор Мартин дал вам достаточную дозу для того, чтоб вы вели себя тихо. Всего этого не пришлось бы делать, если б не наш палач. Странный он тип. Будет настаивать, чтоб заключенный был жив во время казни. - Он рассмеялся. - И заметьте, сейчас это быстро, не то, что раньше, когда они висели целую вечность. И увидите, теперь так лучше и для вас, а то исходя из того, что вы кашляли кровью , доктор заключил, что у вас чахотка.
Он опустил ладонь мне на лоб, и его пальцы надавили на мои веки, принуждая их опуститься. Он продолжал говорить, хотя его слова были еле слышны, словно он был далеко от меня и с каждой секундой удалялся все дальше и дальше.
- Смотрите на это так, мистер Холмс, вам лучше уйти быстро, чем медленно сгорать. И так будет лучше и для мистера Моргана, здорового джентльмена, которого ждет богатое наследство. Должен сказать, что, в конечном счете, все совершилось ко всеобщему благополучию.

А сейчас предоставлю слово автору)

А теперь вернитесь мысленно к Прологу, ибо мы дошли как раз до этого момента. Говорят, что тринадцать число несчастливое, но не окажется ли тринадцатая глава и впрямь фатально роковой для мистера Холмса?

Продолжение в Главе 13