Уилки Коллинз - "Женщина в белом" и "Лунный камень"
Вообще неплохо было бы к моим мозгам подключить записывающее устройство. Мысли порой льются просто потоком.... Когда бегу к метро, еду в метро, мою посуду и так далее. А вот сядешь чего-то написать и будешь ломать голову.
Я написала (боюсь довольно бессвязно) про фильм "Женщина в белом", а теперь хочу немного сказать о книге. Я за нее схватилась сразу же, как посмотрела кино. Еще и потому, что не во все там врубилась, возможно, и благодаря возрасту.
Если немного вернуться к кино-теме, то хочу сказать, что была потом еще рецензия на фильм все в том же "Советском экране". Довольно хвалебная. И вот в этой рецензии было написано буквально несколько строк про Уилки Коллинза. А мне запомнилось вот что. Хотя Коллинз был автором множества книг, в завещании он указал, чтобы на его надгробии была упомянута лишь одна - "Женщина в белом".
Наверное, эта книга относится к разряду наиболее мною любимых. Уже судя по ее виду)) В таком состоянии книг у нас немного -Холмс, Мушкетеры и вот она.
Чувствую, что про фильм я написала как-то неубедительно. Так что про книгу попробую как-то пологичнее что ли написать.
Кроме загадочного сюжета и романтических отношений Уолтера и Лоры, мне еще безумно нравится здесь язык. Сам язык книги, видимо, великолепный перевод и еще стиль. Вот у Коллинза можно учиться тому, как он пишет от первого лица. Такой стиль повествования у него, как минимум , в двух книгах - в "Женщине в белом" и в "Лунном камне".
Вся книга как бы делится на части и каждая часть это рассказ того или иного персонажа. И вы понимаете, что то, как говорит Мэриан Голкомб, в корне отличается от речи кухарки Эстер Пинхрон. И совершенно замечательно, когда одного и того же человека разные лица описывают с совершенно разных сторон.
Признаюсь сразу - я обожаю здесь те места, где Уолтер Хартрайт говорит о своей любви. Естественно, в фильме этого не могло быть никоим образом, и я была совершенно очарована, прочитав эти строки, и читая их, представляла уже себе лицо Абдулова. Повторю, книга написана в совершенно необыкновенном стиле и вот эти признания, они такие сентиментальные...
" Это признание нетрудно сделать, ибо моя сердечная тайна, наверно, стала уже явной. Моя слабая, неудачная попытка описать мисс Фэрли, конечно, уже выдала меня. Так бывает со всеми нами. Наши слова - великаны, когда они во вред нам, и карлики, когда мы ждем от них пользы.
Я любил ее.
О, как хорошо знакома мне та скорбь и та горечь, которыми полны эти три слова! Я могу вздохнуть над моим печальным признанием вместе с самой сострадательной из женщин, читающей эти слова и сожалеющей обо мне. Я могу засмеяться над ними так же горько, как и самый черствый мужчина, который отнесется к ним с презрением. Я любил ее! Сочувствуйте мне или презирайте меня, но я признаюсь в этом, твердо решив сказать всю правду."
"Однажды вечером мы расстались, как обычно. Никогда за все это время ни одного слова о моем чувстве к ней не слетело с моих губ, никогда ничем я ее не потревожил. Но назавтра, когда мы встретились, она сама была другая со мной, она изменилась ко мне - и благодаря этому я все понял.
Мне и сейчас трудно открыть перед всеми святая святых ее сердца, как я открыл свое. Скажу только, что в ту минуту, когда она поняла мою сердечную тайну, она поняла и свою. За одну ночь ее отношение ко мне изменилось. Она была слишком благородна и искренна по своей натуре, чтобы обманывать других и самое себя. Когда смутная догадка, которую я старался усыпить, впервые коснулась ее сердца, ее правдивое лицо выдало все и сказало мне открыто и просто: «Мне жаль вас, мне жаль себя».
Еще там мелькают такие фантастичные картины, которые относятся чаще всего к каким-нибудь снам, нечто такое иносказательное. Так причудливо выглядит сон Мэриан, в котором она видит Хартрайта:
«Я снова увидела его. Он все еще был в лесу. Число его несчастных товарищей сократилось до нескольких человек. Храм исчез, идолов не стало, - вместо них среди дремучего леса появились темные фигуры низкорослых, уродливых людей. Они мелькали за деревьями со стрелами и луками в руках. Снова испугалась я за Уолтера и вскрикнула, чтобы предостеречь его. Снова обернулся он ко мне с непоколебимым спокойствием: «Я иду по предназначенной мне дороге. Жди меня. Стрелы, которые сразят других, пощадят меня».
В третий раз увидела я его на затонувшем корабле, севшем на риф у диких песчаных берегов. Переполненные шлюпки плыли к берегу, он один остался на корабле и шел ко дну вместе с судном. Я крикнула ему, чтобы он бросился к шлюпке, чтобы постарался спастись! Его спокойное лицо обернулось ко мне, недрогнувший голос произнес прежний ответ: «Еще шаг на пути. Жди меня. Воды, поглотившие других, пощадят меня».
Я увидела его в последний раз. Он стоял на коленях у надгробного памятника из белого мрамора, и тень женщины, окутанной вуалью, поднялась из могилы и стала подле него. Неземное спокойствие, отражавшееся на его лице, сменилось страшным отчаянием. Но голос с прежней неотвратимостью донесся до меня. «Тьма сгущается, - сказал он, - но я иду все дальше. Смерть уносит добрых, прекрасных, юных, щадя меня. Губительная болезнь, разящие стрелы, морские пучины, могила, в которой погребены любовь и надежда, - все это вехи на моем пути, они ведут меня все ближе и ближе к концу».
Возвращаясь именно к разным стилям изложения хочу еще сказать о двух совершенно примечательных персонажах. Это дядюшка Лоры мистер Фэрли, тот самый, которого играет Ричардсон, а в нашем фильме Владимир Зельдин. Это такой изнеженный немолодой джентльмен, который нервничает и раздражается от малейшего шума.
Соответственно выглядит и его рассказ:
«Несчастье моей жизни заключается в том, что никто не хочет оставить меня в покое.
Зачем - спрашиваю я всех и каждого, - зачем беспокоить меня? Никто не отвечает на этот вопрос, никто не оставляет меня в покое. Родственники, друзья, посторонние постоянно надоедают мне. За что? Что я им сделал? Я задаю этот вопрос самому себе, задаю этот вопрос моему камердинеру Луи пятьсот раз на день: что я им сделал? Ни я, ни он не можем на него ответить. Просто удивительно!
Теперь мне надоедают, непрерывно приставая, чтобы я написал этот отчет. Разве человек в моей стадии нервного расстройства способен писать какие-то отчеты? Когда я привожу это весьма основательное возражение, мне говорят, что некоторые серьезные события, касающиеся моей племянницы, произошли при мне и поэтому именно я должен описать их. В случае, если я не смогу принудить себя исполнить просимое, мне угрожают такими последствиями, одна мысль о которых ввергает меня в полную прострацию. Право, нет нужды угрожать мне. Разбитый своими недугами и семейными неурядицами, я не способен сопротивляться. Если вы настаиваете - вы злоупотребляете моим бессилием, ведь я уже уступил! Я постараюсь припомнить, что смогу (протестуя!), и написать, что смогу (также протестуя!), а то, что я не смогу припомнить и написать, моему камердинеру Луи придется припомнить и написать вместо меня. Он осел, а я инвалид, и мы вместе, наверно, наделаем массу ошибок. Как унизительно!»
И наконец, главный злодей этого романа граф Фоско - чрезвычайно впечатляющая фигура, со своими ручными мышами и прочими питомцами, со своей язвительностью, обращающийся к жене «Элеонора, великолепная жена моя» и тайно и безнадежно влюбленный в Мэриан. Читать его рассказ было особым удовольствием:
«Узы дружбы, связывающие меня с Персивалем, в те дни были еще теснее благодаря трогательному сходству нашего материального положения. Мы оба нуждались в деньгах. Непререкаемая необходимость! Всемирная потребность! Есть ли на свете хоть один цивилизованный человек, который бы нам не сочувствовал? Если есть, то каким черствым он должен быть! Или каким богатым!
Я не буду входить в низменные подробности этой прискорбной темы. Мысль моя с отвращением отшатывается от нее. Со стойкостью древнего римлянина я показываю свой пустой кошелек и пустой кошелек Персиваля потрясенному общественному взору. Позволим этому факту считаться раз и навсегда установленным и проследуем дальше.
В усадьбе нас встретило изумительное, великолепное существо, имя которого, вписанное в мое сердце, - «Мэриан», имя которого, известное в холодной атмосфере светского общества, - мисс Голкомб.
Боги небесные! С какой неописуемой стремительностью я стал обожать эту женщину! В свои шестьдесят лет я боготворил ее с вулканическим пылом восемнадцатилетнего. Все золотые россыпи моей богатой натуры были безнадежно брошены к ее ногам. Моей жене - бедному ангелу, моей жене, которая обожает меня, доставались всего только жалкие шиллинги и пенсы. Таков Мир, таков Человек, такова Любовь!
В зрелом, шестидесятилетнем возрасте я громогласно делаю это беспримерное признание. Юноши, я взываю к вашему сочувствию! Девушки, я надеюсь на ваши слезы!»
Кстати, наверное, если сначала прочитать книгу, то, наверное, наш киношный Фоско может не понравиться. Чего-то ему не хватает, на мой взгляд. Грубоват он там.
Ничего не расписываю про сюжет, потому что вскользь уже коснулась его, говоря о фильме
.
Но в качестве приложения хочу сказать еще об одной книге Коллинза. Речь идет о «Лунном камне». Для наглядности приложу несколько иллюстраций из моей книги.
Так вот, эта книженция появилась в доме вместе с той самой, знаменитой моей книгой о Холмсе, обе были из Библиотеки приключений. И она упоминается в предисловии к Дойлю.
Я открыла, увидела изображенных индусов и рассказ о какой-то битве при Майванде, после чего закрыла ее и долго к ней не возвращалась. На этот раз, на путь истинный меня наставила бабушка, которая, видя, что я отложила книгу в сторону, прочла ее сама с большим интересом и даже пыталась своими словами пересказать мне начало. Короче, я прочла ее.
Книга совершено очаровательная. Она также, как и «Женщина в белом» состоит из рассказов разных людей. После вышеупомянутого мной рассказа об индийском сражении, действие переносится в английское поместье, где в день рожденья прелестной мисс Рэчел у нее был похищен алмаз, доставшийся ей по наследству. Поднимается суматоха и после того, как полицейский инспектор ничего не смог сделать, в поместье приезжает знаменитый сыщик Кафф. И вот этот самый сыщик - точно дедушка Холмса и внешне и даже по каким-то своим повадкам. У него есть хобби - выращивание роз и он ужасно худой
«Когда я стоял у домика привратника, со станции подъехала извозчичья карета, и из нее вышел седоватый пожилой человек, до того худой, что, казалось, у него нет ни одной унции мяса на костях. Одет он был в приличное черное платье, с белым галстуком на шее. Лицо его было остро, как топор, а кожа такая желтая, сухая и поблекшая, как осенний лист. В его стальных светло-серых глазах появлялось весьма неутешительное выражение, когда они встречались с вашими глазами, - словно они ожидали от вас более того, что было известно вам самим. Походка его была медленная, голос меланхолический; длинные сухощавые пальцы были крючковаты, как когти. Он походил на пастора, на подрядчика похоронного бюро - на кого угодно, только не на того, кем он был. Большей противоположности инспектору Сигрэву, нежели сыщик Кафф, и полицейского с менее успокоительной наружностью (для встревоженной семьи), сколько бы ни искали, вы не могли бы найти.»
В романе есть разумеется и влюбленная пара, довольно трогательная,
и несчастная любовь, и даже предшественник Уиггинса:
«-Твое имя? - спросил сыщик, начиная допрос по всем правилам.
- Октавиус Гай, - ответил мальчик. - В конторе меня называют Гусберри из-за моих глаз.
- Октавиус Гай, иначе Гусберри, - продолжал сыщик с чрезвычайной серьезностью. - Тебя хватились вчера в банке. Где ты был?
- С вашего позволения, сэр, я следил за одним человеком.
- Почему ты не сказал мистеру Бреффу то, что ты увидел?
- Я не успел никому сказать об этом, сэр, он вышел очень быстро.
- А ты побежал за ним?
- Да, сэр.
- Гусберри, - сказал сыщик, гладя его по голове, - у тебя есть кое-что в голове - и это не вата. Я очень доволен тобой до сих пор.
Мальчик покраснел от удовольствия»
Там еще совершенно таинственная местность - коварные зыбучие пески, правда, в конце романа действие переносится в Лондон.
Вообще, главное достоинство этой книги, кроме того, что ее просто очень приятно читать)) ,именно опять таки довольно оригинальные персонажи, практически все они очень интересные личности и здесь вновь очень самобытный язык и манера изложения. Я не буду естественно ничего пересказывать и говорить кто преступник, а лишь при помощи цитат обращу ваше особое внимание еще на двух замечательных персонажей.
Один из них - это мисс Клак, святоша и любительница различных благотворительных обществ и обожающая чтение душеспасительной литературы:
«Любезным моим родителям (оба теперь на небесах) я обязана привычкой к порядку и аккуратности, внушенной мне с самого раннего возраста.
В это счастливое, давно миновавшее время я обучена была опрятно держать волосы во все часы дня и ночи и старательно складывать каждый предмет моей одежды в одном и том же порядке, на одном и том же стуле и на одном и том же месте у кровати, прежде чем отправиться на покой. Запись происшествий дня в моем маленьком дневнике неизменно предшествовала складыванию одежды.
Вечерний гимн (повторяемый в постельке) неизменно следовал за этим. А сладкий сон детства неизменно следовал за вечерним гимном.
В последующей жизни - увы! - вечерний гимн заменили печальные и горькие размышления; а сладкий сои вытеснили тревожные сновиденья, заставлявшие меня беспокойно метаться по подушке. Но привычку складывать свою одежду и вести дневничок я сохранила и в последующей моей жизни.»
И, наконец, мой любимый персонаж - дворецкий Беттередж. Если честно, я даже переводя "Детство", подумывала о нем . При слове "дворецкий" я сразу вспоминаю его. Это совершено уникальный очаровательный старикан, с замечательным юмором и какой-то своей философией. Ориентироваться на жизненном пути ему всю жизнь помогала любимая книга «Робинзон Крузо». И лучше предоставить слово ему самому.
«Женщина, на которой я остановил свое внимание, занималась хозяйством в моем коттедже. Звали ее Селина Гоби. Я согласен с покойным Уильямом Коббетом относительно выбора жены. Смотрите, чтобы женщина хорошо пережевывала пищу и имела твердую походку, - и вы не сделаете ошибки. У Седины Гоби было все как следует во всех отношениях, и это было одною из причин, почему я женился на ней. Было у меня и другое основание, до которого я додумался. Когда она была незамужем, я должен был платить ей жалованье и содержать ее. Сделавшись моей женой, Селина должна была служить мне даром. Вот с какой точки зрения я посмотрел на это. Экономия с примесью любви. Я изложил это миледи надлежащим образом, так, как излагал самому себе.
- Я думал о Селине Гоби, - сказал я, - и мне кажется, миледи, что мне будет дешевле жениться на ней, чем содержать ее в услужении.
Миледи расхохоталась и ответила, что не знает, что для нее более оскорбительно, мой ли способ выражения или мои правила. Я полагаю, ей это показалось смешным по причине, которой вы понять не можете, если вы не знатная особа. Не поняв ничего, кроме того, что мне позволено сделать предложение Селине, я пошел и сделал его. Что же сказала Селина? Боже ты мой, до чего мало знаете вы женщин, если спрашиваете об этом! Разумеется, она сказала «да».
«Вопрос о том, как мне надлежит начать рассказ, старался я решить двумя способами. Во-первых, я почесал в голове; это не повело ни к чему.
Во-вторых, посоветовался с моей дочерью Пенелопой, которая и подала мне совершенно новую мысль.
Пенелопа думает, что я должен начать с того самого дня, как мы получили известие, что мистера Фрэнклина Блэка ожидают к нам. Когда вы мысленно остановитесь таким образом на какой-нибудь дате, это удивительно, как ваша память подберет все нужные обстоятельства. Единственное затруднение состоит в том, чтобы вспомнить ход событий. Но Пенелопа предложила это сделать для меня, заглянув в свой собственный дневник, который ее обучили вести в школе и который она продолжает вести и по сей день. В ответ на мое предложение писать рассказ вместо меня, справляясь со своим дневником, Пенелопа вся вспыхнула и заметила со свирепым взглядом, что дневник ее предназначен только для нее самой и ни одно живое существо в мире не узнает, что в нем такое написано. Когда я спросил, почему, Пенелопа ответила:
- Так, батюшка!
А я говорю вам, что здесь не без каких-нибудь любовных проделок!»
Беттередж примечателен еще и тем, что заметил у себя новую болезнь , которую сам же назвал «сыскная лихорадка». Поэтому в расследовании он участвует наравне с сыщиком Каффом и даже помогает ему.
Хочу сказать насчет этих двоих. Беттередж очень преданный слуга, поэтому он всячески сопротивляется попыткам сыщика проникнуть в тайны семьи и добиться правды, но именно этим вызывает у него большое уважение. Помню, что когда читала, были у меня также мысли, что это какая-то предтеча Холмсо-Уотсоновских отношений.
"Вместо того чтобы обидеться, сыщик Кафф схватил мою руку и так крепко пожал ее, что пальцам моим сделалось больно.
- Клянусь небом, - торжественно воскликнул этот странный сыщик, - я завтра же пошел бы в услужение, мистер Беттередж, если бы имел возможность служить вместе с вами! Сказать, что вы простодушны, как ребенок, сэр, значило бы сделать детям комплимент, которого не заслуживают десять малюток из десяти"
После сыщика за расследование берется мистер Фрэнклин Блэк и Беттередж снова тут как тут.
«- Как вы себя чувствуете сегодня, Беттередж?
- Очень нехорошо, сэр.
- С сожалением слышу это. На что вы жалуетесь?
- На новую болезнь, мистер Фрэнклин, моего собственного изобретения. Не хотелось бы вас пугать, но и вы, вероятно, заразитесь этой болезнью нынешним же утром.
- Черт возьми!
- Чувствуете ли вы неприятный жар в желудке, сэр, и прескверное колотье на вашей макушке? А! Нет еще! Ну, так это случится с вами в Коббс-Голле, мистер Фрэнклин. Я называю это сыскной лихорадкой, и заразился я ею впервые в обществе сыщика Каффа.»
Надеюсь, что привела не слишком много цитат)). Хотелось показать все своеобразие книги. Добавлю еще, что это перевод Мариэтты Шагинян и у меня издание 1981 года. Говорю об этом потому, что даже в ее переводах разного периода есть некоторые расхождения, которые мне не очень понравились.
А под конец хочу еще сказать, что где-то в 90-е я узнала, что выходит собрание сочинений Уилки Коллинза. Ну, я с горяча купила сразу несколько томов, даже не несколько)). И что же? Да, там были тоже загадочные семейные истории. Но рассказаны они были сухо, деловито, там почти не было диалогов, и все повествование велось от третьего лица.Они очень походили на пастиши или фанфики. Я даже решила, что это подделка. Вопрос пока открыт - эти книги еще где-то пылятся. Просто хотела об этом сказать, если вдруг кто решит почитать другие книги этого автора. Могу рекомендовать только две вышеупомянутые книги.