Тайна Тэнкервилльского леопарда. Глава 2
Глава 2
- Вы охотитесь, мистер Холмс?
Вопросу, который задал мне бывший фельдмаршал Индийской армии ее Величества сэр Френсис Ффэрли-Финч, теперь ведущий жизнь гражданского лица и всей душой ненавидевший ее, явно не доставало энтузиазма. Судя исключительно по внешнему виду, я не оправдал надежд.
Мой ответ вполне подтвердил его теории.
- На гадких утят, - ответил я.
«Гадкий» было для них самое подходящее слово. Последний раз это происходило несколько лет назад в поместье отца Виктора Тревора , в Донифорпе, в Норфолке. Охота на уток была бы отличной, если бы там были какие-то утки. В конце этого печального дня, проведенного среди болот, когда мы то шлепали по грязи, шагая по топким низинам, то затаившись ,лежали, пытаясь выследить дичь, наша добыча была такова, что даже самый оптимистичный охотник сказал бы, что это весьма жалкое зрелище. Даже кухарка косо взглянула на наши трофеи.
Но, вероятно, маршала это бы в любом случае не впечатлило. Он думал о более крупной добыче, нежели дикие утки.
- Утки, ах, ну да, - задумчиво произнес он, словно бы упустил из виду, что бывают создания и меньше тигров.- В прошлом сезоне были отличные куропатки. Вы…?
И вновь его вопросу явно недоставало заинтересованности, хотя он и был столь же вежлив, что и первый. Что я мог сказать?Найти в центре Лондона шотландскую куропатку было столь же маловероятно, как и найти леопарда на Пиккадилли, к тому же живого. «Славное двенадцатое», как называют этот день охотники на куропаток, проходило мимо меня, не причиняя ни малейшего волнения круговерти моих занятий и перепалок с квартирной хозяйкой по поводу платы за квартиру. Лучшей добычей, которой я мог похвастать, был голубь, да и то только потому, что вздумал испустить последний вздох на моем подоконнике.
- Нет, - ответил я, решив, что должен сейчас сохранять лицо.- Моя работа не позволяет мне уехать из Лондона.
- Ах, да, ваша работа.
Он говорил так, точно знал, о чем говорит, хотя он явно мало понимал, в чем собственно состояла работа детектива-консультанта.Особенно, принимая во внимание, что сегодня моя работа это уже нечто большее, чем просто «консультация». Мне приходилось вмешиваться в ход этого дела более решительным образом, чем мне бы того хотелось. Однако, нужда заставит, когда нужно платить за квартиру и последний мой нормальный обед превратился уже в полузабытое воспоминание.
- Вы работаете с полицией?
Он хотел это знать, и было совершенно очевидно, что мне придется ввести его в курс дела.
- Неофициально, маршал. Но вы же понимаете, что рано утром здесь умер человек.
- Это всего лишь один из младших стюардов.
Я невзлюбил этого джентльмена с той минуты, как вошел в комнату. Подобные замечания лишь еще более усилили мою антипатию.
- Тем не менее, это человек, - повторил я.- Что вы можете мне о нем сказать?
Настал мой черед задавать вопросы без особого энтузиазма. То, что этот разговор вообще имел место, было абсурдной формальностью. Задавать вопросы об обслуживающем персонале Главе правления Тэнкервилльского клуба было все равно, что просить Ее Величество вникнуть в особенности характера сына углекопа.
Не надо быть гением, чтобы понять, что он был выбран на этот пост вероятнее всего потому, что обладал самым высоким воинским званием в этом заведении. И если его мало привлекала административная сторона этой роли, то звание респектабельного официального представителя клуба , явно, вдохновляло.
- Ну, он был молчалив и прекрасно справлялся со своими обязанностями, - рассеянно произнес фельдмаршал. - Члены клуба на него не жаловались.
Если бы такие жалобы были, то, возможно, тогда этому несчастному удалось бы избежать столь ужасного конца. Всего и нужно то было - один рассерженный член клуба, требующий уволить стюарда.
- Харди, кажется, так его звали, - рассеянно продолжал маршал. - Я знавал когда-то одного Харди, в Индии. Странный был малый. Постоянно выходил к завтраку в котелке.
- Того, кто здесь умер, звали Майкл Хардинг, - сказал я, возвращая его из воспоминаний в реальность. - Сколько он работал в клубе?
- Не долго. Полагаю, месяц или два.
- Кто его назначил?
- Должен бы бригадир Бёрнли.
- Должен бы? - переспросил я.
- Он умер, бедняга. Авитаминоз , наконец таки, свел его в могилу. Пару недель назад. Прекрасный офицер, хотя он не мог прострелить дыру в лестнице на расстоянии свыше десяти ярдов.
Мимоходом я поразился, как такой человек попал в армию, не говоря уже про Тэнкервилльский клуб. Либо он любил встречать своих врагов лицом к лицу, либо кто-то стрелял вместо него.
- Кто сейчас ведает назначениями на должности в вашем штате? - спросил я.
- Господи, да любой, пока мы не подыщем кого-нибудь, кто пожелал бы выполнять эту роль.
- Так ни у кого не возникнет вопрос, почему вы меня наняли?
- Нет, - нечетко произнес он, и это навело меня на мысль, что вероятно при этом удивленно приподнимется не одна бровь. Многовато для того, чтобы проскользнуть сюда незамеченным.
- Возвращаясь к мистеру Хардингу, - сказал я, - как вы объясняете его гибель?
Фельдмаршал пожал плечами.
- Несчастный случай. Такое случается.
До поры до времени я решил ничего на это не отвечать.
- А отметины на теле?
Он помолчал.
- На него напали на улице. Много раз видел, как такое случается. Смертельно раненный, он дотащился до клуба, зашел внутрь и здесь скончался.
Либо он считал меня не особо умным, либо искренне верил в то, что только что сказал. Я видел тело. Покойный Майкл Хардинг не в состоянии был дотащиться куда бы то ни было с вырванной гортанью и головой, прикрепленной к телу лишь жалкими лохмотьями кожи.
Но в любом случае пора было дать фельдмаршалу понять, какова ситуация.
- Со всем уважением,сэр, - начал я, добавив к своему тону нотку надменной презрительности, которую обычно приберегаю для тех, кто смотрит на кровавое убийство как на некоторое неудобство, мешающее ровному течению их спокойного существования, - лучше бы вам отнестись к смерти этого человека с большей серьезностью. У Скотланд Ярда есть веские основания подозревать в этом преступлении одного из членов Тэнкервилльского клуба, и в этом случае, сэр, вы покрываете убийцу.
Наконец, я получил ответ. Фельдмаршал сэр Френсис Ффэрли-Финч выпрямился в своем кресле и смерил меня недружелюбным взглядом. Он сбросил с себя свой апатичный вид и теперь я видел перед собой военного человека, требующий беспрекословного подчинения младших офицеров, как на поле битвы, так и за его пределами.И тем не менее, теперь был мой черед сохранять полную невозмутимость.
- Послушайте меня, молодой человек, - сказал он сурово. - Членов Тэнкервилльского клуба не в чем упрекнуть. Это немыслимо, нет, более того, невозможно, чтобы один из них совершил подобное злодеяние.
- Значит, вы допускаете, что это было убийство.
- Совершённое неизвестным или неизвестными, - признал он.
- И этот неизвестный фактор как раз беспокоит инспектора Лестрейда.
Я упомянул его имя, чтобы закрепить свой авторитет, подтвердить полномочия и напомнить фельдмаршалу, почему я здесь. Будучи не в силах продвигаться вперед через официальные каналы, Лестрейд был вынужден - я намеренно употребляю это слово, ибо он явно, был от этого не в восторге - просить меня, практически постороннего человека, наняться на работу в клуб и выведать , что за всем этим кроется.
После нашего визита в морг он отверг эту идею, когда я выдвинул свою теорию о смерти Хардинга, но к тому времени я был уже слишком заинтригован, и, забыв об осторожности, горел юношеским энтузиазмом докопаться до сути этой загадки. Мы расстались - Лестрейд ушел, думая о своих опасениях, а я - о своей цели, и уже через час предпринял кое-какие действия, прежде, чем идти в клуб в качестве скромного претендента на место стюарда.
Лестрейд считал, что я никому не известен, но это было не совсем так. Не то что бы я вызывал какое-то волнение среди преступного мира, омрачавшего на тот момент жизнь нашего города, но кое-кому было уже знакомо мое имя.
Когда у вас есть делающий карьеру старший брат, выполняющий бог весть какую работу и занимающий какую-то таинственную должность в столь же таинственном правительственном департаменте, то тут же распространяется весть о существовании младшего брата, у которого есть голова на плечах и довольно запоминающееся имя. Мистер Холмс был достаточно не приметен, но только не Шерлок. Одна случайная встреча и я буду опознан быстрее, чем вы успеете сказать «Джон Пиль».
Поэтому я немного изменил внешность на время своего пребывания в клубе. Волосы, которые обычно я зачесываю назад, я, разделив посередине пробором, густо смазал жиром, что придало мне вид елейного офисного клерка. Этот образ довершили дешевый твидовый костюм и роговые очки с простыми линзами.
Я бы еще добавил усы или бакенбарды, чтобы слегка походить на человека с сомнительной репутацией. Но так как круг моих обязанностей предполагал, что я буду работать в непосредственной близости с другими людьми, фальшивые бороду и усы не могут не заметить. Так как за такое короткое время я не успел бы отпустить собственные усы - есть пределы даже моим возможностям - то придется оставаться гладко выбритым в надежде, что никто не заметит смутное сходство глаз, которое есть у братьев, даже если во всем остальном они совершенно не похожи.
Я смотрел в зеркало на это странное существо с его поникшими плечами и опущенными вниз уголками рта и тут же подумал об имени. К сожалению, я больше не мог называться Шерлоком. Если верно то, что человек свыкается со своим именем, и оно становится его второй натурой, то отбрасывая свое, хоть и на время, я отказывался, таким образом, и от самой своей личности. До поры до времени она будет пребывать лишь у меня в уме, и мне будет не хватать этого человека, уверенности, с которой он бродил по городу с ожогами от кислот на пальцах, с выражением превосходства на лице и полным отсутствием денег в карманах. Теперь же я был непонятливым, скромным и безобидным Генри Холмсом.
Я уже презирал этого малого.
Однако, у него было одно преимущество над его тщеславным двойником: его незаметность. Я три раза прошел мимо Лестрейда и он так и не понял, кто я такой. Когда я открылся ему, он был поражен и признался, что принял меня за бездельника, от которого нельзя было ждать ничего хорошего.
Инспектор дал мне последние инструкции - к кому мне следует обратиться по поводу моего назначения, и вновь предостерегал меня быть осторожным и не рисковать - и мы разошлись, чтобы заняться каждому своим расследованием. В случае, если у меня появится какая-то информация, я должен был оставить записку в маленькой табачной лавке на Жермин-стрит. По словам Лестрейда, у него была договоренность с ее владельцем, что я спрошу «Особую судейскую смесь Джеймса» , оставлю записку и уйду.
Мне казалось, что заключать такое соглашение было довольно легкомысленно, но Лестрейд заверил меня, что в прошлом это неплохо срабатывало. Я спросил его, сколько раз уже это было, на что он ответил, что это будет первый. Как выяснилось, своей уверенностью в эту схему он был обязан тому факту, что у хозяина лавки имелось несколько своих скелетов в шкафу, на которые инспектор готов был закрыть глаза, в ответ на небольшое сотрудничество.
У меня были сомнения. Если владелец этой лавки был столь уступчив, то мои послания легко могут оказаться у любого, кто будет достаточно щедр и будет готов заплатить за пособничество. Однако, пока я не придумаю ничего лучшего, придется удовольствоваться этим.
С этим инспектор ушел, пожелав мне удачи и выразив искреннюю надежду на то, что вскоре он получит от меня весточку. Что до меня, то я надеялся, что покину это заведение еще до этого. Моя последняя попытка проникнуть в преступный мир, по крайней мере, позволяла мне высоко держать голову; жизнь артиста мюзик-холла, возможно, и не была слишком завидной, но , по крайней мере, никто не ждал, что я буду выполнять все капризы клиентов.
И плата там была выше: с моими расходами на три шиллинга в неделю далеко не уедешь. Единственный положительный аспект моей новой роли это то, что я смогу жить и питаться в самом заведении. С другой стороны, это означает, что мне, вероятно, не придется много отдыхать, так как находящейся под рукой прислуге может быть отдано приказание в любое время дня и ночи.
Вот почему я сидел возле старого усатого фельдмаршала в комнате, набитой шкурами животных, лисьими головами, чучелами птиц и невероятно большой щукой, висевшей в стеклянном футляре над головой этого джентльмена. Если его отношение к делу было характерным для всех членов клуба, то я понимал, почему Лестрейд был в отчаянии. Этот человек даже не пытался говорить уклончиво, ему было просто все равно.
Если я и узнаю что-нибудь о смерти Хардинга, то уж явно не у Ффэрли-Финча. Ради Лестрейда и во имя справедливого возмездия за убитого я надеялся, что смогу достичь больших успехов. Время покажет.
Однако, сейчас маршал потерял ко мне интерес. Что-то занимало его ум и ,судя по тому, как его взгляд вновь и вновь возвращается к подставке, где стоят графины с вином, он жаждал, чтобы я ушел и он мог в одиночестве выпить пару бокалов.
- Вы будете вести себя осмотрительно? - спросил он.
- Естественно. Вы никому не расскажете о причине моего присутствия здесь?
- Конечно, нет. Не хочу расстраивать членов клуба.
Это был странный мир, где ужасная смерть могла остаться незамеченной, но тайный соглядатай мог представлять причину для тревоги.
- Вам прежде случалось быть в услужении? - спросил маршал, на мой взгляд, несколько встревожено.
- Нет, - сознался я. - Но мне знакомы эти обязанности и я не боюсь тяжелой работы.
И это было правдой. Я всегда утверждал, что чтобы хорошо сыграть роль, надо полностью вжиться в нее. Ждать у стола и подавать напитки с такой же готовностью, как щенок подает шлепанцы своему хозяину, - это как раз то, чем Генри Холмс и занимался всю свою жизнь. Я слышал, как гордый Шерлок шепчет мне на ухо, как это все унизительно, но , если он хотел распутать эту тайну, то он должен принять такое положение вещей. Я твердо поставил его на место и покорился своей участи.
Кажется, это удовлетворило маршала, который позвонил и с каким-то неясным жестом и еще более непонятными словами, что на кухне обо мне позаботятся, сказал, что наш разговор окончен. Вскоре появился стюард, и меня выпроводили за дверь.
После чего этот малый окинул меня взглядом, в котором явно читалась неприязнь.
- Новенький, да? - спросил он.
- Меня зовут Холмс. Генри Холмс.
- Джеймс Кэмпбелл, - сказал он в ответ. - Вы что-нибудь смыслите в стряпне?
Это было не совсем то знакомство с моей новой жизнью, которого я ожидал. Я предвидел, что столкнусь с настороженностью, но не ожидал открытой враждебности. Если его коллеги отнесутся к моему назначению с таким же недовольством, то мне здесь придется нелегко.
А этот темноволосый стюард с угрюмым взглядом ждал ответа.
- Боюсь, что, нет, - правдиво ответил я, так как не считал, что моя попытка вскипятить воду, в результате которой я прожег в кастрюле дырку, делает меня шеф-поваром.
Он чертыхнулся.
- Только этого не хватало, - сказал он. - Еще один вечер мистера Уорбойса и его отварной баранины.
- Мистер Уорбойс - повар?
- Муж кухарки. У миссис Уорбойс снова расстройство желудка.
Явно, здесь лучше было бы не есть. Мне и без того было достаточно приключений, чтобы еще рисковать своим здоровьем.
- Ну, - сказал он, раздраженно хмыкнув,- мне следует представить вас другим. Ведь вы же не относитесь к числу этих ни на что не годных бездельников, мистер Холмс?
Я покачал головой.
- Хорошо. Потому что здесь вас заставят работать до седьмого пота и заездят до смерти.
Учитывая судьбу моего предшественника, я буду надеяться, что это утверждение не окажется пророчеством.